Палимпсест. Умаление фенечки

Первый владелец повязи твёрдо знал, что в дальние времена люди придумают такое изобретение, которое уже не потребует воскрешений. Что-то на уровне открытия (для себя) огня и изобретения колеса. Матфий видел такое в бесконечном волшебстве воды – возможно, это будет новое её состояние, соединение стихий, даже, как вариант, с огнём. И тогда каждый сможет прибегнуть к её помощи, пусть не постоянно, а несколько раз за время жизни и становления детей. Для такого не жалко никаких сил и в случае, если потребуется шествие на другие звёзды, создания там новых тварных существ и состояний.

В итоге всё сможет превозмочь вселенская гордая скромность: это великое непроизносимое сочетание позволяет соизмерить себя и каждого с вечным. «Гордая скромность» значит последовательное, спокойное, достаточное, неотделимое и невозможное к присвоению, пребывающее в безграничных глубинах истины взыскание града. Слитое воедино, сподвигающее, неиссякаемое…

В исцелённых и воскрешённых есть такой момент, когда чувство гордой скромности становится зримым, проявляет себя каким-либо знаком или символом, например стигматами. Тогда это знак для совершающего благое действие: сделано правильно, «пребудете вместе со Мною». Символы апостол замечал и познавал не всегда, но знание, что они проявлены, служило пищей. И в сытые, и в любые другие дни и времена.

Несколько раз Матфия на его путях грабили разбойники – однако никто из них не посчитал ценной невзрачную повязь. В такие ночи апостол плакал от счастья, слёзы падали на чудесные нити, но не могли замочить их.

…

Так же как и слёзы обладателя реликвии через две тысячи лет со странным прозвищем Домысливать.

Поводом к плачу становилось истончение жизненной ткани людского мира – не повязи, к которой он относился как к необходимой обузе, как к невыносимой для себя ответственности. При этом тот, кто передал ему этот предмет, рассказал о нём не всё. Его предшественник и сам не знал многого: за столетия канва божественного знания истёрлась.

Сам Домысливать боялся ещё не так передать знания. Он давно начал общаться с окружающими обрывочными фразами. Мотивом было благое помышление, что люди его понимают и сопереживают и способны додумать смысл его слов самостоятельно и, возможно, в более счастливом и светлом значении. Со временем, наблюдая разную реакцию, человек не расстраивался, считая это частью жизни, атрибутом бытия, таким же как в дороге пыль или ветер.

Но более всего хранитель боялся, что повязь может быть использована как оружие. Поэтому, когда он переводил людей через линию соприкосновения, Дом никому не рассказывал о себе и своей сокрытой миссии. И без того его считали чудаком – и к лучшему.

Продолжение главы 1

Хотя прошли не так много, но Роман и Ольга, пригревшись у костра, задремали. Света придвинулась к Дому и тихим голосом поведала ещё об одной своей цели.

– Я повесть написала, точнее, почти написала. Про нынешние обстоятельства, вы в ней главный герой, вместе с детьми. Хотя дети – невоплощённые души. Ну вы в процессе поймёте.

– Интересно. Практикующий писатель – нечасто встретишь такого зверя, – Дом посмотрел на девушку, не задела ли её такая шутка.

– Да, зверь мы, получается, редкий, – Светлана мгновенно настроилась на предложенную волну, тем более за свой пусть и небольшой опыт женского становления слышала много большие несуразности.

– А именно на вас как проводника мы нарвались случайно. Это правда совпадение. Я ведь давно о вас знаю. Там про всех нас сразу, ну и немного про меня, там девочка тоже Света. Сумбурно немного получилось, но я прошу вас её прочитать, дать редакторские предложения. Я специально для вас распечатала. И, чтобы вам легче было читать, вы отстройтесь от того, что это с вашим участием, считайте, что это другой, абстрактный герой, обобщающий образ, – девушка наговаривала заготовленную речь, а она, конечно, готовилась к этому разговору, как любой автор перед первым представлением своего произведения.

Предложение было необычного, но благородного свойства. Дому стало любопытно.

– Ну вы меня уговариваете. Не надо, – мужчина засмеялся. – Я согласен. На привалах буду читать понемногу. Я медленно читаю: стараюсь вдумываться, прокручивать картины по несколько раз.

– Конечно. Спасибо! – она пожала ему двумя руками локоть.

– Как называется?

– Я пока не придумала. Хочу, чтобы сам текст меня вывел на это, как бы самоназвался. Можно назвать, например, «Домысливать» – в честь вас. Но это немного непонятно. Хотя играет, двойной смысл появляется.

– Ну это нескромно. Пожалуйста, не называйте так.

– В общем, материал живой, бьётся во мне. Хочу ещё из нашего путешествия вынести органики, образов.

«Себя для начала надо из него вынести!» – подумал Дом, а вслух сказал только, что трудно быть писателем.

– Да вообще человеком сегодня быть трудно! – Света сказала это уже громче, чтобы и ребята услышали.

Она сделала паузу, чтобы дать собеседнику отдохнуть от её эмоциональной атаки. Света тоже переволновалась оттого, что раскрыла тайну своего творчества, обнажилась на чужой суд, а будет тот праведный или изначально осуждающий – в такой ситуации всё равно. И рано или поздно придётся «выйти на площадь». А мучить кого-то ещё собой – дело деликатное, надо двигаться понемногу, осознавая себя и не ожидая ответа, полагаясь на то, что твой читатель шире тебя мыслит и глубже чувствует, а ты только передатчик, радиоточка, и каждый вправе добавить или убавить тебе громкости.

Дом порадовался, что люди стали ему говорить о скрытых целях своего похода. Каждый имел к порубежным территориям своё более или менее корыстное намерение. И когда знаешь о движениях души спутников, так понятнее и спокойнее. Другое дело, что сам он не мог раскрыться перед ними, да и раскрывать было особенно нечего: шёл он от внутренней пустоты, от неопределённого стремления приносить людям добро, но, как это делать наилучшим образом, не знал.

Вокруг них стали кружить летучие мыши. От любопытства не столько к людям, сколько к огню.

Вдруг к одной из летучих мышей метнулся особенно высокий язык пламени и полностью обжёг зверька. Тот рухнул, истошно заверещал, затрепыхался. Домысливать подскочил, на ходу крикнул «Отвернитесь!» и с наскока одним разом затоптал божью тварь. Это было необходимо!

Затем ногой отбросил тельце в тёмную сторону.

От шума все проснулись.

Такие странные происшествия встречались при переходах постоянно. Благо Дом не трактовал их как знаки, иначе можно было сойти с ума.

– И да, телефоны лучше выключить, даже если они на беззвуке.

Ольга с Романом в последний раз посмотрели на экраны: проверить, вдруг что пришло, – послушно выключили; Светлана выключила смартфон в кармане на ощупь.

– Скоро пойдём. К слову, любой из вас может быть потомком воскрешённого или исцелённого! Таких чудес были тысячи. Когда Пётр поднимал Енея, который был много лет немощен, апостол сказал: «Исцеляет тебя Иисус Христос! Встань с постели твоей!» Потом уже этих слов чаще не произносили, и сколько их, восставших, никто не знает.

– А сейчас такое возможно? – одновременно спросили девушки.