Паладины госпожи Франки

— Не слишком много.

— Мне не нужна твоя ложь. Ее запрещает и твой Бог, и мой. Покажи руки!

Он сдвинул к локтю один из ее рукавов. Теперь и я видел розоватые метины на ее коже, начавшие отливать в голубизну. Почти не касаясь, Идрис провел по ним изящными, длинными пальцами — и это движение, и сами его руки были столь же безупречны в своем совершенстве, как и всё в нем.

— Так я и думал. Считай, что те мертвые, которых вы оставили за собой, идут на покрытие ущерба. А теперь я слушаю. Повтори мне слово в слово то, что сказала Эргашу!

— Эргаш услышал не всё, высокородный Идрис. Тебе я скажу немного подробней. Мне нужно выручить мой живой залог, коль скоро он оказался непригоден для твоих целей. Нужно обшить наше судно медным листом изнутри, чтобы обезопасить его от рифов и от того груза, который мы хотим взять. А груз этот — земляное масло и защита от него. И еще нам нужны люди, которые умеют с ни обращаться и научат нас.

Он кивал после каждой фразы, снова прикрыв глаза веками.

— Через меня говорит мой супруг Даниэль и мои братья и сестры Леса: те, кто любит свою веру и поэтому никогда не осуждает веру других.

Тут он вскинул голову, лицо его просветлело и сделалось чуть озорным. Позже меня без конца удивляла присущая ему летучесть и страстность настроений и мгновенное отражение ее в мимике.

— Ты неплохо научена, дитя Юмалы. Хорошо! Поговорим по-настоящему. Пусть твой залог идет ко мне. Садитесь оба рядом. Помните, я отлично знаю, чего вы стоите и с оружием, и без него, но не боюсь.

— Отец Лео, сложите с себя свой вертел и давайте садитесь к нам, — скомандовала она. — Тезка, стерегите вход от кого бы там ни было… его, Идриса, именем.

Со своего места я слышал не всё, тем более разговор велся, как и прежде, на певучем лэнском диалекте, неуловимо гибком по тону и поэтому достаточно трудном для беглого понимания, но позже как-то связал сказанное, заполнив пробелы догадкой и вымыслом.

— Вот, каган эроский и всехристианнейший владетель Востока смотрят на то, как англы подминают под себя некогда свободные лэнские княжества, бывшие за Саир-шахом, и думают, что это война пуритан с мусульманами, одних иноверцев с другими, — говорила Франка с огромным внутренним усилием, как бы выталкивая слова из себя. — А потом оказывается, что лэнские мусульмане все ушли со своей родной земли на земли кагана-гябра, лэнские католики — да и кальвинисты! — толпами бегут к королю, а это кровная обида для Аргалида с его подельщиком, тем, кого он посадил на развалинах Лэн-Дархана. И еще одна обида им обоим нанесена: герцог Гэдойнский и Селетский не пожелал им помочь против тех, кого они зовут лэнскими разбойниками и кто просто ценит свою самость превыше всего, даже покоя и сытости. Ведь чужая земля всегда горит под ногами и комом стоит в горле того, кто ее держит силой.

— Наш каган помышляет бросить Алпамуту голову Саир-шаха, и домана Шайнхора, и его голову, — перебил ее Идрис, указывая подбородком на Леонара.

— Ну, положим, все их и даже мою еще добыть полагается, — пробурчал тот себе под нос, влезая в риторическую паузу, возникшую посреди плавного течения их речей. Франка помотала головой — умолкните.

— Да, ибо ваш каган считает, что откупившись, отведет от себя угрозу, — продолжала она, и ее голос сплетался с речами других и парил, опираясь на них, как птица на струю теплого воздуха. — Но так не бывало и не будет. От победы жиреют, но никогда не обжираются до отвала, лишь наращивают боевую мощь. Наш король, владетель Эдина и Эрка, ждет, я думаю, когда Аргалид попросит его защиты и поддержки в войне с гябрами, уповая подобрать то, чем пренебрег мой муж Даниэль. Однако такой союзник и вассал, как англичанин, будет надеяться при первом удобном случае сместить своего сюзерена и воцариться вместо него…

— Пусть надеется, женщина. Этого не будет, — Идрис опять усмехнулся, и светлый блик прошел по его лицу; но взор неподвижно застыл на губах Франки. — В чем ты права — войну этот англ начнет, и войну затяжную и кровавую.

— Только мой герцог может и хочет его остановить…

— Не пойму, в чем его личная корысть, — только ли в том, чтобы не быть съеденным. И почему это он так радеет за интересы Великого Динана, хотел бы я знать.

— Он бы сказал тебе, доман, что он торговец, а для успешной торговли нужен мир.

— Если это не торговля оружием.

Франка замялась с ответом. Тут вмешался Леонар:

— Я так понимаю, господин герцог слишком умен и дальновиден, чтобы связываться с запретными источниками прибыли.

— И, добавь еще, так благороден и так сторонится запретных средств ведения войны, что посылает жену их выпрашивать, — резко отпарировал Идрис, приподнимаясь с места.

Франка тоже встала. Один священник, как прежде, сидел на ковре, свернувшись калачиком.

— Я не выпрашиваю, а испрашиваю. И не запретное, а необходимое. И не для супруга моего, а ради равновесия мира Божьего и целостности Зеркала.

Леонар удовлетворенно хмыкнул в ответ на ее реплику и еще глубже зарылся носом в колени.

Потом они заговорили втроем на языке Степи, очень быстро и совсем уж непонятно для меня, перебивая друг друга и жестикулируя; причем если Леонар внешне казался самым спокойным (он лишь изредка выставлял голову из «черепашьего панциря» и рубил воздух широченной дланью), то Идрис, напротив, изъяснялся по преимуществу руками, как бы сплетая в воздухе изысканные фразы и периоды. И снова меня поразила красота малейших его телодвижений.

Наконец, Франка повернулась ко мне.

— Тезка, подойдите-ка и вы поближе. Идрис всё исполнит, что нам надобно, однако с одним условием: с ним заключат союз побратимства. Есть вещи, которые можно сделать лишь для своего второго, так сказать, метафизического «я».

— И что дальше?

— Дальше, мой милый, карты ложатся следующим манером. Отец Лео замаран неповиновением, его нужно сперва помиловать, а уж потом делать названым братом, но ведь прощать задаром наш Барс не намерен. Я — женщина, то есть либо сестра, либо жена, и к тому же слишком глубоко увязила коготки в совсем иной епархии. А вы человек посторонний, незапятнанный и чистый от обязательств. В самый раз годитесь.

— Послушайте, а что будет, если я откажусь?

— Да ничего уж не будет, тезка. Для всех нас троих.

Мы переглянулись.

— Ну что же, я готов, — сказал я обреченно. — Что надо делать?

— Поменяться с ним именами. Ну, конечно, все прочие будут звать вас по-прежнему, да и вы не обязаны соблюдать эту мену на людях. Главное, чтобы в сердце своем называть брата так же, как себя, понимаете? Я знаю, как этот обряд выполняют в Эрке, Леонар — как в Степи, а от вас требуется лишь повторять слова Идриса с необходимыми вариациями. А сейчас станьте друг против друга.

Я подошел к этому роковому красавцу, который тоже подвинулся навстречу, снимая тафью с головы. Мы уперлись лбами, и его черные локоны смешались с моими белобрысыми патлами, отросшими за время дивэйнского гостеванья.

— Теперь говорите.

Он начал первый:

— Нарекаю тебя именем Идрис ибн-Салих бану Ханиф, кровь от крови и плоть от плоти моей.

— Называю тебя Френсис из рода Роуверов.

— Всё, чем я обладаю, — жизнь, свобода, тайна и власть — всё твое, Идрис.

— И всё, чем я владею в этом мире, принадлежит и тебе… Френсис.