Пандемоний

Когда мне было четырнадцать, я прославился в средней школе тем, что после меня в бассейне осталось столько крови, что пришлось сливать из него всю воду.

Я получил фантастическую рану на голове в результате дурацкого случая. Я находился у края бассейна, пытаясь вырвать весло от каноэ из рук у одного мальчишки, когда поскользнулся на пенопластовой подкидной доске. Она была мокрой, и я сделал шаг назад. Доска спружинила, и я полетел вниз. Ударился головой о цементный край бассейна и свалился в воду. Дно его показалось мне черной бездной, но, возможно, это было от потери крови или от нехватки кислорода.

Затем я увидел яркий сверкающий свет, когда одноклассники вытащили меня из воды. Учитель физкультуры, сейчас я уже не помню его имя, положил меня на пол и, прижав полотенце к моей голове, держал его до тех пор, пока не приехала «скорая помощь». С одной стороны головы выросла шишка размером с мяч для игры в софтбол. Я практически ничего не видел. Тем не менее я не был ни парализован, ни сильно изувечен. Меня на всякий случай отправили в больницу, но там сказали, что утром отпустят домой.

Ночью в больнице началось то, что я называю «шумами». Первым, что я ощутил, было что-то вроде шлепка, как будто кто ударил в стену у меня за спиной. Я проснулся, и звук повторился снова. Затем позвал медсестру и попросил, чтобы кто-нибудь побыл со мной в комнате. Та подумала, что мне все приснилось.

Затем прерывистые удары сделались громче и существенно участились. Изменился и их характер: они стали напоминать удары бейсбольной биты по стволу дерева. Ощущение от каждого такого тычка было похоже на укус или ожог.

Я чрезвычайно возбудился. Меня скрутили и дали какое-то сильное успокоительное.

Шишка на голове уменьшилась, зрение прояснилось, однако шум вернулся. Иногда это были ритмичные удары, иногда бессловесный шепот, поскрипывавший в моей черепной коробке. У меня взяли анализ крови, заставляли ложиться в какие-то дорогостоящие медицинские аппараты, меняли рацион питания. Но главным образом меня пичкали пилюлями, потому что когда я засыпал, то не мог убежать из клиники.

Родители всегда были рядом — отец в ту пор был жив, — но я помню исключительно мать, которая спала на стуле подле моей койки. Врачи решили, что моя проблема отнюдь не физического свойства — внутреннего кровотечения, повреждений мозга или опухолей обнаружено не было. Кроме того, ничто не напоминало известных науке случаев одержимости. Медики предположили, что пора отвести меня к психиатру. Мать отыскала доктора Аарон.

Ее кабинет располагался в элегантном трехэтажном особняке викторианского стиля в квартале от железнодорожного вокзала. Существенный шаг вперед по сравнению с тем убогим кирпичным зданием, в котором она снимала офис до этого.

— Здесь, что ли? — спросил Лью.

— Такой был адрес, — ответил я и высунулся из окна «ауди».

— Причешись. Сзади волосы у тебя торчат, как иглы у дикобраза.

Сегодня утром я проснулся без особых проблем. На всякий случай для бодрости принял две таблетки, и они подействовали как надо. Лью постучал в мою дверь в полодиннадцатого — он не мог взять в толк, почему она заперта, — и я, наконец, словно зомби выбрался из кровати.

— Я вернусь через час и заберу тебя, — пообещал Лью.

— Через час психотерапии или реальный астрономический час?

— Телевизионный час. Увидимся через сорок две минуты.

Внутри дом казался пустым. В фойе за крошечной конторкой никого. На стене с десяток пластмассовых ячеек, украшенных крошечными табличками с именами других «врачей». Я какое-то время постоял, разглядывая большую лестницу и размышляя над тем, на каком этаже находится кабинет доктора Аарон. Сегодня суббота, так что ее может там и не быть.

Я присел на диванчик в приемной, переоборудованной из гостиной комнаты с давно не топившимся камином и огромными окнами, выходящими на улицу. Затем бросил взгляд на входную дверь и взял со столика номер «Ньюсуик». Морпехи по-прежнему в Кашмире. Сайентологи обвинили Информационалистов Иисуса Христа в нарушении закона об авторском праве. Критики устроили разнос мюзиклу «Экзорцист». Журнал был месячной давности, но я не посчитал его старым. Все новости были мне интересны — я утратил связь с текущими событиями еще до Рождества. Интересно, подумал я, про демона из аэропорта уже написали в сегодняшних газетах?

Где-то наверху открылась и закрылась дверь. Я поднял голову и стал прислушиваться к шагам. Вниз по лестнице спустилась крупная женщина в черном, до колен, свитере. Она секунду помедлила, прежде чем повернуться и посмотреть на меня.

Господи, подумал я, а доктор Аарон сильно поправилась. Следующая мысль: ну и болван же я.

— Дэл? Это вы?

Я встал и неуклюже обошел кофейный столик.

— Здравствуйте, доктор Аарон.

Я не видел ее с тех пор, как учился в средней школе. Тогда она была стройной, вид имела серьезный, и мне, четырнадцатилетнему, казалась достаточно взрослой. По моему тогдашнему разумению, в ту пору ей было за сорок. Сейчас ей самое большее сорок пять, а тогда было лишь тридцать с небольшим. Очевидно, доктор Аарон к тому моменту всего несколько лет назад окончила свой медицинский.

Я пожал ей руку, не совсем представляя себе границ допустимого — мы с ней давние знакомые или всего лишь врач и пациент? Ее открытая улыбка обезоружила меня, рассеяв все сомнения. Я придвинулся ближе и осторожно обнял ее одной рукой. Доктор Аарон дружески похлопала меня по спине.

— Рада видеть вас, Дэл.

Ее лицо как будто попало в фокус моего зрения. Коротко стриженные черные волосы, тонкие темные брови, изящные, как еле различимый французский акцент. Образ стоявшей передо мной женщины вытеснил старый, сохранившийся в памяти с детских лет.

Она повела меня по лестнице вверх.

— Я долгие годы думала о вас, Дэл. Мне хотелось знать, как ваши дела.

— У меня все в порядке.

Доктор Аарон смерила меня оценивающим взглядом.

— Заходите.

Кабинет был выдержан в темных тонах: темно-красные стены, дубовые панели на стенах, огромный письменный стол. Все элементы интерьера явно требовали подсветки. Персидский ковер с крапинками розового оттенка как у таблеток пептобисмола. Кружевные белые драпировки и абажуры, диванчик для двоих в бледный цветочный рисунок. Единственной вещью, оставшейся от прежнего кабинета, было, насколько мне помнится, лишь темно-коричневое кожаное кресло.

Она взяла у меня куртку и повесила на вешалку.

Я сел в кресло для двоих, доктор Аарон — в старое кожаное.

Мы снова улыбнулись друг другу.

— Будете делать записи? — поинтересовался я.

— Вы ведь просто зашли повидаться со мной, не так ли? Кроме того, сейчас я не так часто делаю записи, как раньше. Пришла к выводу, что слушать лучше без блокнота в руках. — Она устроилась удобнее и закинула ногу на ногу. — Значит, теперь вы живете в Колорадо. Как же вас туда занесло? В последний раз мы с вами общались… э-э… я получила от вас письмо, когда вы поступили в колледж. Помнится, вы тогда еще никак не могли решить, какой факультет выбрать.

— Я решил пойти в Голодающие Художники.

Я перешел в режим Забавного Резюме. После десятка вступлений типа «привет, меня зовут Дэл», обращенных к докторам, пациентам и различным малочисленным группам людей, я пришел к выводу, что это наименее болезненный способ охватить скучную часть моей жизни в период между учебой в колледже и текущим моментом. Долгий поиск работы, способный превратить мой иллинойский диплом художника-графика в реальное занятие, постыдное возвращение в родительский дом, несколько мест работы, где я получал сущие гроши. Я выдвинул на передний план самые уничижительные моменты, вроде решения перебраться вместе с подружкой на другой конец страны, где та почти сразу по прибытии бросила меня.