Память, Скорбь и Тёрн
Шрифт:
Если это слава, решил Саймон, он предпочел бы кончить свои дни никому не известным судомоем. Иногда, проходя по Новому Гадринсетту и видя, как люди машут ему или возбужденно перешептываются, он чувствовал себя обнаженным, но единственное, что он мог сделать, — это улыбнуться и расправить плечи. Судомои могут спрятаться или убежать; для рыцарей это недоступно.
— Он снаружи, Джошуа. Он клянется, что вы ждете его.
— А-а. — Принц повернулся к Саймону. — Это, должно быть, тот самый таинственный посланник с новостями из Наббана. И действительно, прошло две недели —
Риммер вышел, а через мгновение вернулся с высоким худым человеком со впалыми щеками, бледным лицом и — как подумал Саймон — немного угрюмого вида. Слудиг отступил к стене палатки и остался стоять, положив одну руку на рукоять топора, а другой подергивая светлую бороду. Посланник медленно опустился на одно колено:
— Принц Джошуа, мой господин шлет вам приветствие и просит передать это. — Он сунул руку в плащ, и Слудиг шагнул вперед, хотя наббанаец был в нескольких шагах от принца, но человек достал только свиток пергамента, перевязанный лентой и запечатанный синим воском. Джошуа посмотрел на него, потом кивнул Саймону, чтобы юноша принес ему свиток.
— Крылатый дельфин, — сказал Джошуа, глядя на эмблему, отпечатанную на воске. — Итак, твой господин — граф Страве Пирруинский.
Выражение лица посланника больше всего напоминало довольную ухмылку.
— Это так, принц Джошуа.
Принц сломал печать и развернул пергамент. Несколько долгих мгновений он разглядывал его, потом снова свернул в трубочку и уселся на ручку кресла.
— Я не стану спешить с чтением. Как тебя зовут?
Посланник кивнул с величайшим удовлетворением, как будто давно ждал этого важного вопроса.
— Это… Ленти.
— Очень хорошо, Ленти. Слудиг проводит тебя и проследит, чтобы ты получил еду и питье. Кроме того, он найдет для тебя постель — потому что мне понадобится некоторое время, прежде чем я смогу написать ответ, может быть, несколько дней.
Посланник оглядел палатку принца, словно пытался определить степень удобств, которые может предоставить ему Новый Гадринсетт.
— Да, принц Джошуа.
Слудиг подошел к дверям и, резко мотнув головой, дал Ленти знак следовать за ним.
— Не очень-то мне понравился этот посланник, — сказал Саймон, когда они вышли.
Джошуа уже изучал пергамент.
— Дурак, — согласился он. — Даже в таком простом деле, как это, хочет прыгнуть выше головы. Но не суди о графе Страве по его подданным — господин Пирруина умен, как рыночный карманник. Но если он даже не мог найти более впечатляющего слугу, чтобы передать мне свое предложение, как же он собирается выполнить обещание?
— Какое обещание? — спросил Саймон.
Скатанный в трубочку пергамент скользнул в рукав Джошуа.
— Граф Страве утверждает, что может сдать мне Наббан. — Принц встал. — Старик, конечно, лжет, но это дает интересную пищу для размышлений.
— Я не понимаю, Джошуа.
Принц улыбнулся:
— И радуйся этому. Дни твоей невинности относительно людей, подобных графу, быстро пролетят. — Он похлопал Саймона по плечу. — Сейчас, мой юный рыцарь, я не хотел бы говорить об этом. Подходящее время и место будет на рэнде.
— Вы собираетесь созвать совет?
Джошуа кивнул:
— Время пришло. Сначала мы закажем музыку, а
потом посмотрим, удастся ли нам заставить моего брата и его союзников плясать под нее.— Это крайне интересная хитрость, умный Сеоман. — Адиту смотрела на поле для игры в шент, которое она сделала из дерева, корней и разноцветных камешков. — Ложная угроза, ложно сыгранная видимость, разоблаченная как притворство, прикрывающая чистую правду. Очень красиво — но как ты поступишь, если я поставлю мои Яркие Камни сюда… сюда… и сюда? — Она подкрепила слова делом.
Саймон нахмурился. В полумраке палатки ее рука двигалась так быстро, что была почти не видна. На секунду ему пришла в голову мысль, что ситхи может обмануть его, но в следующее мгновение он понял, что ей это было бы просто ни к чему в игре с человеком, еще только постигающим премудрости шента, как сам Саймон не стал бы ставить подножку маленькому ребенку, бегущему с ним наперегонки. И все-таки кое-что нужно было выяснить.
— А вы обманываете, когда играете в шент?
Адиту оторвала взгляд от игры. На ней было одно из широких платьев Воршевы; в сочетании с завязанными волосами оно делало ситхи немного менее дикой и чужой — она даже стала больше походить на смертных. Ее глаза горели в слабом свете затухающих углей.
— Обманываем? Ты хочешь сказать, лжем? Игра может вводить в заблуждение настолько, насколько этого хотят игроки.
— Я не это имел в виду. Бывает ли так, что кто-то нарочно играет не по правилам?
Она была сверхъестественно красива сейчас, и Саймон невольно вспомнил ночь, когда она поцеловала его. Что это означало? Означало ли вообще что-нибудь? Или это просто еще один способ для Адиту поиграть со своей бывшей комнатной собачкой?
Она обдумывала его вопрос.
— Я не знаю, как тебе ответить. Можешь ты обмануть свое естество, взмахнуть руками и полететь?
Саймон покачал головой:
— В игре, в которой так много правил, обязательно должен существовать способ нарушать их…
Прежде чем Адиту успела снова попытаться ответить на его вопрос, в палатку ворвался возбужденный и запыхавшийся Джеремия.
— Саймон! Саймон! — закричал он и осекся, заметив Адиту. — О, простите. — Он был очень смущен и все-таки едва сдерживался.
— Что случилось?
— Они пришли!
— Кто пришел? — Саймон быстро взглянул на Адиту, но ситхи уже вернулась к изучению стоявшей на доске комбинации.
— Герцог Изгримнур и принцесса! — Джеремия бурно размахивал руками. — И с ними еще другие! Странный маленький человек вроде Бинабика и его троллей, но почти нашего роста. И еще старик — он выше всех, даже выше тебя! Весь город пошел вниз посмотреть на них!
Целую минуту Саймон сидел молча в полном смятении.
— Принцесса, — проговорил он наконец. — Принцесса… Мириамель?
— Да, да! — задыхался Джеремия. — Переодетая монахом, но она сняла капюшон и помахала людям. Пойдем, Саймон, все идут вниз встречать их! — Он повернулся и сделал несколько шагов к двери, потом изумленно посмотрел на своего друга. — Саймон? Что случилось? Ты не хочешь посмотреть на принцессу, и герцога Изгримнура, и коричневого человека?
— Принцесса… — Он беспомощно повернулся к Адиту, которая смотрела на него с кошачьим безразличием.