Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе)

У юности короткая память — и Лонг уже начал забывать о своих волнениях и опасениях. Может быть, ему вообще все это показалось...

Но Бручиани и Тринко имели несколько специфический жизненный опыт. И никакого спокойствия не чувствовали. Особенно тревожило их то, что все попытки связаться с «организацией» не удались. Их игнорировали. И чувство зловещей неотвратимой угрозы не покидало их, постоянно держало в тисках.

Первым не выдержал Тринко. Надо что-то делать, надо показать, что они не пассивны, что действуют. Пусть этот трус Бручиани ждет, пока ему всадят пулю в лоб, а он, Тринко, сидеть сложа руки не намерен! Ведь как все хороню шло, как удачно, так нет, этот Лонг должен был все испортить. Ну чего ему не хватало? Хотел получить свой кусок пирога? Пожалуйста! Ан нет, кто-то предложил, наверное, пожирней. И теперь из-за него все летит к чертям!

Тринко принял решение. А приняв, отогнал прочь эмоции, хладнокровно все обдумал, рассчитал и приступил к делу.

Как ни трудно ему было это, он по-прежнему был приветлив с Лонгом, когда тот заходил по утрам в «Осьминог», шутил, расспрашивал о спортивных делах.

И в то утро они поговорили о предстоящей игре на Кубок кубков, на которую через неделю команда должна была ехать в Испанию.

Лонг посмотрел на часы, заторопился.

— Спешишь? — спросил Тринко. — Давай подвезу, мне как раз надо заехать в мастерскую, это рядом с вашим тренировочным центром.

— Спасибо, — обрадовался Лонг, — действительно время торопит.

Они сели в машину.

Проехав две сотни метров, Тринко нажал на тормоз.

— Ты знаешь, Лонг, у меня опять что-то с ногой, — он застонал. — Проклятый артрит. Поведи-ка ты машину. Это скоро пройдет. Надо просто немного помассировать.

Лонг пересел за руль, а Тринко устроился на заднем сиденье и, вытянув ногу, стал усиленно тереть ее.

Когда они проезжали мимо хорошо известной обоим автомобильной свалки, Тринко сказал:

— Сверни туда на минутку. Взгляну, нет ли чего подходящего, знаешь, в наше время нечего швыряться деньгами. А так прихвачу и завезу им в мастерскую. Они ведь там только и норовят втридорога содрать.

Машина въехала на пустынную свалку и остановилась, скрытая со всех сторон грудами покореженных автомобилей. Тринко быстро вынул из кармана маленький револьвер с заранее навинченным глушителем и, приставив его к затылку Лонга, нажал спуск.

Раздался слабый хлопок, и Лонг ткнулся вперед, навалившись на руль.

И трех минут не потребовалось Тринко, чтобы переложить труп в багажник и выехать со свалки.

То, что поставило в тупик комиссара Фабиана и его помощников — каким образом труп попал в пляжную кабину, — Тринко осуществил удивительно просто.

Он уже два дня колесил по пляжу (вместе со многими любителями купаний, которые настолько приросли к своим машинам, что, дай им волю, они бы въезжали на них прямо в воду). Пусть примелькается «фиат».

Подъехав к заранее присмотренной кабинке, он выгрузил из машины огромный цветной солнечный зонт, расправил его, словно для того чтобы проверить исправность. И тем самым сразу загородил и вход в кабинку, и заднюю часть машины. Перебросить труп, завернутый па всякий случай в яркие пляжные простыни, было делом минуты.

Зайдя в кабинку (замки для Тринко секретов не имели), он усадил убитого в душевой без всякой задней мысли — надо же было куда-то девать — и быстро покинул пляж. Примчался к одной из работавших на него проституток, разбудил ее парой пощечин и втолковал, что уже час, высадив Лонга недалеко от тренировочного центра, как приехал к ней и вот до этой самой минуты они предавались любви. Заставив дважды все повторить и па всякий случай наградив еще несколькими пощечинами, чтобы лучше запомнила, он неторопливо повел машину домой. Тринко посмотрел на часы — половина двенадцатого.

Светило яркое солнце, голубело небо. Дорогу перебегали, спеша на пляж, загорелые красивые девчонки с обнаженной грудью в крохотных бикини. Наверное, спешили не только девушки и не только красивые, но других он не замечал. Заглядывался лишь на красоток. Может, поэтому и не обратил внимания на двух мотоциклистов — один за рулем, другой в заднем седле, — догнавших его и некоторое время ехавших рядом. У очередного светофора, как раз когда восхищенный Тринко впился взглядом в великолепную загорелую русалку, мотоцикл поравнялся с машиной. Сидевший сзади мотоциклист легко соскочил и, открыв дверцу машины, уселся рядом с Тринко.

— Поехали, не видишь, зеленый, — тихо сказал он пораженному хозяину «Осьминога» и упер ему в бок пистолет. — Поехали и не вздумай устраивать цирковые номера.

Тринко, белый как полотно, вел машину не замечая дороги. Его пассажиру, чье лицо скрывали темные мотоциклетные очки, приходилось то и дело подсказывать дальнейший путь.

За городом на пустынном участке их догнала машина. Из нее вылезли двое мрачного вида мужчин, пересели на заднее сиденье автомобиля Тринко.

Когда прибыли к каменоломне, Тринко уже знал, что его ждет. Впрочем, он догадался об этом еще раньше — когда те пересаживались к нему. Ужас, охвативший его, был так велик, так леденил душу, что под конец он уже ничего не соображал и вел себя подобно человеку, принявшему лишнюю дозу снотворного.

За всю дорогу никто не произнес пи слова. Так в гробовом (подходящее к случаю слово) молчании доехали до заброшенной каменоломни, вышли из машины.

На Тринко надели наручники. Мотоциклист осторожно подвел автомобиль к самому краю пропасти, отпустил тормоза.

Только тогда Тринко пришел в себя. Отчаянным усилием он вырвался из державших его рук, побежал, крича во все горло. Так разве в наручниках далеко убежишь, разве в глухой расщелине кто услышит крик о помощи...

Его догнали, потащили обратно, он ползал на коленях, молил сохранить жизнь, обещал, что все наладит, что отдаст все свои деньги, пытался что-то объяснить.

Его никто не слушал. Просто подволокли к машине, запихнули внутрь, захлопнули дверцу и, поднажав втроем, столкнули ее в пропасть.

Раздался глухой крик, грохот металла и камней. Бензина в баке почти не осталось, поэтому машина не сильно обгорела.

Убийцы так же молча постояли, покурили на краю пропасти, наблюдая, как медленно рассеивается пыль, как вялые красные язычки облизывают металл...

Минут через десять раздался тихий сигнал, подъехала большая черная машина, забрала всех и укатила.

Таких машин тысячи на дорогах. И сколько следователи ни расспрашивали, никто ничего не видел, не помнил.

В обеденный час в «Сети» явился хорошо знакомый Бручиани Банкир. На этот раз он не сел за столик, не улыбался, не произносил красивых фраз. Но деловит был по-прежнему. Они прошли в кабинет хозяина, и там Банкир произнес небольшую речь.

— Вот что, Бручиани, вы нанесли нашей фирме финансовый урон. Мы вам простили первый раз, предупредили. Сейчас прощать не намерены. Урон измеряется следующей суммой, — и он назвал цифру, от которой у Бручиани глаза полезли на лоб. — Потрудитесь вернуть в десятидневный срок.