Память

– Больных корью в холодной воде купали, – Верка слепо смотрела в серое небо, смоля папиросу за папиросой. – А это нельзя! И эти твари знали это, Гриша! Знали и убивали деток!

Даже врачи не выдерживали. Наслушавшись, воспитанник уходил к солдатам, чтобы пострелять в этих. Только к пленным мальчика не подпускали. Он не понимал, как немец может быть живым, просто не переносил вида живого фашиста, желая уложить в землю хоть одного. Зубами грызть. Пожалуй, это стало одержимостью.

Но опасно теперь было везде и всегда, потому что разрозненные группы этих, да ещё и просто бандиты… Поэтому оружие мальчонке выдали, уча его стрелять, отсекать понемногу. Одиночные у него не получались, но вот по три-четыре выстрела – вполне выходило. Мотив у Гриши был простым – нужно защитить раненых и… Верку. Поэтому мальчик таскал тяжёлое для него оружие вместе с санитарной сумкой. Тринадцать лет, хорошее питание, физнагрузки – всё это уже вполне позволяло не быть унесённым отдачей.

Бой за боем двигались они по своей земле. Хотя комиссары, которые назывались замполитами, пытались избавить солдат от желания рвать немцев зубами, но мальчик был в том возрасте, когда для него существовали свои и все остальные, без полутонов. Верка часто проводила вечера с Гришей, мечтая о мирном времени, рассказывая о довоенной жизни. И в этих рассказах Гриша постигал то, чего у него не было никогда.

В ту ночь Грише не спалось. Он вышел за ворота дома, где отдыхал, сам санбат стоял чуть поодаль, но врачи посчитали, что нечего пацану спать в палатке, когда стоит такой хороший дом, поэтому там расположили тяжёлых раненых и Гришку. Вот он вышел почти за околицу, когда увидел, как из недалекого лесочка надвигались люди, светя себе фонариками.

Мальчик залёг в кусты за холмик, как учил дядя Саша, снял оружие с плеча и осторожно сдвинул вперёд предохранитель, чтобы потом очень тихо взвести курок правой рукой. Неизвестные медленно подходили, и по тому, как они шли, Гриша понял – это враги. Раскрыв и уперев в плечо приклад, мальчик прицелился. Его первая очередь всполошила охрану госпиталя. Несколько врагов упали, фонарики погасли, а Гриша всё стрелял, будто угадывая, где они спрятались. Граната разорвалась совсем рядом, когда первая машина с солдатами уже была недалеко, и мир погас для Григория Лисицына.

Когда маленький младший сержант очнулся, вокруг было темно, а кто-то почти неслышно всхлипывал рядом. Очень сильно болела голова, но мальчик нашёл в себе силы открыть глаза, увидев при этом плачущую Верку, повторявшую: «Не умирай, братик».

– Я не умру, – хрипло проговорил мальчик, и был тут же обнят девушкой.

– Мой маленький герой, – прошептала Верка, гладя его по забинтованной голове. – Я так испугалась!

– Ну, нужно же было тебя защитить… – немного виновато проговорил Гриша.

– Ну, где тут наш герой? – к койке подошёл товарищ капитан. – Очень неплохо… Очень даже, молодец!

В санбате Гришка провалялся две недели, став за это время сержантом и получив из рук генерала «отважную» медаль. Медаль «За отвагу» очень ценилась на фронте, это мальчик знал, а ещё его поздравляли и благодарили врачи и медсёстры, отчего даже хотелось плакать.

– Выживи, пацан, – попросил его товарищ генерал. – Очень тебя прошу, выживи!

– Есть выжить! – ответил ему Гришка, давно забывший, что такое предательство близких.

– Мой брат – настоящий герой, – Верка уже привыкла к мысли, что она больше не одна, как и мальчик знал, что у него есть сестра, санбат и вся Советская страна.

Маленькую девочку принесли солдаты, ей было навскидку лет пять. Она не откликалась ни на одно имя, почти не ходила и смотрела вокруг глазами, полными ужаса, подпустив к себе почему-то только солдат и Гришку с Веркой. Именно им малышка позволяла мыть себя, кормить, не падая в обморок и не сжимаясь от страха. Так у Гриши появилась младшая сестрёнка, Машенька. Очень уж девочка была похожа на иллюстрацию из книжки сказок, найденной Гришей ещё в сорок втором в разбомбленном доме. Их стало трое…

***

Истощённые узники… Девчонки и мальчишки… Большей частью они были старше Гриши, но ему хотелось обогреть каждого. А для них… Для них он был освободителем, долгожданным святым ангелом, пришедшим, чтобы спасти. И совсем юного солдата, занимавшегося истощёнными людьми, обнимали и целовали не сдавшиеся люди. Знать, что тебя ждут, что для кого-то ты являешься очень важным, было необыкновенно.

Какой-то очень усталый дядя из узников рассказывал Грише об организации подполья в концлагерях. Он, казалось, сам не понимал, что и кому говорит, просто рассказывал, рассказывал, рассказывал всю ночь, а наутро умер. Не всех можно было спасти, и этот факт наполнял сердце сержанта болью, но… Нужно было жить дальше.

Обосновавшись в небольшом, покинутом хозяевами доме, три медсестры и Гриша с Машенькой, уже начавшей потихоньку говорить, обустраивали своё временное жильё. Война катилась к концу, совсем скоро они поедут, как мечталось, в загадочный и чудесный город Ленинград, о котором так любила рассказывать Верка. Там у них будет много хлеба, мороженое, как до войны… Девушка так вкусно рассказывала о том, как на круглую вафлю выдавливается кругляш удивительно вкусного мороженого, прикрытого бумажной обёрткой… Но счастье было не в мороженом, а в… семье?

– Так, Гришка, а ну-ка иди, погуляй, – улыбчивая Верка прогнала сержанта на улицу. – Сейчас будем нашу красавицу купать.

Дело было даже не в купании Машки, а в том, что помыться собирались и старшие девушки, пацана как раз стеснявшиеся.

– Хорошо, Вера, – улыбнулся мальчик, выходя на улицу. До линии фронта было не так далеко, о чем говорили «бухи» полковой артиллерии, расположенной совсем недалеко – гаубицам было нужно расстояние, это Гришка уже знал.

Отойдя от дома, мальчик присел на скамеечку, подставляя лицо весеннему солнцу. Вокруг бегали солдаты и санитары, проезжали танки и самоходные установки, отличавшиеся неподвижной башней, что значило – скоро наступление. Ещё один рывок к вражьему логову, к Победе. Эта всеобщая мечта о Победе стала и мечтой когда-то английского мальчишки, уже почти забывшего своё прошлое. Да, сейчас бы он не цеплялся за дом, как тот десятилетний мальчик, которым он был в своей прошлой жизни, а сбежал бы, но сейчас он был сержантом медицинской службы, награждённым медалями, нужным многим людям. У него были сёстры и санбат – огромная семья.

Неизвестно откуда прилетел этот снаряд. Может быть, фрицы «докинули», как говорили артиллеристы, или же свои ошиблись с наводкой, что редко, но тоже случалось на войне. Этот момент не раз потом приходил в снах к Григорию Лисицыну: взлетающие вверх, разлетающиеся в стороны доски, кирпичи, цементная пыль – то, что осталось от их небольшого дома после попадания снаряда. Мальчика ударной волной сдуло со скамейки, что и спасло ему жизнь, а вот девчонкам…

Потом он бежал к дому, пытался разобрать то, что от него осталось, надеясь, что хотя бы кому-то из девчонок повезло. Рядом были солдаты, бросившиеся на помощь отчаянно кричавшему мальчишке. Гришка что-то тащил, его пытались оттолкнуть, но мальчик упорно растаскивал обломки, ломая ногти, пытаясь докопаться до родных. Он их и нашёл – изломанное тело Верки в одной рубашке и то, что осталось от Машеньки. От полного горя вопля мальчишки замерли все вокруг. Гриша снова был один.