Память золотой рыбки
Шрифт:
«Бывали иногда размолвки, но никогда дело не доходило до крупной ссоры. Наоборот, с самого начала двух женщин связывала глубокая тайна, своего рода негласный уговор поддерживать друг друга в любой ситуации, выручать из любой передряги, помогать в любой беде». Ее слова больно ранят меня. Учитывая нынешнее положение дел, они звучат насмешкой. Я бросаю взгляд на подругу. Но Шарлотта, с прикрытыми глазами и мечтательной полуулыбкой, погрузилась в наше общее прошлое. «Каждая из них знала, что другая рядом, в любое время дня и ночи, в любых обстоятельствах — в любых».
Как
— Давай сделаем небольшой перерывчик? А то мне нужно принять лекарство.
— Конечно! — Я откладываю ручку и встряхиваю уставшую кисть.
Предыдущая сцена повторяется. Шарлотта открывает дверь, закрывает ее за собой, я ничего не слышу, слышу кашель, он никак не прекращается, все как в прошлый раз, с той только разницей, что сейчас в комнату совершенно беззвучно входит ее мать: я поднимаю глаза, когда меня окутывает аромат «Шанель № 19». Держа в руках поднос с двумя чашками и вазочкой, она сверлит меня взглядом.
— Ну как, движется дело? — требовательно вопрошает она.
— Да, спасибо, — я ищу спасения в своих записях.
— Нам нужно поговорить, — так обращается охранник в магазине к вороватой покупательнице.
Я моментально прихожу в ужас. Она победоносно улыбается.
— О чем? — со страхом спрашиваю я, поскольку для меня мучительна одна только мысль о диалоге с ней. Она подходит ближе. Чашки на подносе звенят. С каждым шагом лицо ее все мрачнее. Она стоит вплотную ко мне, я чую холодный запах табака у нее изо рта (несомненно, он исходит изо рта, а не из ушей).
— Моя дочь умирает, — шипит она мне, с трудом сдерживаясь и не спуская с меня глаз.
— Да, — робко шепчу я и киваю, отводя взгляд.
Шарлотта стоит в дверях. Она так же бледна, как и ее мать, и так же пристально смотрит на меня.
— Спасибо, мама, нам наверняка понравится, — произносит она затем беззаботно, как только что вылупившийся из куколки мотылек, и забирает у матери поднос.
— Это специальный травяной сбор, — поясняет она, снимая чашки с подноса. — Чудодейственный напиток, благодаря которому я проживу столько же, сколько бабушка, а ей в сентябре стукнет сто, это наследственное, у нас все долгожители.
Я отпиваю глоток.
— Это же на вкус как желчь!
— Да, зато помогает.
Она кладет мне на руку свои пальцы и
нажимает, будто играет на пианино. Сколько я ее помню, она так делает, чтобы привлечь мое внимание: своими холодными, твердыми пальцами она барабанит по моей руке, сначала легонько, потом все сильнее, пока, наконец, не вопьется в нее так крепко, что мне приходится силой высвобождать руку из плена.— Твое волшебное зелье, — восклицает она. — Помнишь?
— Да, помню, Лоттель, — отвечаю я, мне все еще неприятно об этом думать. — Но ты правда считаешь, что оно имеет отношение к нашей истории?
— Вне всякого сомнения!
Я беру ручку.
— Тогда валяй. Только с самого начала.
«Несколько лет назад ветреным мартовским вечером Шарлотта позвонила подруге и сообщила:
— Мне нужно с тобой поговорить.
— Я работаю.
— О, у тебя свидание!
— Ты путаешь меня с собой, на работе я именно работаю.
— Это срочно, — Шарлотта продолжала настаивать. — Можешь ненадолго забежать ко мне?
— Нет. Тебе нужно, ты и приходи.
— На улице дождь, ветер и вообще погода отвратительная, а у меня машина не заводится!
— Ну, у тебя ни стыда, ни совести!
— Зато я что-то вкусненькое сделала! — Она приготовила запеканку со шпинатом.
У Марии было плохое настроение.
— Это в последний раз, — пригрозила она. — Потом я тебе буду выставлять счет, двадцать евро в час.
Шарлотта положила добавки:
— Сначала покушай как следует. Всего двенадцать евро. — Она хохотала так заразительно и долго, что Мария тоже засмеялась — сначала несколько скованно, а под конец почти непринужденно. Вдруг, оборвав смех, Шарлотта заявила:
— Я не хочу в сорок лет впасть в депрессию, а в сорок два наложить на себя руки. Вот что. Мне нужен мужчина, потому что я хочу родить ребенка.
Подруга ее не поняла:
— Да за тобой мужики табунами ходят, тут можно целый класс нарожать, не то что одного!
Но Шарлотта была полна решимости стать не только матерью, но и женой, а подходящего кандидата на роль супруга, по ее мнению, в веренице ее поклонников не было, как ни перебирала она в уме все эти годы экстатических телесных спаррингов, стараясь вспомнить каждого партнера — пусть и не каждый матч с именами и другими подробностями, так хоть какую-то деталь:
— Одного звали Георг, потом был еще такой с ужасно длинными пальцами на ногах, и еще австриец — у этого веснушки были везде-везде. — Но напрасно она воскрешала в памяти эти руки и ноги: его, будущего супруга и отца, среди них не было.
— Уж лучше так, чем если бы я кого-то выбрала, а потом не нашла бы его телефон! — решила Шарлотта. Отношения нужны были «простые, недвусмысленные, приличные, официальные». И тут возникла загвоздка: конечно, рассматривались только отношения на расстоянии.
— Заочный брак?
— Именно.
С мужчиной, который полностью поглощен работой и не сможет каждые выходные прилетать повидать семью. То есть вполне достаточно видеться один-два раза в месяц. Но где найти такого мужа? Где взять время и деньги, чтобы поехать в дальние края и там познакомиться с нужным человеком? Мария потребовала:
— Десерт, кофе, шнапс. Мне нужно подумать.
— Я тебя обожаю, — воскликнула Шарлотта.
На что Мария отрезала:
— Оставь ты меня в покое! Можешь пока принести бумагу и карандаш».