Памятное. Испытание временем. Книга 2

Когда Сталин и другие советские руководители приветствовали лидера китайской компартии, то тем самым они отдавали дань уважения великому китайскому народу, которому советские люди сочувствовали на всех этапах его борьбы против колониализма и внутренней реакции. Красное знамя взвилось в октябре 1917 года над Россией, и это событие оказало мощное воздействие на страны Востока, в том числе и на Китай. Национально-освободительное движение в нем приобретало все большую силу. А после разгрома гитлеровской Германии и милитаристской Японии сила этого движения приумножилась, и в конечном счете китайская революция победила.

Мао Цзэдуна встретили в Москве в высшей степени дружественно. Кроме выражения взаимных симпатий и хозяева и гости готовились к тому, чтобы скрепить дружбу между двумя странами политическим договором. Очень тепло прошел устроенный 14 февраля 1950 года в ресторане гостиницы «Метрополь» обед в связи с пребыванием Мао Цзэдуна в СССР, на котором присутствовало советское руководство во главе со Сталиным. Атмосфера на приеме царила торжественная.

Вместе с тем мне, и не только мне, как участнику этих бесед и встреч, бросилось в глаза, что между двумя лидерами – Сталиным и Мао Цзэдуном разговоры завязывались, так сказать, с заминкой. Обменивались они несколькими фразами, разумеется, через переводчика, а затем наступала пауза, которая, однако, длилась далеко не минуту. Это отмечалось и за обедом, где два лидера сидели рядом.

Сидя напротив, с другой стороны стола, я пытался помочь им завязать разговор. Но особого успеха не имел, поскольку через переводчика все это выглядело как-то тяжеловесно. Главное, на мой взгляд, заключалось в том, что и Сталину и Мао Цзэдуну явно не хватало чего-то персонального, что помогало бы им в установлении необходимых контактов.

Видимо, только тонкий психолог, если бы он наблюдал эту сцену, мог бы дать какое-то близкое к истине определение состояния одного и другого руководителя. Но и в этом случае следует сделать оговорку. Когда объектом наблюдения являлись Сталин и Мао Цзэдун, то всякие обычные психологические трафареты все равно не смогли бы помочь разобраться в деталях и, видимо, ничего бы не дали.

После этой встречи у меня осталось чувство, что Сталин и Мао Цзэдун еще друг к другу «не притерлись». Однако этого мнения я никому из наших товарищей не высказывал, полагая, что, возможно, и ошибаюсь. Время, наверное, кое-что прояснит.

Лидия Дмитриевна на выходе из зала мне шепнула:

– Сталин и Мао Цзэдун почему-то мало разговаривали между собой.

А ведь она была их соседкой по столу и видела все великолепно.

Я ответил:

– У меня тоже такое впечатление.

На следующий день я услышал от других товарищей, что, по их мнению, за обедом у «большой двойки» не хватало сердечности. Через несколько дней атмосфера в общем не изменилась.

Тем не менее в Кремле 14 февраля 1950 года подготовленный договор торжественно подписали. Отношения между двумя державами превратились в отношения союзников, их общие интересы получили свое отражение в договоре.

Подписание договора ознаменовало собой крупный шаг на пути обеспечения безопасности не только Советского Союза и Китайской Народной Республики, но и безопасности на Дальнем Востоке, в Азии, да и в мире в целом. Этот Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи не был направлен против кого бы то ни было.

Позже, когда Китай занял иную позицию в отношении СССР, он, как известно, отказался продлить договор по истечении первого тридцатилетия.

На встрече с Мао

Небезынтересно отметить следующий факт, относящийся к истории советско-китайских отношений. Вскоре после победы революции в Китае и образования КНР китайская сторона предложила завершить переговоры между СССР и КНР о создании в северо-западной части страны – в провинции Синьцзян – двух смешанных акционерных обществ: одно из них «Совкитнефть», а другое «Совкитметалл». Предстояло оформить достигнутое взаимопонимание.

Соответственно стороны договорились о том, что переговоры проведут специально назначенные делегации. Советскую делегацию поручили возглавить мне. Китайскую возглавлял синьцзянский деятель Сайфуддин. После нескольких встреч делегаций в Москве выяснилось, что китайская сторона фактически изменила свою позицию.

Когда я доложил о положении на политбюро, Сталин сразу понял, что китайская сторона не желает сотрудничества. На заседании он крепко, с сильным резонансом высказался по этому поводу.

С учетом позиции китайцев советская сторона тоже внесла коррективы в свою позицию. Появилась брешь. Этот эпизод при создании советско-китайских смешанных обществ отнюдь не украшал в целом отношения между СССР и КНР. У советского руководства он оставил осадок.

Во второй раз Мао Цзэдун прибыл в Москву в ноябре 1957 года. Во время этого визита мне сообщили, что китайский лидер хотел бы встретиться со мной и поговорить по вопросам международной политики. Встреча эта состоялась в Кремле. Переводил беседу прекрасно знающий китайский язык О.Б. Рахманин, который уже тогда являлся специалистом по Китаю и одним из наших крупных международников. С точки зрения сегодняшнего дня, несомненно, самую важную часть беседы представляли оценки, данные Мао Цзэдуном советско-китайским отношениям. По ходу беседы китайский руководитель по собственной инициативе от имени китайского народа заявлял:

– Я выражаю благодарность Советскому Союзу за экономическую помощь, за поддержку Китая на международной арене, в том числе и в вопросе о допуске КНР в ООН.

Он заверял:

– Китай никогда не пойдет на ухудшение отношений с Советским Союзом и будет совместно с вами выступать в борьбе за мир.

Главные вопросы, которые интересовали Мао, состояли в следующем:

– Можно ли квалифицировать политику США, конкретно – администрации Эйзенхауэра, как агрессивную?

– Так ли уж США сильны в экономическом отношении, что с ними трудно бороться?

И по первому, и по второму вопросу разговор получился довольно пространным.

Я в ответах проводил такие мысли:

– Создание военного блока НАТО, а также многочисленных военных баз, разбросанных по всему миру, говорит отнюдь не о миролюбии США. О том же свидетельствует и отклонение администрацией Вашингтона всех советских предложений о разоружении и запрещении ядерного оружия.

Что касается экономических возможностей США и их экономического потенциала, – продолжал я, – то следует учесть, что США за годы войны во многом обновили промышленное оборудование, вывезли из Западной Германии многие лаборатории, созданные во времена Третьего рейха при концернах и промышленных предприятиях. Это, конечно, еще больше увеличило их производственные и экономические возможности. Но такое положение вовсе не означает, что США находятся вне досягаемости и с ними нельзя успешно конкурировать. Социализму надо только раскрыть свои возможности. И он их раскроет, время такое придет.

Мао Цзэдун в целом высказывал те же мысли. Но говорил по-своему. Крылатое выражение «империализм США – бумажный тигр» ему нравилось, и он его со вкусом повторял. По ходу беседы я сказал:

– Американцы не прочь прихвастнуть, говоря о своих экономических возможностях, но от этой своей слабости они несколько отступают, когда их дом навещает старый, но жестокий гость – экономический кризис или его подобие.

Мао эту тему энергично подхватил, говорил о неизбежности экономических кризисов. Одним словом, по всему чувствовалось, что он знал раздел «Капитала» К. Маркса, относящийся к экономическим кризисам, и хотел, чтобы я знал о том, что он его знает.