Память льда

— Да, господин.

Дверь захлопнулась.

К этому моменту Харлло уже подошел к повозке — в одной толстой руке удочка, в другой единственная жалкая рыбка. Его голубые глаза сияли восторгом.

— Смотри, ты, жалкое подобие человека — я поймал ужин.

— Ужин для монастырской крысы, если точнее. Я могу вдохнуть эту клятую тварь одной ноздрей.

Харло осклабился. — Рыбный суп. Запах…

— Вот и отлично. Обожаю суп с запахом тины. Смотри-ка, тварь не дышит. Явно была уже мертва к моменту поимки.

— Я вобью тебе камень промеж глаз, Грантл…

— Такой же маленький.

— Сам-то не поймал ни…

— Благослови тебя. Теперь слушай. Стонни напилась…

— Забавно, что я еще не слышу драки…

— Прибавка от Керули, если драки не будет. Понял?

Харлло поглядел на дверь фургона, потом кивнул. — Тогда пойдем ей скажем.

— Лучше поспешить.

— Точно.

Грантл смотрел, как Харлло шествует прочь с удилищем и добычей в руках. Эти руки были огромными, слишком длинными и мускулистыми в сравнении с худощавым телом. Излюбленным оружием охранника был двуручный меч, купленный у оружейника в Мертвяцкой Лавке. Можно было заподозрить, что эти обезьяньи ручищи сделаны из бамбука. Голова Харлло была покрыта гривой светлых, спутанных, словно рыболовная леска, волос. Встречные часто смеялись, увидев его в первый раз. Но Харлло привык усмирять веселье ударом боковой поверхности своего меча. Очень доходчиво.

Вздыхая, Грантл вернулся к ожидавшему его Эмансипору Ризу. — Веди, — сказал он.

Риз закивал головой: — Отлично!

Эта повозка была огромной — целый дом на высоких колесах со множеством спиц. Короб странной формы покрывала пышная резьба: крошечные раскрашенные фигурки скакали и прыгали, злобно ощерившись. Сиденье кучера было прикрыто выгоревшим на солнце брезентовым навесом. Четыре вола медленно бродили во временном загоне, расположенном в десяти шагах по ветру от стоянки.

Очевидно, приватность имела для владельцев большое значение, ибо расположились они довольно далеко как от дороги, так и от других торговцев, обеспечив приятный, ничем не заслоненный вид на холмик, расположенный к югу, и степную ширь.

Чесоточная кошка лежала на крыше фургона, созерцая приближение Риза и Грантла.

— Ваша кошка? — спросил капитан.

Риз покосился на собеседника, потом вздохнул: — Наша, господин. Зовут ее Белка.

— Алхимик или сельская ведьма могли бы вылечить чесотку.

Лакей, казалось, чувствовал себя неуверенно. — Надо будет не забыть отыскать их, когда приедем в Салтоан, — пробормотал он. — Ах, — он кивнул в направлении холмов недалеко от дороги, — вот идет Хозяин Бочелен.

Грантл повернулся и изучил высокого, угловатого человека, достигшего тем временем дороги и энергично шагавшего к ним. Дорогой и длинный плащ из черной кожи, высокие черные сапоги для верховой езды, серые лосины, под шелковой сорочкой — также черной — блеск изящной вороненой кольчуги.

— Черный, — сказал капитан Ризу, — этим летом самый модный цвет в Даруджистане.

— Черный — неизменный цвет Бочеленов, господин.

У хозяина было бледное, вытянутое треугольником лицо — впечатление, еще более усиленное бородой клинышком. Смазанные маслом волосы зачесаны назад, открывая высокий об. Глаза серые, такие же невыразительные, как и все остальное; и тем не менее, встретив их взгляд, Грантл почувствовал прилив животной тревоги.

— Капитан Грантл, — заговорил Бочелен тихим, вежливым голосом, — любопытство вашего нанимателя несносно. Но, хотя обычно мы не склонны вознаграждать такое любопытство относительно наших дел, в этот раз мы намерены сделать исключение. Вы будете сопровождать меня. — Он взглянул на Риза. — Ваша кошка, кажется, страдает сердцебиением. Советую успокоить животное.

— Немедленно, хозяин.

Грантл положил руку на эфес сабли и взглянул прямо в лицо Бочелену. Заскрипели рессоры фургона — это лакей полез на крышу.

— Ну, капитан?

Грантл не шевелился.

Бочелен поднял бровь. — Уверяю вас, ваш наниматель сам желает, чтобы вы услужили мне. Если, однако же, вы страшитесь этой службы, сумейте убедить его держать вас за руку во время всего предприятия. Хотя предостерегаю вас: поддевая его в открытую, даже человек вашей комплекции может нарваться на вызов.

— Вы рыбачили когда-либо? — спросил его Грантл.

— Рыбачил?

— Те, что клюют на любую приманку, молоды и навсегда остаются молодыми. Я работаю в караванах более двадцати лет. Я не юнец. Хотите добычи — рыбачьте где-нибудь в другом месте.

Улыбка Бочелена была суха: — Вы убедили меня, капитан. Продолжим?

— Ведите.

Они перешли дорогу. Старая козья тропка вела в холмы. Лагерь по эту сторону реки быстро пропал из вида. Трава, почерневшая во время поразившего эти края пожара, пятнала и склоны и вершины, хотя кое-где уже проглядывали зеленые ростки.

— Пламя, — отметил Бочелен на ходу, — необходимо для здоровья степных трав. Так же как и миграция бхедринов — их копыта, сотни тысяч копыт, уплотняют слабую почву. Увы, присутствие коз скоро покончит с зеленым покровов древних холмов. Однако я начал говорить об огне, разве нет? Насилие и разрушение, оба жизненно нужны живому. Вы находите это странным, капитан?

— Я нахожу странным, господин, что оставил дома свои школьные таблички.

— Значит, вы учились. Как интересно. Вы мечник, разве нет? Какая вам нужда в буквах и цифрах?

— А вы человек букв и цифр — какая вам нужда в этом потертом мече у бедра и в этой чудесной кольчужной рубашке?

— Огорчительное побочное следствие распространения грамотности в массах — неуважительность.

— Вы имели в виду — здоровый скептицизм.

— Пренебрежение к авторитету, строго говоря. Вы могли заметить — отвечаю на ваш вопрос — что у нас всего один, порядком дряхлый лакей. Никаких наемников. Необходимость защищать себя жизненно важна в нашей профессии…

— И что это за профессия?

Они вышли на хорошо утоптанную тропу, вившуюся меж холмов. Бочелен замедлил шаг, улыбаясь внимательно смотрящему Грантлу: — Вы принимаете меня, капитан. Теперь понимаю, почему о вас лестно отзываются в караван-сараях, ведь вы единственный среди них наделены функционирующими мозгами. Поспешим, мы почти на месте.

Обойдя неровный склон холма, они вышли к краю свежего кратера. Основанием его служила грязная земля, перемешанная с обломками каменных блоков. Грантл рассудил, что кратер имеет сорок шагов в ширину и до пяти саженей в глубину. На краю кратера неподалеку сидел еще один человек, также весь в черной коже; его голова была бела, как новый пергамент. Он молча поднялся во весь солидный рост и с живой грацией повернулся к ним.

— Корбал Броч, капитан. Мой… партнер. Корбал, перед вами Весельчак Грантл, и его имя косвенно намекает на его индивидуальность.

Если Бочелен вызвал у капитана смутное беспокойство, то этот человек — с его широким и круглым лицом, утонувшими в пышных щеках глазами и широким ртом с полными, чуть опущенными по краям губами, лицом одновременно мальчишеским и неуловимо монструозным — послал по телу Грантла волны страха. И снова ощущение было чисто инстинктивным, словно Бочелен и его партнер испускали некую зловещую ауру.