Палисад слов

Дело было зимой, и термометр за окном замер на отметке минус тридцать градусов. Не прошло и двадцати минут, как мой знакомый, сев на заднее сиденье и укрывшись дубленкой, уснул крепким сном недосыпа.

Ночью за городом трасса была пуста. Полтора часа дороги, и у водителя возникает желание «привязать коня». Он останавливает машину у бетонной коробки автобусной остановки, чтобы исполнить задуманное.

От легкого толчка остановившейся машины проснулся и шеф, а пока он размежал веки, в салоне уже никого не было. Сообразив, что его водитель вышел не любоваться звездным небом, он тоже решает сходить «про запас», ведь ехать еще предстояло часа три. При свете луны у левого крыла остановки маячила фигура – босс пошел к противоположной перегородке. Тут случается непредвиденное: у руководителя крупного завода прихватывает живот. На полусогнутых ногах, на ходу расстегивая брюки, он забегает за спасительную стенку и, приняв позу «орла», понимает – диарея. Пока он задумчиво выходил из состояния природной клизмы, сначала услышал звук хлопнувшей двери, а через секунду – отъезжающего автомобиля.

Теперь картина: машина, маячково уходящая в точку, и ее хозяин со спущенными штанами, матерясь, с тоской смотрит на теперь уже далекие огоньки габаритов. А ведь на дворе эра отсутствия мобил. Положение шефа усугублялось еще и тем, что ветка трассы, на которой он сейчас находился, далеко отклонялась от основной дороги. Ничего не подозревающий в этот момент водила выбрал именно ее из-за некоторого сокращения пути. Но эта ветка была в два раза уже и поэтому мало используема транспортом.

Дальше можно дорисовывать в воображении, а можно опираться на факты. А они таковы. Оставленный невнимательным водителем без шапки и дубленки, но при галстуке, три часа несчастный одиноко подвывал и прыгал на дороге, пока его не подобрал трактор «Беларусь» из близлежащего колхоза, на коем он с ветерком и доехал до сельского фельдшерского пункта. Диагноз был суров – воспаление легких. А раздолбай-рулила, доехав до самого МКАДа, решил, что пришло время разбудить своего начальника: «Москва. Почти приехали». В ответ ему – звенящая тишина, исходившая от лежащей на заднем сиденье верхней одежды шефа. На следующий день последовало увольнение.

Эти два рассказанных сюжета мало что объединяет, разве что линии героев: начальник и его водитель. А «морализировать» у меня, поверьте, нет никакого желания.

Рожденье – вздох, а смерть как выдох,

И интервал дыханья – квант времени земного,

Вкрапленного в размер «прокрустового ложа»

Между началом и концом.

С годами мозг все чаще

Устало бередит тревога:

«Куда ж ты, милый друг, «заплыл»

И был ли ты пловцом?»

И острым зреньем в тумане будущего

Вдруг видишь «берег» и узреваешь Бога,

Которого всегда ты называл Отцом.

ИЗ НЕСОСТОЯВШИХСЯ РАЗГОВОРОВ С ОТЦОМ

– Вот что ты, по своему разумению, не приемлешь больше всего?

– Конечно, предательство.

– Тебя предавали?

– Как ты понимаешь, не раз.

– А сам?

– И это было. Здесь я неидеален. Но предавал я не кого-то конкретно, а какие-то свои идеалы, что ли.

– И какие же у тебя идеалы?

– Давай, пожалуйста, без иронии. Мне не совсем понятен твой сарказм. Если без излишнего пафоса, для меня идеалы – это некий симбиоз совести и возраста. Причем, за совесть свою я спокоен, а вот возрастом, к сожалению, не управляю. Поэтому идеалы могут меняться, а зачастую мельчать и становиться чем-то вроде разменной монеты в объяснении причин своих неблаговидных поступков. Уверен, что такие измены носят совершенно безотносительный характер, тогда как предательство по отношению к кому-либо – великий грех и самая что ни на есть гнусность.

– Сказано убедительно, но не исчерпывающе.

ГЛАВА 3

Это история, рассказанная моим товарищем Владимиром (друзья называют его еще Вольдемаром), вмещает в себя три полноценных дня непрерывных поездок в гости. В ней идет речь о превратностях бытия среднестатистического пьющего русского человека (чуть сгладим – выпивающего).

А собою Вова представляет пятидесятилетнего коммерсанта средней руки и обычной внешности, который вот уже двадцать лет пробует себя в разных ипостасях бизнес-деятельности: от торговли автошинами и строительными подрядами до создания посреднической надстройки при местной ГАИ.

Такого рода перпендикулярная беготня по ниве предпринимательства почему-то не приносила ему сколь-нибудь значимых дивидендов, но прекрасно держала в жизненном тонусе, что, в свою очередь, и позволяет ему неуклонно расширять круг своих знакомых и даже друзей.

В какой-то мере, Владимир для меня пример для подражания. Он всегда в компании, и, если уж заниматься гимнастикой слов, то компания в нем.

В девять утра летнего выходного дня в квартире моего героя раздается телефонный звонок. Звонит его хороший знакомый – председатель местного колхоза, что в шестидесяти километрах от нашего городка. Председатель являет собою властного кряжистого мужика, лет эдак семидесяти, который отмечен Звездой Героя Соцтруда.

В трубку:

– Вольдемар! Жду тебя сегодня в гости. Есть повод.

– Не могу, болею. Вчера пятница, ну и…

– Да ты что! Возражений не потерплю. Будем лечить.

Трубку бросили. Владимир, внутренне радуясь, что лечиться будет в компании, а не в субботнем одиночестве, к жене: «Надо ехать, не дай Бог, обидится». Супруга: «Ну-ну». (Она полна скептицизма.) Разговор был коротким и оттого исчерпывающим.

Вова вызывает водителя, и тот, не щадя подметок своей машины, срывается с места.

Дорога им была хорошо знакома, и уже через час приглашенный дышал в дверь дома председателя.

Как оказалось, повод для сбора был традиционно тривиален – суббота. Вся компания уже собралась: это брат председателя и верхний эшелон власти местного колхоза (человек пять, все мужики). Программа же застолья не блистала особым разнообразием: стол аперитивный – баня – вечерний стол (обильный).

Итоги таких вечеров, как правило, подводятся с утра… По тягостному взгляду и молчанию жены Владимир быстро осознал – вечер удался.

Мелодия мобильного. Председатель: «Привет, друг! Ну ты даешь!»

– А что случилось?

– Ты уехал в моих ботинках.

– Да брось.

– Вот те и брось. Иди и проверь.

Оставаясь на связи, Вольдемар добирается до прихожей и видит, что вместо его элегантных, коричневого цвета, туфель сорок третьего размера, у дверей уютно расположились рыжие, бульдожьего фасона, ботинки, размера сорок первого, да к тому же со стоптанными задниками.

Еще не въехав в ситуацию, рука вчерашнего гостя поднимает этот шедевр сапожного ремесла, и голос похмельно хрипит в телефонную трубку: «Да, не мои». – Председатель, нарочито возмущаясь: «Конечно, не твои, так как мои. Приезжай, сделаем обмен».

– Приеду, но пить не буду.

– Само собой.

На том конце гомерический смех.

Воскресное утро в хронологии событий стало стопроцентным дежавю субботнего, с той лишь разницей, что диалог с дражайшей половиной не состоялся. По приезде, снимая и незлобиво матерясь, под общий хохот, ботинки-шлепанцы, гость понял, что лечение похмельного синдрома пройдет при полном кворуме. Этот день стал для Владимира чем-то вроде испытательного полигона его силы воли в борьбе с мазохистским застольным сектантством. Видимо, потому, что в воскресной программе в этот раз отсутствовала баня, испытание на прочность он не выдержал.