Пантеон

Альберт Андерсон все эти дни и так жил будто во сне… Имеются в виду световые дни, ночью он не мог сомкнуть глаз: ему казалось, – Артур по-прежнему в их общей комнате, рядом – только протяни руку, вот же он – напротив. А когда первые лучи ползли по мозаике паркета, устремляясь в тот угол, обнаруживалась на его голой кровати с одним лишь пружинным матрасом примостившаяся там пустота – жирная, раздувшаяся до потолка. Полиция забрала многие вещи, почти все, даже незавершенные картины – для анализа его психического состояния экспертами. Академия тоже в стороне не осталась – его постельное белье выстирают и выдадут кому-то еще или, как знать, вдруг оно вернется сюда же, к Эбби. А вот Артура больше нет, и он никогда не вернется. Некоторые предметы однако ж остались: не представляющие интереса и ценности для следствия житейские студенческие мелочи. Их охраняла обувная коробка, ее – в свою очередь – пустота, ставшая столь объемной, что не подпускала Альберта ближе, чтобы он мог достать сундучок из темноты. Да, так мало от него осталось в земном мире, и Артур теперь лежит в коробке глубоко под искромсанными штыками лопат кусочками корней, среди взбудораженной армии личинок и жуков… И к нему Эбби не сможет приблизиться. Или он обратился пеплом? Тогда от него осталось и того меньше… Подробности ему неизвестны. Думая об этом, Эбби отворачивался к стене, тупо пялился на нее (рыдал и скулил он в первые дни, как только узнал), пока вся комната в дормитории не заполнялась яркостью точно аквариум – водой, потом вставал, шел, потому что жизнь продолжается. Талли вырывал его из состояния небытия, будто выводил на цветущий луг из подземного царствия Аида, Артур печально провожал их, прячась в тени платяного шкафа.

– До вечера, Эбби… Я буду ждать тебя здесь, – будто бы говорила его тающая тень. Дверь со крипом закрывалась, Чарли не позволял ему следовать за ними.

– Кого? – Эбби озадачился, пытаясь припомнить, о ком именно зашла речь – Джо может оказаться Джонатаном, Джонасом, Джоан?

– Вот эта самая. – Приятель едва кивнул в сторону. Эбби якобы потянулся за стаканом с напитком, его он тайком стянул из столовой, чтобы теперь еще и украдкой поглядеть на эту самую Джо.

Андерсон не знал ее, никогда не заговаривал, но видел несколько раз то в городе, то на вечеринке, то подле КиКи. Она – уже не молода, понура несколько, усталая всем видом, но этим и прекрасная – не училась тут, жила где-то неподалеку и постоянно околачивалась подле мест, где кучковались студенты, подобно призраку, привлеченному жизнью, голосами и теплом в доме похоронщика, чья семья обитала подле его “хлебного поля”, мрачного ремесла.

– А-а-а, эта… – протянул Эбби, теряя интерес, хотя Чарли точно что-то знал про нее и приберег сплетню на десерт.

– Она похожа на Джоконду, да? – Джоконда пила воду из уличного фонтанчика, губы ее блестели, как и темные волосы, свет лепил из нее знакомый каждому образ, потом съел верхнюю часть ее головы, осталась одна улыбка – Чеширский кот ухмыляется Алисе.

– Не знаю, – отозвался Андерсон.

– Она тут училась, закончила, ничего не добилась, пила, курила, употребляла, – Чарли проигнорировал его отрешенность, – так и осталась при академии. Вон, шатается вокруг: натурально собака на цепи. Говорят, шлюха, – закончил он, отправил окурок в полет, воробьи с гомоном кинулись следом, после ввергнутые прилетели обратно, требовательно и строго зыркали на обманщика Чарли, требуя настоящей пищи.

– И что? – Эбби пожал плечами. Назидательная история на него должного эффекта не возымела – если подумать и припомнить, можно назвать падшей каждую вторую девушку в кампусе… и не только девушку. А после случившегося с Артуром это вообще не имело смысла, но Андерсон понимал, к чему клонит приятель. – Полагаешь, кончим так же?

– Я уже ко-кончаю! – Талли-Торндайк запрокинул голову, весь затрясся, выдав гримасу удовольствия, страдания и облегчения, трагедии и комедии – эта палитра эмоций пульсировала в нем точно люминесценция каракатицы в брачный период.

Эбби не удержался, прыснул и покраснел. Джоконда, видимо, их слышала, но виду не подала, пошла себе дальше.

– И однажды… После выпуска пройдет много лет – десять, предположим, – Чарли успокоился, говорил мечтательно, даже немного серьезно, – и мы с тобой встретимся на автобусной остановке…

– Пожалуйста, – Теперь Эбби не до смеха, он побледнел, – прекрати.

– Я ничего не добьюсь в жизни… Как и ты, – раз мы оба ждем автобус на какой-то гребаной остановке, да? – продолжал Чарли, он смотрел на удаляющуюся Джоконду.

– Чарли, – почти взмолился Эбби. Но он же не специально? – Прекрати!

– И ты станешь пузатым, одутловатым, Эбби… Ты уже немного… Ха! А я – нет… Я не буду толстяком! Кожа да кости, а еще ревматоидные суставы! – Талли его будто и не слышал.

– Чарли! – Эбби соскочил с места. Хотел схватить его за ворот, ударить лицом о стол. За что он так?! – Заткнись!

– Да что такого-то?! – опомнился приятель, его темные глаза блестели, брови и губы изгибались шипящими кошками. Он сердился, что ему не дали закончить продуманный юморной финал.

Чарли действительно не понимал?

– Я больше не могу! Надоела вся эта чушь! – Эбби устремился прочь, на пастбища, где охотилась дикая Джоконда.

– Ты чего?! Я не то что-то ляпнул? Так я ж много ерунды говорю! Ты объясни, я тебе не какой-нибудь Эдвард Уоррен, мысли читать и духов изгонять не умею! – орал Чарли, воздев руки, на них уже таращился народ, ожидающий щекотливого завершения разыгранной драмы. “Сосед погибшего парня” с недавнего времени стал привлекать их внимание. – А вы чего вылупились, бездари?! Pedicabo ego vos! – обратился он к зевакам, по-нобильски посылая тех на хер. – Эбби! Андерсон, будь ты проклят, стой! Псих ненормальный. Ну стой ты, а?!

Но Эбби его не слушал. Он уже поравнялся с черноволосой милфой (кажется, эту аббревиатуру – MILF – Талли почерпнул из “Невероятных приключений Билла и Теда” или еще из какой-то нелепой комедии), к которой Чарли не ровно дышал, вестимо. Она действительно походила на женщину Леонардо – госпожу Лизу дель Джокондо.

***

Среда, поздний вечер, 3 мая 1989.

Возвращаясь с вечеринки, не слишком поздно, но уже как-то поднадоело (а вот Дебора и Чарли остались), он не ожидал встретить тут соседа по комнате.

– Артур? – спросил он, приближаясь и щурясь: свет фонаря слепил, а голову кружили алхимически перемешанные в реторте-желудке разнообразные нектары Диониса.

– Эбби, хм, Альберт, – отозвался старшекурсник. – Добрый вечер.

Действительно, добрый вечер – веселый, теплый, еще месяц учебы и наступят каникулы.

– Ты чего? – Эбби осмотрел парня. Элегантность осталась в его внешности, но трансформировалась в спортивную функциональность – бордовый с желтым бомбер, голубые джинсы, белые Converse. Тот сидел на скамейке, в руках у медвежьего короля – поблескивал вспотевший king of beers, подле огромная спортивная сумка – давно уж не спортсмен из-за травмы, но он часто таскался с ней (будто завтра у него решающая игра).

Андерсон встрепенулся:

“Он что, собирался уехать?”

Артур протянул жестяную банку с надписью “Bud” Альберту.

– Нет, спасибо, мне уже хватит… – Язык заплетался.

– Как знаешь. – Сосед сделал большой и жадный глоток. – Жду автобус уже минут сорок, – пожаловался Артур таким тоном, будто в этом Эбби виноват. – И не одной тачки не проехало, к тому же… Вообще мертвым-мертво. Еще и на вокзале ведь ждать придется. И чего я расписание не глянул? Мог и позвонить в справочную… Вот же! – Он снова отпил, попытался проглотить икоту – не вышло, ухмыльнулся.