Панджшер навсегда (сборник)
Шрифт:
Бывшие пассажиры медленно спускались на землю, долго пребывали в заторможенном состоянии, в растерянности, не видя вокруг ничего, даже звезд, которые так и не пробились сквозь сплошной занавес циклона. Ремизов был таким же, но, в отличие от многих, знал, что до конца комендантского часа за пределы аэродрома их не выпустят, и коротать время до рассвета придется здесь, рядом с полосой. Где-то среди толпы блуждали и его подшефные, ну что же, он им обещал приключение, и оно удалось. Здесь Ремизов удовлетворенно улыбнулся, поискал их глазами, но вместо попутчиков увидел двигающийся по летному полю «КамАЗ» и, прихрамывая, быстрым шагом бросился ему наперерез, в свет фар. Забравшись
– Мужики, возьмите на постой.
– А чего ж не взять? – отозвался кто-то из дальнего угла. – У нас и место есть.
– Отблагодарю.
– Лучше расскажи, как там, в Союзе.
– Как всегда, нормально. За все последние месяцы там ровным счетом ничего не изменилось.
– Не говори «последние», говори «крайние».
– Ладно, крайние. Там что летом, что зимой, худо не бывает.
– Так я и знал. – Кто-то полусонно буркнул из другого угла.
За столом в деревянном вагончике разговор продолжили. Ремизову пришлось вспомнить и рассказать гостеприимным хозяевам, как падает в лесу пушистый снег, как роскошно в «Заравшане» играет оркестр, как старого приятеля в Ташкенте встретил, как герои народного эпоса, Пал Палыч и Николай Палыч, из русской глубинки представляют себе афганские дела. Но после третьей стопки технического спирта боль в голове не только не утихла, как он надеялся, а приобрела характерный чувственный оттенок не то колокола, не то кувшина, раскалывающегося изнутри.
– Как там, как там, эх…
Ремизов пытался собраться, найти растерянные и растрепанные мысли, в которых еще недавно отражались светлые воспоминания. Но света в воспоминаниях становилось все меньше, отпуск неотвратимо сливался в один долгий вчерашний день с осадком необъяснимой горечи. Снег. Что снег? В степи с низовым ветром, он колючий, обжигающий лицо и дыхание… А оркестр? Это же не музыканты, сборщики дани, вымогатели – все лучшее играют только на заказ… Ренат тоже хорош, прикрылся солдатскими спинами, но кто его осудит. Не судите, да не судимы будете… Пал Палыч… Про этого и говорить нечего, номенклатурщик хренов, такие, как он, за цифрами и показателями людей не видят. Им чужая жизнь – единица из статистики. Солнечным зайчиком из памяти выплыло лицо жены, Ремизов попытался улыбнуться, но напряжение мысли причиняло боль. Как там, в Союзе? Если б вы знали.
– Хорошо там, да?
– Я ехал в отпуск за счастьем. А он, как двуликий Янус… Он усмехался надо мной. Счастья, говорит, захотел, бери, сколько возьмешь. Будешь уезжать – вернешь обратно. Некрасиво, наверное, завидовать, а я завидовал. Всем, кого встречал, всем завидовал.
– Ладно, не сдавайся.
– Так и есть, держись!
– Тоскливо, наверное, из Союза возвращаться?
– Да, тоскливо. Кризис переходного периода, но это не страшно. Тоскливо оттого, что там нас совсем не понимают, совсем. А здесь мы одной крови!
Дело было далеко за полночь, и на нары он упал, потеряв последние силы, успев, однако, при этом заметить, что простыни ему постелили совершенно новые, и от них исходил настоящий аромат армейского склада.
Когда ремизов проснулся, уже наступило позднее утро, аэродромная обслуга, инженеры взлета и посадки самолетов, а это оказались именно они, давно отправились на службу. на столе под салфеткой стоял завтрак, а рядом лежала короткая записка: «ни пуха ни пера тебе, земляк». взяв чемоданы и прохлюпав по размокшей скользкой глине, – а она нисколько не лучше нашей грязи, – почти километр, он добрался до аэродрома. Первую пару «вертушек» на руху он прозевал, она, как
рейсовый автобус, ушла по расписанию в восемь утра, а вторая будет только после обеда, опять предстояло ожидание, на этот раз не такое томительное.– а, ремизов, и ты здесь, ну здравствуй! – Знакомый голос, голос командира полка, раздался за спиной, он резко и радостно обернулся.
– Товарищ подполковник, лейтенант ремизов из отпуска прибыл, во время отпуска замечаний не имел.
– Хорошо, что прибыл, у нас там такая каша. Потерь много, ротных не хватает. ваш батальон здорово в январе потрепали, мы на дархиндж ходили. Тебе работа найдется. – Кашаев азартно, со странным торжеством, с блеском в глазах рассказывал о последних страницах жизни полка, что у лейтенанта по спине пробежал озноб.
– Из офицеров кто погиб?
– в батальоне? У вас командир гранатометного взвода. Пулю в грудь получил. ничего, красиво погиб, там такое было! стрельба, грохот, мины, как дождь, ну и вашего взводного зацепило. а ты молодец, в отпуске отдохнул, посвежел. нам такие нужны, теперь и тебе достанется, – здесь Кашаев слегка гоготнул, а ремизову показалось, что перед ним не командир полка, а разухабистый поручик ржевский, у которого в голове женщины и анекдоты, и ничего больше. еще ему показалось, что Кашаеву по-настоящему страшно. страшно и как командиру, который отвечает за жизни двух тысяч солдат и офицеров, за выполнение задач, стоящих перед полком, страшно и как обыкновенному человеку.
– Как там комбат, начштаба? – Ремизов не хотел продолжать разговор, но и молчать казалось ему неудобным.
– Комбат ваш цел, поддает периодически, а иногда хорошенько поддает. – Командир полка снова весело гоготнул. – Начальник штаба поставил турник во дворе, по утрам подъем переворотом крутит, никто угнаться не может. А сегодня утром батальон в рейд ушел, там простая задача, завтра к вечеру вернутся, встречать будешь.
Рулетка делает круг
Батальон ушел в рейд перед рассветом. Солдаты, зевая до хруста в суставах, толпились, толкались, выстраивались в колонну во дворе присыпанного ночным снегом батальонного дувала, взводные и сержанты взбадривали их бесполезными окриками, при робком дежурном освещении считали по головам, проверяли оружие и имущество. Спать сегодня не пришлось, так, дремали, еще вечером батальон был готов к выходу, снаряжен, проверен и уложен отдыхать на нары, на полы, не раздеваясь. Во всем этом тоже присутствовал замысел предстоящих боевых действий.
На время отсутствия командира полка руководство взял на себя Лосев, начальник штаба. Сдержанный, слегка флегматичный, он знал свое дело и свое место по штатному расписанию, его уважали в полку. Ему доверяли – и это больше, чем оценка. Оставшись за командира, он спокойно, по-деловому отдавал распоряжения командирам подразделений, а вчера после утреннего развода попросил Усачева остаться для получения отдельной боевой задачи. Лосев кратко изложил тактическую обстановку в ущелье и вблизи него и то, что предстояло сделать второму батальону.
– Наш полк в кольце наблюдательных постов. Факт?
– Факт.
– Это значит, что они нас постоянно контролируют и передают информацию на базу о движении наших колонн, выходах техники и подразделений. Факт?
– Факт.
– Вот видишь, комбат, что получается. У душманов есть возможность упреждать нас в действиях. Определив направление движения и количество людей, техники, они просчитывают, где мы будем через два часа или через сутки. И что они делают?
– Минируют тропы и выставляют засады.