Память, Скорбь и Тёрн

— Не жалуйся очень много. Мы будем скоро вернуться к дороге.

Саймон приходил в бешенство, глядя, как ловко маленький тролль пробирается между ветками и сучьями. Хорошо ему говорить «не жалуйся»! Чем гуще становился лес, тем увертливее становился Бинабик, грациозно скользивший через цепкий сырой подлесок, а Саймон в это время с шумом и треском продирался сзади. Даже огромная Кантака легко бежала вперед, оставляя за спиной только подрагивающую листву. Саймону казалось, что чуть ли не половину Альдхорта он тащит на себе в виде сломанных сучьев, колючек и листьев.

— Но зачем это? Ничуть не дольше было бы идти краем леса вдоль дороги, так почему я должен прорываться через чащу и каждый шаг делать после жестокого боя с ветками?

Бинабик свистнул волчице, которая успела куда-то удрать. Она моментально возникла из кустов, и тролль, поджидая Саймона, ласково ерошил шерсть у нее на загривке.

— Ты очень прав, Саймон, — сказал он, когда юноша подошел. — Очень хорошо было идти длинной дорогой. Но, — он предостерегающе поднял короткий палец, — есть очень другие соображения.

Саймон знал, что на этом месте ему полагается задать вопрос. Он этого не сделал, а остановился, тяжело дыша, рядом с троллем, и принялся за внимательный осмотр самых свежих ранений. Увидев, что Саймон не клюет на предложенную приманку, тролль улыбнулся.

— Почему, спрашиваешь ты, любознательный. Какие еще соображения? Ответ пребывает повсюду вокруг, на деревьях и под камнями. Ты можешь чувствовать его! Ты можешь обонять его!

Саймон тоскливо огляделся и не увидел ничего, кроме деревьев и куманики. И еще деревья. Он застонал.

— Нет, нет, ужели ты потерял всякие ощущения? — вскричал Бинабик. — Что за странный метод учиться бывает у вас в этом глупом каменном муравейнике, в этом… замке?

Саймон подозрительно взглянул на неги.

— Я никогда не говорил вам, что жил в замке.

— Это имеет великую очевидность во всех твоих акциях. — Бинабик быстро нагнулся, чтобы рассмотреть едва заметный олений след, по которому они шли. — Видишь ли, — сказал он драматическим голосом. — Земля — это одна такая большая книга, которую очень следует читать. Каждая очень маленькая тварь, — морщинистая важная улыбка, — имеет ее историю. Деревья, листья, мох и камни содержат очень занимательные вещи.

— О Элисия, нет! — простонал Саймон и без сил опустился на траву, уронив голову на руки. — Пожалуйста, не читай мне книгу леса прямо сейчас, Бинабик. Ноги ноют, и сердце болит.

Тролль наклонился, почти касаясь Саймона круглой щекой. Быстро осмотрев волосы юноши, превращенные куманикой в безобразный колтун, тролль снова выпрямился.

— Я думаю, мы должны очень тихо отдыхать, — сказал он, стараясь скрыть разочарование. — Я расскажу тебе позже об этом.

— Спасибо, — пробормотал Саймон себе в колени.

Этим вечером Саймон уклонился от охоты для ужина по той простой причине, что уснул, как только они устроили привал. Бинабик пожал плечами, сделал по большому глотку из мехов с водой и вином, и совершил короткую прогулку по окрестностям. Кантака, принюхиваясь, бежала рядом с ним. После несколько невыразительного, но сытного ужина из сухого мяса он раскинул кости под аккомпанемент сладкого посапывания Саймона. При первой раскладке выпали Бескрылая птица, Рыба-копье и Темный путь. Расстроившись, он закрыл глаза и некоторое время мурлыкал что-то немелодичное, пристроившись к знаменитому оркестру ночных насекомых. Новая раскладка принесла Факел у входа в пещеру и Упирающегося барана, но Темный путь выпал снова. Не стоило, конечно, слишком уж доверять костям — у него для этого был чересчур хороший наставник — но тем не менее этой ночью Бинабик спал — когда ему, наконец, удалось заснуть, с уложенным кожаным мешком под боком.

Саймон проснулся, и тролль преподнес ему вполне удовлетворительный завтрак из жареных перепелиных яиц и бледных оранжевых бутонов какого-то цветущего дерева, оказавшихся вполне съедобными, хотя и немного странными, вроде жвачки.

Утренний переход тоже проходил значительно легче, чем вчера: местность постепенно становилась более открытой, деревья поредели.

Все утро тролль был каким-то тихим. Саймон не сомневался, что причиной этого было его непростительное равнодушие к лесной эрудиции Бинабика. Когда солнце поднялось уже довольно высоко, они шли по длинному пологому спуску, и Саймон почувствовал, что пришла пора заговорить.

— Бинабик, ты не расскажешь мне сегодня о книге леса?

Его спутник улыбнулся, но улыбка была не такой широкой и несколько более напряженной, чем привык видеть Саймон.

— Конечно, Саймон-друг. Но я питаю страх, что ты не совсем истинно понял меня. Я говорю о земле, как о книге, не потому, что ты должен читать ее для твоего удовольствия и бодрости духа, как религиозный том — хотя смотреть на мир с этой целью также можно, но я говорю о лесе очень больше, как о книге из медицины, которую учат во имя твоего здоровья.

Это просто удивительно, думал Саймон, этому малышу ничего не стоит посадить меня в калошу. И без всякой задней мысли.

Вслух он сказал только:

— Здоровье? Медицинская книга?

Лицо Бинабика вдруг стало очень серьезным.

— Я говорю о твоей жизни и твоей смерти, Саймон. Ты теперь находишься не в доме. Ты теперь находишься не в моем доме, хотя мне очевидно легче бывать гостем здесь, чем тебе. Даже ситхи, которые очень много лет смотрели здесь, как солнце катается туда-сюда по небесам, даже они не говорят, что Альдхорт это их дом. — Бинабик остановился перевести дух, положил руку на запястье Саймона и сжал его. — Это место, где мы стоим, этот очень большой лес — это самое старое место. Вот почему он так зовется, как говорят ваши люди, — Альдхорт: это всегда старое сердце Светлого Арда. Эти деревья вокруг, они очень более молодые, чем все остальные, и вот они видели уже очень много огня, воды и ветру, прежде чем ваш великий король Джон сделал своей очень первый вздох на острове Варинстен.

Саймон, моргая, оглянулся.

— Другие, — продолжал Бинабик, — есть другие, которые видел я, и их корни врастают глубоко в Скалу Времени, и они старше, чем все царства человека или ситхи, которые шли к славе и уходили к забвению.

Бинабик снова сжал его запястье, и Саймон, глядя вниз по склону, внезапно почувствовал себя очень маленьким, бесконечно малым, как насекомое, ползущее по склону горы, пронзающей облака.

— Почему… — спросил он наконец, чувствуя, к своему удивлению, что почти готов заплакать. — Почему ты говоришь мне об этом?

— Потому что, — сказал Бинабик и погладил его по руке, — потому что ты не должен думать так, что лес, этот мир леса, это что-то похожее на аллеи Эрчестера. Ты должен наблюдать, и ты должен думать и еще думать.

Тролль двинулся вперед. Саймон ковылял за ним. Все вокруг изменилось.

Теперь деревья казались ему враждебной, перешептывающейся толпой. Саймон чувствовал себя так, как будто получил пощечину.

— Подожди! — крикнул он вдруг. — Думать о чем? — но Бинабик не замедлил шага и не обернулся.