Пандора (сборник)
Шрифт:
«Интересно, предали ли мы Господа, создав нечто не менее дивное?» — подумал Флэттери.
— Отец наш небесный! — прошептал он.
«Но ведь и я сейчас на небесах, — мелькнула мысль. — И какому духовному риску я тут подвергаюсь!»
До его слуха донеслись голоса переговаривающихся за работой Бикеля и Пруденс. Эти звуки будто подтолкнули поток его мыслей.
Снова ощутил всплеск, исходящий от вечного поединка между Знанием и Верой, ареной которого оказалось избрано его тело. Флэттери почувствовал, как его захлестывает волна эмоций, которые, по идее, должна была гасить его Вера.
«Я
Флэттери отвернулся от нависающего над ним пульта, закрыл глаза и крепко ухватился за стойку.
— Отче наш, — прошептал он. — Иже еси на…
Но эти слова вдруг как-то утратили свою силу…
«Яко на небесах, так и на земле…» — подумал он.
Но ни того, ни другого для него никогда не существовало — впрочем, как и для других выходцев из аксолотлевых танков и стерильных яслей Лунной базы. Для всех них оставалась лишь надпись:
НЕ ОТКРЫВАТЬ ЛЮК, НЕ ПРОВЕРИВ ДАВЛЕНИЕ В СЛЕДУЮЩЕМ ОТСЕКЕ.
Каждое утро по пути на занятия — целых одиннадцать лет — он проходил через люк, над которым красовалось это предупреждение.
ВЫХОД НАРУЖУ БЕЗ КОСМИЧЕСКОГО СКАФАНДРА СТРОГО ВОСПРЕЩЕН.
Вездесущая надпись устанавливала границы их строго ограниченного мира. И до сих пор он чувствовал ее власть над собой.
Скафандр был еще одним фактором, регулирующим спектр их поведения. Он ограничивал возможности общения с другими людьми, низводил голос до механического хрипа динамиков, превращал собеседников в механические куклы, пляшущие на экране осциллографа.
Вездесущим врагом считался внешний мир — полное отсутствие чего-либо, способного поддерживать жизнь, пустота, называемая пространством. Оно было злом, и они боялись его — всегда. Конечно, всегда можно мечтать о покорении пространства, но на самом деле они всегда мечтали об очищенном воздухе и родной каюте, в которой можно снять с себя опостылевший скафандр. Именно это всегда являлось сокровенной мечтой. Пусть даже она и исходила от самого дьявола.
Единственным, на что можно было твердо полагаться в присутствии врага, — закрепленная на стойке пластиковая бутылочка с водой. Жирные волосы могли испачкать забрало шлема. Волосы следовало стричь коротко и как можно чаще мыть шампунем.
— Вся вселенная является воплощением химии и механики, материи и энергии, — прошептал он.
Но только Бог был способен управляться с материей и энергией.
«Да, мы не боги, — подумал Флэттери. — Мы совершаем святотатство, пытаясь построить машину, которая способна думать сама о себе. Вот почему мне было поручено следить за происходящим в этом полете. Мы богохульствуем, пытаясь наделить машину душой. В принципе сейчас я должен бы был отправиться в мастерскую и разнести дьявольское создание на куски!»
— Радж! — донесся голос Бикеля из интеркома.
Флэттери бросил взгляд на экран. Во рту у него неожиданно пересохло.
— Я
заметил независимую активность фотосенсорных цепей компьютера, — проговорил Бикель. — Прю, проверь расход энергии.— В норме, — ответила она. — Замыкания нет.
— Но ведь… это не разум, — пробормотал Флэттери. Язык его едва шевелился.
— Согласен, — ответил Бикель. — Но что же тогда это такое? Компьютер сам программирует себя во всех…
Последовало недолгое молчание.
— Проклятье!
— Что случилось? — спросила Прю.
— Он отключился, — ответил Бикель.
— И что же… так на него подействовало? — удивился Флэттери.
— Я подключил блок замедления в симулятор одинарного нерва и пропустил через схему тестовую программу. По-видимому, программа вызвала информационный резонанс, воздействовавший на «Быка» и одновременно на компьютер через каналы монитора. Именно тогда я получил реакцию самопрограммирования.
Пруденс пальцем провела по толстому проводу, подключенному ко входу «Быка».
— Монитор подключен только к памяти компьютера, — сказала она. — А вот здесь установлен буфер.
Бикель дернул за указанный ей провод.
— Что ты делаешь? — спросила она.
— Отключаю его, — ответил он. — Хочу провести проверку независимо от памяти и, прежде чем продолжать, проанализировать результаты.
Молчание.
Флэттери с ужасом уставился на экран.
«Если я сейчас уничтожу все это, убью я кого-нибудь или нет?» — подумал он.
11
Сработали датчики, и на пульте начали перемигиваться сигнальные огоньки. Их свет — желтый, зеленый, красный — отражался на вогнутой переборке.
Свет сигнальных огней расцвечивал схему, которую просматривал Тимберлейк и сравнивал с выводящимися на экран данными.
На экране над его головой виднелись Пруденс, которой предстояло отстоять еще половину вахты на Центральном Пульте, и Флэттери, отдыхающий на своей койке.
«Странно, почему он не уходит в каюту?» — подумал Тимберлейк.
Из мешанины аппаратуры и проводов появился Бикель, освещаемый зеленым светом сигнальных огней.
— Мы что-то упустили, — буркнул он.
Тимберлейк с удивлением отметил нотки страха в голосе Бикеля и то, как он, подобно загнанному в угол животному, затравленно озирается.
— Если эта штука начнет действовать самостоятельно, то управлять ею нам не удастся, — продолжал Бикель. — Радж совершенно прав.
— Да просто Радж помешан на всякой чепухе насчет големов и разных чудовищ! — фыркнул Тимберлейк.
— Нет, — ответил Бикель. — У этого создания особенная память. И она лишь отдаленно напоминает нашу, человеческую. Но понимаешь. Тим, именно память — нервные цепи, составляющие Психопространство — лежат в основе того, что мы называем поведением. Что будет делать эта штука, когда мы включим ее… если мы не снабдим ее опытом, благодаря которому сумела выжить человеческая раса?
— Просто ты не знаешь, что такое расовые различия, и именно в этом твое несчастье.
Голос принадлежал Флэттери. Они подняли головы и увидели его на экране. Он сидел на койке, протирая глаза. Пруденс сосредоточилась на большом пульте, как будто ничто ее больше не интересовало.