Паноптикум Города Пражского

– Надо же! И вы, что... все время и сочиняете?

– В свободное время. Я для того и принес стихи, чтоб вы поняли, как я ее любил, хотя она и изменила мне.

– С Ваней?

– Нет. Появился кто-то еще... Об этом у меня другой стих.

– Меня совсем не интересуют ваши стихи, меня интересует, что вы знаете о среде, когда оба они были в той проклятой роще. Вы их видели?

– В тот день не видел, знаю только, что Ваня поехал к ней,

потому что слышал, как он выпрашивал у постового на время велосипед и обещал за это пяток сигарет. Я своей внутренней интуицией почувствовал, что за этим кроется...

– А после возвращения Вани вы видели его?

– Нет, начался сильный ливень с грозой. Я сидел в казарме, но времени зря не терял, а писал стихи... Я подумал, что они с Ваней помирились, потому что за два дня до этого она не пришла на свидание со мной. И я написал об ее измене. Я оставлю вам эти стихи, прочитайте.

– Простите, вы чем занимались на гражданке?

– Я учитель. Но прежде всего - поэт. В будущем же хочу посвятить себя исключительно поэзии. Мне приходилось уже печататься в журналах. Возможно, вы даже читали...

Пан Боуше зажмурился и ничего не возразил. Он размышлял - выкинуть этого типа за дверь или посадить... В нем крепло подозрение, что на самом деле все было иначе и ефрейтор припожаловал в полицию, чуя, что под ним горит земля...

Пан Боуше все же глянул мельком на лежавший перед ним листок со стихами, который положил сидевший против него субъект.

– Вы написали это в среду?

– Да.

– В ту среду, когда ее нашли мертвой?

– Да, к прискорбию... Но когда я писал, еще не знал об этом. Все равно стихи получились интересные. В них вы почувствуете, как я люблю ее, несмотря ни на что. В последних строках я пишу:

Была жестока ты и неверна, но для меня - святая... Его же молнии и гром сопровождают...

– Кого ж это?
– ошалело воскликнул пан Боуше.

– Ну, моего соперника, Карела Ваню. Когда он подъехал к казармам, бушевала гроза. Я отразил состояние моей разрывавшейся на части души...

А если все было совсем наоборот? Пана Боуше все настойчивее сверлило подозрение... Ефрейтор знал про их свидание, ревновал и отправился за ними следом. Когда они расстались, он нашел ее, начал упрекать... а потом убил... Сам же вернулся, рассчитывая, что подозрение падет на Ваню, накропал свои сти-шочки и воображает, что я попадусь на его крючок!

– Вы утверждаете, что в роще не были?

– В ту среду не был, а в другие дни бывал. Роща была ее любимым местом.

– Выходит, девушка проводила время с военнослужащими вашего полка и всех приводила на одно и то же место... Не кажется ли это вам странным?

– Чего же тут странного?
– удивился ефрейтор.
– Утренняя смена у нее кончалась в два, ближе всего было до рощи, а если она удирала с работы во время второй смены пораньше, то в рощу тоже идти было в самый раз... Разве не ясно? Я даже не осуждаю ее за то, что она завлекала многих мужчин.

– Вы не осуждаете ее за это как Роберт Борина или как Ало-ис Богачек?

– Скорее как Роберт Борина, - с грустным вздохом проговорил молодой стихотворец.
– Одно мне в ней не нравилось. Она не скрывала, что у нее много поклонников, даже кичилась этим. Мне, например, часто рассказывала о нем... о Ване то есть. А ему, видимо, обо мне. И наконец сказала, что нашла нового.

– Его фамилия?

– Не знаю. Не сказала. В последнее время она держалась немного загадочно, но для меня, как поэта, это не имело большого значения. Ее поведение вдохновляло меня на стихи.

Господи боже мой, ну и армия у нас, ну и защитнички!
– подумал про себя пан Боуше. Вместо того чтоб овладевать оружием и боевой техникой, строчат стишочки!

– Когда вы узнали из газеты о происшествии, о чем вы подумали? Может, и написали об этом?

– Нет, ничего, прошу прощенья... Я был настолько потрясен, что тут же поспешил в комиссариат, а оттуда меня направили к вам.

– Кто, по-вашему, убийца?

– Не знаю... Ваня?

– Почему он?

– Он же был с ней в роще.

Пан Боуше смерил ефрейтора ледяным взглядом.

– Вы гуляли с ней, точно так же, как и он, и в роще с ней тоже бывали!

У стихотворца отвисла челюсть:

– Уж не думаете ли вы... Я на такое просто неспособен!..

– Я вообще ничего не думаю, я только спрашиваю. Не появилось ли у вас желания, догадавшись, куда собрался Ваня, последовать за ним?

– Нет, такое мне в голову не пришло.

– А стихи на ее смерть не пришли вам в голову?

– Пока что нет, слишком недавно я узнал об этом... Но я обязательно напишу, это ведь такая трагедия... Растоптанный цветок... Не правда ли, очень впечатляющее название... вам не кажется?

Пан Боуше встал:

– Можете быть свободны, я вас еще вызову, а ваши стихи прочту.

– В самом деле? Очень буду рад! Это хорошие стихи. Не все, конечно, получились, но некоторые очень хорошие. Я ручаюсь.

Пан Боуше рассеянно кивнул и долго смотрел вслед молодому человеку, напряженно размышляя - что подозрительнее.: то, что он добровольно явился в полицию, или то, что он пишет стихи?..

В это самое время пан Бружек находился у матери погибшей Анежки Тихой; ничего нового он не узнал. Зато, уходя, заметил, как из дома торопливо вышел какой-то господин. Привратница стояла в дверях и провожала его взглядом. Пан Бружек невольно отметил это про себя. Когда он прошел мимо нее, привратница наклонилась к пану Бружеку и доверительно сообщила:

– Вы из полиции, я знаю. А тот вон господин - тоже от вас? Тот, что спускается вниз по улице?

– Трудно сказать, - неопределенно протянул пан Бружек и осторожно спросил:

Он проявлял какой-то интерес к случившемуся?

О! Еще какой... Сперва справился, дома ли барышня Тихая, а я сказала ему, что нету и навряд ли будет. Он так на меня посмотрел, что я напугалась, и ничего не ответил. И еще я сказала, что наверху, в квартире Тихой, сейчас господин из полиции и чтоб он, значит, спросил обо всем у вас, а он, не попрощавшись, заспешил отсюда прочь.

Господин в темном костюме уже заворачивал за угол. Бружеку не оставалось ничего другого, как побежать за ним, но Бружек опоздал - незнакомец в темном сел в трамвай. Бружек так бы и остался на остановке ни с чем, если б вагоновожатый не внял повелительным жестам Бружека и не притормозил, собираясь, впрочем, как следует обругать детектива.

Ладно, поехали, - буркнул пан Бружек. Он прошел через весь вагон в конец его, на площадку, но того мужчины не обнаружил. Пан Бружек нетерпеливо дождался следующей остановки и перебежал во второй вагон.