Пандемоний

— Я не могу допустить, чтобы страх затмил все на свете, — произнес командир Штольц. — Я отлично понимаю, каково тебе в эти минуты. Я сам страдал одержимостью дважды, когда был примерно в твоем возрасте. У меня ушли годы на то, чтобы побороть в себе ощущение беспомощности, утраты контроля над собой. Тебе предоставлена особая возможность — возможность изменить мир. Если Дитя Мыслей умрет в своей клетке, это означает, что мы покончили с одним из властелинов этого мира, то есть совершили гигантский шаг вперед в деле освобождения человечества.

— Но ведь я могу помочь, — произнес я. — Могу научить вас тому, что умею сам. Чему научился у доктора Аарон. Это нечто вроде мысленного брандмауэра…

Командир Штольц покачал головой.

— Извини, Дэл. Мы не можем пойти на такой риск. Пойми, у нас нет выбора.

Что ж, похоже, он прав. Выбора и впрямь нет. И я это знал, когда взял в руки пистолет и поднес к виску. Единственная разница между мной и командиром заключалась в том, что он в любую минуту может нажать на спусковой крючок.

Один из огоньков, что освещал нам ноги, неожиданно переместился в сторону. Где-то за нашими спинами хрустнула ветка, после чего послышались шаги, словно кто-то ломился сквозь кустарник.

Я тотчас выпрямился во весь рост и оглянулся. Один из сопровождавших нас верзил куда-то исчез. Второй водил лучом из стороны в сторону, освещая росшие вдоль дороги деревья.

— Джаред, с тобой все в порядке? — спросил Штольц.

Боевик «Лиги людей», который шел впереди, обернулся. Луч его фонарика упал на товарища, шедшего позади нас, а сам он, растерянно мигая, уставился в световое пятно.

— Сэр, если не ошибаюсь, Джаред упал.

— Господи, мистер Торренс! — с видимым раздражением воскликнул командир Штольц. — Займите свое место в строю, кому говорят!

Ответа не последовало.

Тот, кто прикрывал нас сзади, продолжал водить фонариком по зарослям кустарника.

Где-то в чаще леса напролом лезло нечто темное. Лучи обоих фонариков моментально метнулись в сторону этого нечто.

Мгновение — и на дорогу, спотыкаясь, вышел человек в черном.

— Извините, сэр! — произнес он. — Вдоль дороги тянется канава, которую я не сразу заметил, и тогда…

— Ничего страшного, — ответил командир. — Главное, включайте фонарик и присоединяйтесь к нам.

С этими словами он ухватил меня за шею. Лучи всех фонариков были направлены в сторону от меня. Я покосился на заросли слева, прикидывая, удастся ли мне скрыться со связанными руками. Похоже, что командир Штольц заметил это мое движение или даже ждал его.

— Наберись мужества, Дэл, — произнес он. — Вот увидишь, у тебя получится.

— Я должен вам кое-что сообщить, — произнес я. — В такое позднее время разгуливать по темноте — дело опасное.

Зажегся второй фонарик, но тотчас потух. Командир оглянулся, я последовал его примеру. На дороге оставался лишь один человек в черном. Джаред Торренс вновь куда-то исчез.

— И куда это он подевался? — удивился командир и добавил уже громче: — Мистер Харп, прошу вас, помогите мистеру Торренсу…

Что-то упало на дорогу рядом с моими ногами. Я отпрянул. Это нечто было черным и блестящим, с кисточкой на хвосте. Как оказалось — шлем с оторванным кабелем питания.

Командир пару секунд рассматривал его, затем поддал носком ботинка. Шлем откатился в сторону. Голова Джареда Торренса по-прежнему находилось внутри него.

— Эх, Джаред, Джаред! — вздохнул Штольц.

Я побежал. Шедший впереди боевик тотчас направил на меня луч фонарика и поднял руку, сжимавшую тазер. Я пригнулся и с силой боднул его плечом в живот и сбил с ног. Мы оба повалились на землю. Падая, я попробовал увернуться от удара, но в результате лишь больно стукнулся локтем. Поджав под себя колени, я покатился дальше, напрягся, словно пружина, и вскочил на ноги. Впрочем, человек в черном сделал то же самое. Его фонарик валялся на земле в нескольких футах от меня. К счастью, луч его был направлен в другую сторону — к лесу и зарослям. Где-то позади вскрикнул другой солдат — предположительно, мистер Харп.

Я снова бросился вперед. Впереди замаячил крайний домик — черный силуэт на фоне более светлого неба. Я бросился направо, помня, что дорога начиналась как раз за домиком. Рванул вперед, стараясь на бегу не врезаться в деревья, которые вырастали откуда-то из темноты в считанных дюймах от моего лица.

Кто-то лез напролом через заросли рядом со мной. Я сдержал крик и отпрыгнул в сторону. Моя правая нога приземлилась на нечто скользкое — бревно или поросший мхом камень. Я потерял равновесие и снова упал, причем навзничь. Первым о землю, больно врезавшись мне в спину, ударился блок питания, вслед за ним о камень стукнулась и моя голова. Звук был такой, словно по льду ударили тяжелым молотом. Удар оглушил меня, но благодаря защитному шлему я остался жив.

Надо мной вырос какой-то силуэт. Чьи-то руки схватили меня за рубашку и подтянули вверх, в сидячее положение.

— Что ты задумал, Дэл? — потребовал ответа командир Штольц. — Признавайся, что ты задумал?

Вы совершаете страшную ошибку, помнится, заявила Штольцу О'Коннел.

Я попытался покачать головой, но шейные мышцы никак не отреагировали на мое желание.

— Еврейская Пасха, — ответил я.

— Что? — не понял командир.

— Кровь по всей двери.

Штольц привел меня в стоячее положение и потащил к деревянному пирсу. Верзила, которого я боднул, выбежал нам навстречу откуда-то из-за кустов. Упавший на землю фонарик он поднимать не стал, однако тазер был по-прежнему зажат в его руке.

— Стреляй! — приказал ему командир Штольц.

Верзила прыгнул на пирс и остановился.

— В кого?

Командир кивнул в сторону берега.

— В кого угодно!

Боевик покорно повернулся и опустился на одно колено. Он держал тазер обеими руками, целясь в какое-то место возле пирса.

Похоже, мне ничего не грозит. Луиза ради меня пошла на жертву. Намазала кровью дверь. У членов «Лиги людей» такой защиты не было. Их комнаты не были украшены рыбами. Они здесь чужие, пришельцы.

— Это место охраняет Тоби, — сообщил я.

— Какой такой Тоби? — удивился командир.

Рядом с пирсом из воды, разбрызгивая вокруг себя воду, возникла гора белой плоти. Ручищи кузнеца разведены в стороны, глаз не видно из-за темных очков, только блеск стекол. Рот разинут, вернее, не по-человечески растянут в стороны, словно у касатки.