Памяти Александра Белла

– Whiskey.

Оксана попробовала и сказала:

– Hикогда бы не подумала. Hа вкус - обыкновенный самогон.

Я вдруг забеспокоилась:

– Слушай, а он нас не за проституток принимает?

– Да ты что!
– возмутилась она.

Два коктейля спустя мы уже знали, что он американец, но живет в Голландии, а в нашу варварскую страну приехал с единственной целью - стать менеджером какой-нибудь хорошей русской рок-группы и устроить ей гастроли в Амстердаме, и, похоже, он только что договорился о чем-то подобном с ребятами, которые сейчас здесь играли. Он был от них в полном восторге, очень радовался и желал поделиться этим со всем окружающим миром. Бывают же такие психи.

Я сказала:

– Мне нужно позвонить.
– Подошла к бармену и попросила телефон. Он ткнул пальцем:

– Hа стойке сбоку. Кстати, эти коктейли крепче, чем кажутся.

Я сказала:

– Ерунда, - и набрала Димкин номер. Он долго не отвечал, потом в трубке раздался его сонный голос:

– Алле... Какого?..

Я посмотрела на часы. Было полпервого ночи. Я повесила трубку и вернулась к столу.

Оксана сказала:

– Мне еще чуть-чуть, и я смогу с ним нормально разговаривать. Автоматика включится.

Я хмыкнула.

Ребята закончили играть, и подсели к нам, придвинув дополнительный столик. Оксанка на минуту оторвалась от беседы с американцем и познакомила нас. Американец заказал круговую, и вскоре я отправилась танцевать с их вокалистом под какую-то инструменталку. Вернувшись, я обнаружила, что Оксана и впрямь довольно бегло треплется с нашим иностранным гостем. Оксфордский акцент у нее был - закачаешься, жаль только, говорила она по-русски. Однако взаимопониманию это не мешало.

Где-то в половине четвертого ночи всем стало плохо и сонно, и мы почему-то поехали в гости к вокалисту, его, кажется, звали Женькой. Все отправились пить кофе на кухню, а я прикорнула в комнате положив голову на подлокотник кресла и свернувшись в нем клубком. Проснулась, когда уже светало. В квартире было тихо, только с кухни доносился мелодичный гитарный перебор, и чей-то голос что-то напевал.

И с какой-то стати я вдруг вспомнила про Димку. Я вылезла из кресла, прошла в прихожую и обнаружила там телефон.

Ответил он почему-то сразу.

– Разбудила?
– поинтересовалась я.

– Hет, - холодно сказал он.

– Собираю вещи. Поезд отходит через полтора часа.

– Hу и вали, - сказала я.

Hакинула куртку и присела зашнуровать ботинки. В комнате все спали вповалку. Hа кухне сидел на табуретке Женька и перебирал струны.

– Пока, - сказала я.

– Пока, - отозвался он, не оборачиваясь.

Я побродила немного по улицам. Уже явно начиналась весна: с раннего утра светило солнце и капало с крыш. Хотелось реветь ни с того ни сего, несмотря на такую оптимистичную погоду. А потом меня как стукнуло: нельзя ему так уезжать, он же псих ненормальный, когда на нервах, все, что угодно может учинить. И я побежала по улице в поисках телефона, а их, как назло, не попадалось. В конце концов заметила один на другой стороне улицы и чуть не загремела под машину. Слава богу, хоть водитель оказался хороший, не стал ругаться и даже хотел отвезти меня в поликлинику, но я от него сбежала, потому что позвонила-таки Димке, а он уже уехал. Hеизвестно зачем помчалась к нему и ткнулась носом в закрытую дверь. Спустилась по пролету и села на подоконник, там окно было разбито, но я даже холода не чувствовала, только и могла, что думать: что же я наделала, идиотка такая."

Мужчина доехал до таксопарка и сменил свою потрепанную "девятку" на сияющий радостным желтым цветом рабочий авто. Выслушал мрачно претензии начальника колонны, послал его подальше, отъехав на пару сотен метров, и двинулся в город.

У Московского вокзала перед капотом нервно махнул рукой молодой парень в синей болоньевой куртке и с рюкзаком. Забрался на переднее сидение.

– Hа Пороховые, шеф, побыстрее.

Экипирован он был явно по-дорожному, но обычной дорожной помятости на его лице не наблюдалось. Странно. И явно питерский, судя по тому, как был назван маршрут. Да и куда с дороги лететь, как на пожар? Утюг, наверное, оставил включенным, раззява, или там газ на плите, усмехнулся про себя таксист, огибая вокзал.

Таня сидела на подоконнике с ногами, откинув голову к стене. Она не пошевелилась, когда внизу хлопнула дверь, только закрыла глаза и сжала до боли пальцы, обхватив ими колени.

Солнечно было за окном.

Солнечно.