Панночка

Хвеська. Пан Философ…

Философ раскачивается и ноет.

Пан Философ, уже ведь солнышко взошло, слава Богу. А вы целенький тут сидите, с нами.

Философ раскачивается и ноет.

А то, может, покушаете немного? Нехорошо, когда человек пустой сидит.

Философ раскачивается и ноет.

Коржики с салом хорошие есть… Варенички со сметаною… Жирные, сами в рот прыгают. Уже ведь опять день, светло, чего вы ноете? А вот птичка пикнула, слышали? Птичка вон какая маленькая, а не боится, ночь переночевала под листиком и уже снова веселая, скачет и пищит. А, пан Философ?

Философ мутно глядит на Хвеську.

Вот и лучше уже. Вот и глазки развеселились. Это я, Хвеська. Признали? Я вижу, что признали. И кушать хотите. Я по глазам вижу, что хотите. А ну-ка разевайте свой рот! (Сует ему в рот булку.) И не вертитесь, очень даже вкусная пампушка. Ах, какая же пампушка румяная, сладкая! Вот молодец! А ведь вкусно, да? Вкусно? Я вижу, что вкусно. Вот козак настоящий, вот как кусает много… вот и эту скушайте, горяченькую…

Философ. Хвеська…

Хвеська. А что, пампушка не нравится?

Философ. Хвеська, ну-ка тронь… вот здесь, грудь мою…

Хвеська(жеманно). Ой, вы скажете тоже… Мужчину чужого трогать…

Философ. Не мужчину, дура, грудь тронь!

Хвеська приложила руку к груди Философа.

Ну?

Хвеська. Горячо.

Философ. Да стучит ли там, глупая баба!

Хвеська. Так стучит же, аж в руке отдается! Стучит, куда ж оно денется!

Философ. А то мне чудится, что замолчало.

Хвеська. А вы, наоборот, покушайте, силы прибудут, оно еще пуще застукает! (Помогает ему подняться.)

Философ. Земля прогибает…

Хвеська. Так вы ногами-то упритесь, да сильнее же, и пятками пристукните, сапоги-то на вас хорошие, крепкие.

Философ. Ноги гнутся, Хвеська…

Хвеська. Да на что вам такие сапоги тогда? И какие такие у вас ноги особые, что гнутся? Ни на ком нету таких сапог, и то не гнутся, а у вас и сапоги наилучшие и все гнутся! Ну! Стойте же прямо! Это ничего! Это у вас переполох! Ночью застудились в церкви с мертвецом. Пройдет от солнышка, растает и сами не заметите. Снова будете веселый!

Философ. Хвеська, я уж никогда не буду веселый.

Хвеська. Ой, вам ли говорить такое! Такой видный мужчина с такими большими усами! И так грешно говорит! Еще такой веселый будете, что сами удивитесь.

Философ. Застряло в груди…

Хвеська. Так это понятное дело! Это хоть самого Явтуха засунь в темень к мертвецу, он и усы опустит! Так мертвеца ж скоро закопают да и все дела!

Философ. Ох, Хвеська… такие там дела задаются… не расскажешь, в груди застряло.

Хвеська(испуганно). И не рассказывайте! Мы тут живем, зачем нам?

Философ. Мы тут живем, а оно ворочается, и скрипит, и чавкает. Оно шарит липкими усами, кого зацепить отсюда…

Хвеська(трясется). Пан Философ, вы лучше пампушку покушайте… (Сует ему в рот булку.)

Философ(отплевывается). Да задушишь меня, баба!

Хвеська. Это хорошие пампушки, из белой муки… сладкие. Для вас пекла.

Философ. Для меня? (Изумленно.) Хвеська, какие ж у тебя красивые дрибушки. Кудрявые.

Хвеська(поправляет волосы). Тоже скажете, пан Философ. Да и волосы у меня совсем не хороши. Не такие уж черные и не блестящие.

Философ. И черные, и блестящие твои волосы, Хвеська, и стрички в них красные и голубые, будто жар и тень вперемежку.

Хвеська(потрясенно). Пан Философ, как вы говорить стали?

Философ. Как?

Хвеська. Будто это не вы говорите, а настоящий важный пан.

Философ. Сам не пойму, какая слабость пронзила все мои жилы и кости. Дрянь я стал совсем, не мужчина, не козак, нет. Вот, например, горшки, да?

Хвеська. Какие? На плетне, что ли?

Философ. Да. Вон те… синие и красные.

Хвеська. Вижу. Я их утром повесила просушиться, а что горшки?

Философ. Я на них смотрю, Хвеська, вроде это горшки и не горшки в одно и то же время.

Хвеська. Как не горшки? Я вижу, что горшки.

Философ. Так глазами-то и я вижу. Но вот скажи мне, станет ли нормальный человек с крепкой головой и чистой душой так радоваться горшкам, будто это по крайней мере золотые горшки?

Хвеська. А вы что, так сильно им радуетесь?

Философ. Я смотрю на них, и мне до боли приятно смотреть. Вот здесь вот у меня жжет от них, Хвеська. Они такие влажные и такие круглые… Понимаешь?

Хвеська. Не понимаю я.

Философ. И я не понимаю. Но они висят в рядок и на них солнышко светит… И вот тут вот в самой груди, внутри что-то жжет и ноет от тихой радости, и слезы, ей-богу, теплые, тихие слезы наползают на очи, раз все эти горшки висят тут в рядок…

Хвеська. Я, пожалуй, пойду и сниму их…

Философ. Нет! Пускай висят. Это не поможет ничему, Хвеська. Вот взять к примеру кур. Видишь, куры ходят?

Хвеська. Как же не видеть, когда я сама только что насыпала им, а двух самых старых зарубила для кухни.

Философ. И я то же самое говорю… куры такой глупый народ, что смотреть на них особенно нечего! А я все же смотрю и…

Хвеська. Жжет?

Философ. Жжет…