Панцирь

— Прощаю.

— Мать-одиночка. Это весь дрянной характер объясняло.

— Как его звать? — спросил.

— Клио.

— Думаешь и в этом может врать?

— Не знаю. Спроси у Востра, у него модуль.

Я и забыл.

— Востр…

— Да Клио шкета зовут. Зачем ему по такой мелочи врать то?

— Спроси, что они делали.

Востр спросил.

— Убегали.

— Ладно. Идём дальше, хватит время тратить.

Перед тем как отправиться дальше, Батар раздавил прикладом концентрат-семечки, которые так и остались сращенными с руками кукол. Вгляделся: удивительно, но за время разговора, они успели прорасти в глубину мяса, почти до кости. Пытались спрятаться или повлиять на тело, погибшего носителя?

Батар и Востр тащили женщину.

Мы с Кряжем глядели по сторонам. На ходу я перезарядил Центурион, а Виверне опять суждено дожидаться помещения и передышки.

Клио шёл сбоку, ближе к Батару. Должно быть, из всей нашей шайки, Батар единственный, кто казался нормальным. А может Малой хотел быть ближе к матери, но в это я особо не верил. В Идоле было больше эмоций, чем в нём.

Какое-то время движения по Аллеям вокруг только ошалелые гражданские бегали. Порезанные, пожженные, побитые.

Две группы от нас что-то требовали, но Востр первых отогнал ругательствами, а вторых насилием: тому, кто вышел вперед, высоченному мужчине в рубахе и серебряной жилетке, прилетело в голову рукоятью револьвера.

Один раз и мне досталось: набросился толстяк-промышленник в мундире, перепачканном красными пятнами.

Он тряс меня, размазывая кровь с изрезанных ладоней по панцирю. Опухшее лицо его без маски пострадало от прямого удара. Сломан нос, заплыл глаз.

Я терпел.

Моды пытались работать. Чувствовал холод.

— Atola, жирник, — угрожающе сказал ему.

— Правильно не жирник, а жировик, — смеясь, поправил Востр.

Промышленник будто не услышал. Он не прекращал свою жалостливую болтовню, выпрашивал, потом орал, тыкал в грудь пальцем, а потом куда-то в сторону глубинных пещер. Так понимаю, обозначал что мы должны идти решить какую-то волнующую его проблему.

Я нацелил на нос червя Центурион и сделал знак ладонью отойти.

Повторил чётче:

— Atola.

Он опять не услышал. Отступать не стал: болтал, кричал, требовал. В результате, когда тон в очередной раз скакнул до особо истеричных ноток, пробудивших во мне тяжеловесное эхо раздражения, не выдержал — прострелил ему голову.

Он упал — стало хорошо.

Разглядывая черты лица, такие спокойные, сказал:

— Не понимаю.

— Чего? — спросил Востр.

— Я как-то не так ваше шанкарское слово произносил? Почему этот гуль не отошёл?

— В таких случаях надо говорить не atola, а asna, — объяснил Востр.

— А разница?

— Atola — восклицание, удивление напополам с возмущением… Asna — грубый посыл далеко и надолго.

— Понял.

— Но он всё равно бы не отошёл, друг Танцор.

— Почему?

— Промышленники — их никто не трогает.

— Неприкосновенные. Помню.

— От этого они думают всякое, и рассчитываю, друг Танцор, на определенный шаблон поведения, мол все будут перед ними на задних лапках как оролуги прыгать. Но оно, само собой, работает только когда закон есть.

Хмыкнул.

— Должно быть он удивился.

— Не хочешь узнать, что он так усердно пытался донести?

— Нет.

— А…

— А тебе пулю в голову не пустить?

— Нет…

— Вот и насчёт рассказа — нет. И даже Батар не посмеет обвинить меня в жестокости, — с раздражением глянул на здоровяка. — Я вашего жирника предупредил. Время выждал. Он подумал, что бессмертный. Бывает. Ошибся.

— Я удивлён твоему терпению, — сказал Батар.

— А я бы вообще сразу пристрелил, — между делом бросил Кряж. — Как подошёл. Пока возможность есть.

Востр рассмеялся.

За следующие три минуты Кряж четыре раза поднимал шипомёт и стрелял в проросшие на стенах концентрат-семечки. Они уже, к тому времени, половину стены захватывали чумной ржавчиной. Плоды взрывались и оседали рыжей пыльцой. Потом мы спокойно двигались дальше.

Прошли между двумя постройками и вышли в спину фигуры Палача. Спрессованные заряды кислоты били в людей, пробегающих мимо. Кислота прожигала плоть.

Крики раненных звенели в ушах.

На лифтовой площадке два десятка стандарт-кукол, с дубинами и короткими мечами, добивали поверженных пехотинцев.

Кряж показал знак остановиться: прошёл чуть вперед, прицелился, выругался и зажал спусковой крючок. Громыхать перестало только через восемь секунд. Прелифтовая зона пылала жёлтым и алым.

— Первый барабан все, — безразлично сказал Кряж.

Отходя он щелкнул, знакомо «прохрустев» при смене. Пустой забросил в сумку.

Глаза Клио, смотревшие на оружие оракула, горели смесью восторга и безумия.

Ладно, может и нормальный детеныш. Просто зацикленный.

— Экономнее, Кряж.

— Принял.

— Может стоило их просто из револьверов пострелять? — спросил Востр.

— Так быстрее, — объяснил оракул. — Безопаснее.

— Он прав, Востр, — поддержал Кряжа Батар. — Любой Палач опасен.

Двинулись к лифтовой корзине.

Судя по тому, что я увидел, Кряж мог контролировать степень мощности зарядов. Опять какие-то фокусы.

Прожарило тела сильнее чем обычно. Мысленный скол, наполовину исполненная кремация.

Под ногами жженые куклы, пехотинцы и пепел. Чёрные фигурки-трупики, частями погоревшие до костей.

Каждый шаг сопровождал омерзительный хруст.

Морщился.

Уткнул лицо в локтевой сгиб, чтоб не надышаться лишнего.

***

Дверь открыла Бо.

Постучал я в ритме, о котором мы договорились изначально, но она все равно держала взведенный Молотобой у груди, направленным на нас.

Уже наготове.

Кираса, подсумки по бокам.

— Быстрее, — мы ввалились внутрь.

Грузовой бот и забитые провизией сумки стояли недалеко, у стены.

— Ра-аспорядителя ко-ончили? — спросила Бо.

— Да.

— А замыленные чего такие?

— Чего грохочет так, война началась? — поинтересовался Йорг.