Пансионат Гоблинов
Шрифт:
Лан нападения начал вырисовываться. Наверное, Радивою уже не раз и не два приходилось подобным образом поджигать становища врагов. Поэтому он сразу же взял руководство операцией "Елочка, зажгись!" в свои руки. Перво-наперво юноша определил направление ветра. К счастью, день не был тихим и безветренным. Иначе им ни за что не удалось бы обойтись тем небольшим количеством горючего, которое было у них в распоряжении. Разливая жидкость правильным полукругом, княжич тщательно следил, чтобы в мокрой дорожке не было разрывов. Наконец, все было готово. Щелкнуло кресало, вылетела искорка и мгновенно
Некоторое время бандиты не замечали опасности. Они только начали трапезу и запах надвигающегося пожарища тонул в ароматном дымке поджаристой оленины. Но вот закричали часовые. Охваченные паникой разбойники бросили еду и улепетывали со всех ног. А огонь все приближался, грозя сомкнуть свои обжигающие объятия. Только главарь не терял присутствия духа. Даже в этих обстоятельствах он не собирался отказываться от мести. Перерезав веревки, он взвалил Милану на плечо и кинулся вслед за своей челядью.
Надо ли говорить, что у выхода из огненной клетки его встретили двое весьма враждебно к нему настроенных людей. К сожалению, противник их был совершенно чужд понятию воинской чести. Он мгновенно сообразил, что может воспользоваться своей ношей как живым щитом. Ситуация усугублялась тем, что некоторые разбойники не успели убежать далеко и теперь возвращались на подмогу своему предводителю.
В несколько прыжков Вилена очутилась за спиной врага. Огонь палил ей спину, но она не обращала внимания. Неожиданно ее нога наткнулась на что-то твердое. Серый круглый голыш. "Как раз то, что нужно!" - обрадовалась Уму-сай. Уж что-что, а кидать камни она умела. Снаряд просвистел в воздухе и попал точнехонько в черный затылок. Главарь рухнул как подкошенный.
Радивой подхватил свою обеспамятевшую любушку, не допустив ее даже коснуться земли. На свист скакал боевой конь, и через мгновение княжич сидел в седле, бережно прижимая к себе Милану.
"А меня оставит беседовать с разъяренным сбродом!" - отстраненно подумала Вилена.
– "Я погибну, а история обретет счастливый конец. Папочка его наверняка так и поступил бы".
Но Радивой удирать не собирался. Он подъехал к Вилене и протянул ей руку. Что ж, иногда ошибиться в человеке тоже бывает приятно.
Они ехали уже довольно долго, а Милана так и не пришла в себя.
– - Надо сделать привал, - тронула Уму-сай княжича за плечо.
– Нужно посмотреть, что с ней.
Тот согласно кивнул:
– - Подальше будет ручеек, там и остановимся. Не думаю, чтобы эти поганцы погнались за нами.
Вилена его уверенность не разделяла, но разубеждать юношу не стала.
Холодная ключевая вода быстро привела Милану в чувство. Тихо застонав, она открыла глаза:
– - Братик, милый! И ты, Вилена! Как вы...-потом, видно, вспомнила, что произошло и разрыдалась, безудержно и горько.
– - Я такая дура, такая дура, - всхлипывая, причитала она.
– Ты поверишь, - обратилась она к своей сестре, - пошла за ними сама. Не хотела, а шла. Как во сне.
– - Поверю, - утешила ее Уму-сай.
– такое бывает. Называется гипноз. Я еще вчера заметила, как этот жених смотрел тебе в глаза. Он пытался поработить твою волю.
– - Скотина!
– выругался
– Жаль, не добил я его.
Юноша пыжился от гордости и старания вести себя как бывалый мужчина. Он не представлял, как ему теперь держаться с Миланой. Робость мучила его, но в то же время страшно хотелось взять любимую за руки и сказать ей все-все.
Вилене стало жаль влюбленного княжича. Она взяла черпачок и направилась к ручью.
– - Пойду еще воды принесу, - бросила Уму-сай на ходу и с достоинством удалилась в кусты.
Радивой решился. Теперь или никогда.
– - Понимаешь, на самом деле ты мне не сестра, - сказал он и замер. Глаза Миланы наполнились слезами.
– - Ты так презираешь меня за все то, что случилось, Радивой?
– с грустью спросила девушка.
– - Совсем нет, что ты!
– смешался княжий сын.
– Наоборот. Я тебя люблю. Всегда любил и мучился. А теперь узнал, что ты мне не сестра...ну, в общем, я тебе не брат... И выходи за меня замуж.
Красный и вспотевший от волнения, он стоял перед своей любушкой и с ожесточением ковырял землю носком замшевого сапога. Он был очень хорош: статный, прямой, с четкими чертами лица и выразительными синими глазами. Смущение же делало его еще более привлекательным. Но Милана, ошеломленная неожиданной вестью, совсем не обращала на него внимание.
– - Кто тебе сказал?
– - Отец. Сегодня. Теперь мы можем пожениться, - гнул свою линию Радивой.
– - А кто же тогдамой отец? Что сказал тебе князь?
Девушка села, стиснув руки. Ее осунувшееся лицо выдавало еле сдерживаемое напряжение.
– - Не знаю, - честно принялся отвечать на сыпавшиеся вопросы юноша.
– Твоя мать...ну, уже была... когда попала сюда. А потом нянька напророчила какой-то бред и пришлось что-то предпринимать, чтобы ты была неопасна...
Бедный Радивой. Он, конечно, сразу понял, что сболтнул лишнее и прикусил язык, но было уже поздно.
– - Значит, все правда. Правда, что говорила мне Вилена, - твердила Милана.
– - Да не слушай ты ее, - разозлился княжич.
– Это она несет беду, а не ты. Пусть уходит, откуда пришла.
В ярости княжич забыл, что предмет его неудовольствия находится совсем рядом.
– - Я уйду, не сомневайся, - тут же раздался ее насмешливый голос.
– Но не тебе приказывать куда и с кем.
Вилена не спеша подошла и поставила на землю черпак с водой.
– - Выбирай, Милана, - обратилась она к своей близняшке.
– Остаешься с ним или идешь со мной?
Уму-сай говорила намеренно резко. Ей не хотелось заманивать этого пушистого ребенка. Тем более, она прекрасно понимала, что девушка будет гораздо более счастлива, оставшись с Радивоем.
По побелевшему лицу Миланы текли слезы. Она переводила свой взгляд с одного на другого и никак не могла решиться. Потом вскрикнула и бросилась к Вилене.
– - Пусть все несчастья уйдут из твоей жизни вместе со мной, - звенел полный мукой ее голос, и эхо древнего леса вторило ей.
– Прощай!
– - Милана!
– пытался остановить свою любушку юноша. Но руки сестер уже сомкнулись на праймайстере. Закружилась, завьюжила воронка времени. И растаяла, оставив только тихое "Люблю" да горько-соленый вкус разлуки на губах.