Пангея. Книга 2. Подземелье карликов

— Конечно.

— Тогда ты так и не открыла ворота, — сказал Илаим.

Хель не услышала упрека, голос Прозрачного остался спокойным и ровным.

— Я знаю, — сказала она. — А ты спустя столько времени пришел, чтобы спросить почему?

— Нет.

— Ты ведь знал, что мы там найдем? Разумеется, знал… Ты же и вывел нас к этому месту.

Илаим промолчал.

— Древние технологии — мы собирали знания по крупицам. Отовсюду, где только можно. Мы фактически заново открыли технологию ускоренных мутаций… И тут такой подарок. Корабль прямиком с самой Пангеи. Это не жалкие игры с золотом, это в самом деле могло все изменить. Мир стал бы совсем другим.

— Возможно, — сказал Илаим.

Хель его не услышала.

— Всего-то и нужно было — выкопать и взять.

— Но я просил тебя о другом.

— У меня есть долг! Если бы я не воспользовалась такой возможностью, это было бы преступлением.

Илаим едва заметно пожал плечами.

— У нас обоих есть долг. У тебя — перед тем, что будет. У меня — перед тем, что было.

— Мы ведь подготовились… Очень хорошо подготовились: отдельная станция, специально выведенные рабочие, оборудование, материалы… И, как выяснилось, время.

Илаим кивнул. Хель устало облокотилась на стол, сжав виски ладонями. Длинные белые волосы растрепались, скрыв лицо. Будь здесь Рашер или кто-нибудь еще, она бы никогда себе такого не позволила. Они не должны видеть ее такой… Но как же она устала!

— Я думала, что поступаю правильно.

— Самая распространенная ошибка, — сказал Илаим.

— Я должна была понять сначала. Перебои со связью, отказывающее оборудование, останавливающиеся часы. И чем ближе мы подбирались, тем становилось хуже…

— Ваш вид существует в четырехмерном пространстве, но сами вы способны передвигаться лишь в трех измерениях. Движение во времени вы контролировать не в состоянии. Есть лишь иллюзия контроля.

— Я понимаю, — кивнула Хель. — Это как прогулка по поезду, несущемуся на всей скорости.

— Поезду?

— Такое транспортное средство, — со вздохом сказала Хель. — Когда-то его использовали… будут использовать для перевозок больших групп людей. Так вот, внутри поезда ты можешь ходить, бегать, скакать на одной ножке — но от этого не зависит, где ты окажешься, когда откроются двери.

— Да, — кивнул Прозрачный. — Это называется «принцип относительности».

— Но ты мог бы сказать! Мог бы предупредить, что тот чертов поезд давно сошел с рельс, падает в пропасть и одновременно с этим летит вверх!

— В результате аварии темпоральный двигатель Ковчега был серьезно поврежден. Невозможно предугадать последствия подобной катастрофы.

— Невозможно… Еще до того, как закрыть станцию, мы сверяли радиосводки. Сообщения передавались со станции с промежутком в полчаса. Простой отсчет — один, два, десять… Здесь же: ответ мог прийти через час или через сутки, один раз разрыв составил три года. Два раза мы получали ответ до того, как тот был отправлен!

— Временная ткань в данном районе крайне нестабильна.

— Как в линзе? — Хель прищурилась.

Илаим чуть склонил голову. Губы его едва заметно шевелились, словно он старательно подбирал слова.

— То, что ты называешь линзой, — это червоточина. Кротовая нора — кратчайший туннель между двумя точками. Пространственно-временная ткань не линейна, она больше похожа на скомканный лист бумаги. С тем учетом, что приходится оперировать не плоским листом, а двенадцатимерным пространством, находящимся в постоянной динамике. Из-за этой динамики линзы ненадежны. Они хороши на относительно малых расстояниях, но, когда доходит до больших чисел, полагаться на них нельзя.

— До больших чисел?

— Сотни миллионов световых лет, — сказал Илаим, вновь повернувшись к окну. — Эпохи… Темпоральный двигатель действует иначе, чем линза. Вместо того чтобы использовать естественные искривления пространственно-временной ткани, он изменял ее сам. Комкал лист бумаги. И судя по всему, продолжает делать это до сих пор — но только это неконтролируемые изменения. Происходят выбросы энергии… Для вашего вида опасно длительное время находиться рядом.

— Опасно? — Хель позволила себе короткий смешок. — Мы никого не могли оттуда забрать. Первый радист проработал на станции месяц. Но когда он поднялся на поверхность… Он сгнил у меня на глазах. Минуты за три, не больше. Он очень сильно кричал, а я не люблю громких звуков.

— Мне очень жаль, — безучастно сказал Илаим.

— Другому работнику спустя два часа пребывания на поверхности разорвало селезенку так, будто внутри него взорвалась граната. Я отправляла людей на станцию, зная, что никто из них не вернется.

Хель не испытывала по этому поводу угрызений совести. Так было нужно. Но это было слишком расточительно и нерационально. Хель не могла отправить на станцию никого из своих лучших работников и ученых, потому что это означало заведомую потерю ценного материала.

— Я не представляю, что там творилось. Не могу представить… Да они сами, похоже, не понимали, что происходит. Как работа, на которую отводилось несколько месяцев, оказывалась выполненной еще до поступления приказа на базу? И никто не мог дать ответа, кто все сделал, когда и как?

— Частичный временной маятник на отработке вероятностей, — сказал Илаим ровным голосом. — Крайняя нестабильность пространственно-временной ткани. Но ваш вид существует на ином энергетическом уровне, и вы физиологически не способны это отследить.

— Ну да. Мой вид, — эхом повторила Хель.

Мир за окном стал абсолютно белым, исчезло даже пятно света от прожектора. Чистый белый новый мир… И голос. Далекий печальный зов. Еще чуть-чуть — и она сможет разобрать слова.

— Зачем ты пришел?

— Мне нужен человек. Кто-то, кто сможет открыть ворота.

— Ты все о том же, — усмехнулась Хель. — Так и не отступился?

— Нет.

— Прости. У меня нет лишних людей. И никого я тебе не дам — станция «Пангея-8» закрыта.

— Боишься? — спросил Илаим. — Думаешь, они узнают, что там случилось? Узнают, кто за всем этим стоит и почему? Почему станция вдруг оказалась закрыта. Все, кто имел к ней какое-то отношение, — уничтожены. Заморожены насмерть. Брошено оборудование, золото — все те сотни тонн, которые вы там накопали… А главное — корабль древней цивилизации с такими технологиями, которые вам и не снились.

Хель не ответила.

— Нет, конечно, — сказал Илаим. — Ты никогда не боялась других. Единственный человек, которого ты боишься, — это ты сама. И ты сама боишься узнать, что случилось на «Пангее-8». Ведь тогда придется отвечать совсем на другой вопрос: кто такая Хель?

— Да иди ты к черту! — Хель с размаху швырнула в Илаима артефакт. Промахнулась; стукнувшись о стекло, фигурка отлетела в дальний угол кабинета.

Прозрачный не шелохнулся. Плечи Хель опустились.

— Прости… Все дело в маятнике, ведь так? Этой твоей крайней нестабильности пространства и времени?