Папа сожрал меня, мать извела меня. Сказки на новый лад

1. Любовь — это боль. Избежать боли невозможно. Она — часть любви. (Психее это не понравилось.)

2. Тебе может казаться, что боль убьет тебя, но это не так. (Вот это уже лучше.)

3. В отношениях между матерью и ребенком отсутствие сонастроенности, при котором они не понимают друг друга или не могут установить контакт, встречается чаще, чем сонастроенность.

4. Ключом к установлению успешных отношений с другим человеком является не то, сколько раз вы оказываетесь в ситуации, для которой характерно отсутствие сонастроенности, оно неизбежно, но то, сколько раз тебе удается уладить эти разногласия посредством благожелательных коммуникаций.

— Почему ты ему не позвонишь? — спросила София.

— Ему не по душе телефонные звонки, — ответила Психея. — Когда я звонила ему, он вел себя странно. Ему нравится самому выбирать время для того, что он делает. Может, мне стоит послать ему электронное письмо, объясняющее, что он дал мне основания думать, будто я ему действительно нравлюсь, и потому я увлеклась им, и он тоже начал нравиться мне, а потом я испугалась, потому что он не позволял увидеть его при свете, а мне было любопытно, вот я и зажгла свечу и увидела, как он испугался, и испугалась еще сильнее, потому что он такой красивый, и я набросилась на него, а потом он сказал, что хочет пить чай с другими женщинами, и это испугало меня, потому что раньше он ничего такого не говорил, и я не хотела нападать на него снова, еще сильнее, и поэтому просто оттолкнула его, и этим все кончилось.

— Говоришь, точно в суде выступаешь, — сказала София.

— Ой, — спохватилась Психея. — Ты права. Он не любит юристов.

— Пошли ему одну-единственную строчку, спроси, не согласится ли он поговорить с тобой. — И София прибавила: — Лично. При свете дня. Так ты действительно сможешь выяснить, что к чему.

София улыбнулась. Какая она красивая, подумала Психея. Нежное лицо Софии обрамляли мягкие волосы. Она носила неяркую одежду и украшения из прекрасного нефрита, металла, морского жемчуга. В одном углу ее кабинета стояла большая каменная статуя богини Гуаньинь, любовно взиравшая на Психею, а пол кабинета был устлан темно-синим ковром с красными пионами. Прежде чем стать аналитиком, София была художницей. Она произвела на свет троих детей и теперь одна растила их. О себе она никогда не рассказывала — в отличие от других психоаналитиков Психеи: те вечно талдычили о себе. София была умнее и добрее всех их вместе взятых. Она куда лучше понимала, что существуют границы, переступать которые нельзя, и любви к людям в ней было гораздо больше.

Психея доверяла Софии и потому послала Купидону по мылу одну-единственную строчку с вопросом: не согласится ли он поговорить с ней. Лично. При свете дня.

Купидон поначалу считал, что Психея пытается давить на него, а потом, когда она оттолкнула его, обиделся. Все произошло так быстро. Вот ведь только что они занимались любовью, потом он заснул в ее объятиях, потом проснулся и услышал, что недостаточно любит ее, а следом — что она больше не может видеться с ним. После того, как Купидон покинул спальню Психеи, на него напала средней силы депрессия. Он хоть и пережил целый ряд неудачных романтических отношений, но обычно считал, что производит на людей приятное впечатление. Его трижды избирали секретарем собраний АА, и, когда он входил в комнату, многие вроде бы веселели. Он то и дело знакомил людей, и некоторые влюблялись друг в дружку, а две таких пары даже поженились. Купидон гордился этим, ему нравилось считать себя довольно хорошим человеком, который, как правило, приносит людям счастье. Поэтому боль, которую он причинил Психее, встревожила его, и он начал замыкаться в себе. Секретарский срок его завершился, но никаких новых обязанностей он на себя принимать не стал. На собрания Купидон ходил по-прежнему, однако держался на них особняком. Женщины заигрывали с ним — они всегда с ним заигрывали, — и с некоторыми он пил чай. Но думал, пока пил чай, о Психее, с которой никогда чая при дневном свете не пил, а затем мысли его перебирались к другим неудачным отношениям, случавшимся в его жизни, и депрессия Купидона только усугублялась. На душе у него было тяжело, сердце ныло.

Он ответил Психее, что, может быть — может быть, — и встретится с ней. Психея прождала неделю и не получила от него ни слова. В конце концов, он прислал ей сообщение с вопросом: о чем она хотела с ним поговорить? Психея написала, что хотела извиниться за чрезмерную бурность ее реакций и просто увидеть его лицо.

Однако Купидона все еще снедала обида. Он написал: «Я стараюсь жить дальше. Но подумаю об этом».

Психея притворилась перед собой, что этот ответ не сокрушил ее, и продолжала делать все, что было положено. Заставляла себя подниматься каждое утро, мыла голову, одевалась во что-нибудь хотя бы наполовину миленькое, готовила завтрак, собирала коробку для ланча, шла на работу, шла в спортзал, шла в продуктовый магазин, ужинала, ложилась с книгой в постель и старалась не свалиться в черную дыру, норовившую ее поглотить. Впрочем, немножко она туда падала — всякий раз, как проверяла компьютер, нет ли сообщения от Купидона. Сообщений не поступало.

Он продолжает жить дальше, думала Психея. А я не могу.

В конце концов сообщение от Купидона пришло. Когда она увидела его имя во входящей почте — чтобы проверить ее, Психея среди ночи вылезла из постели, — и оказалось, что сообщение было отправлено пятью минутами раньше, — сердце у нее забилось так бурно, что она могла и в обморок упасть. Сообщение гласило: «Я пока не готов к встрече с тобой».

Притворяться несокрушенной и дальше она не могла. И рассказала Софии о том, что произошло.

— Думаю, на этом нам пока следует остановиться, — сказала София. — И поразмысли-ка ты о себе, о твоем прошлом, о подсознании. Все остальное вырастает из них.

Разговоров о ее детстве, отношениях с родителями и страхах Психея обычно избегала. Большую часть времени, проводимого у аналитиков, она рассказывала им о мужчинах, с которыми встречалась. София говорила, что она, похоже, старается отгородиться от правды. И Психея начала записывать все, что видела во сне, а когда София предложила сосредоточиться на прошлом, принесла ей свои детские фотографии. Следующие несколько месяцев она плакала в кабинете Софии, учила воспитанников, а все остальное время бродила, как в тумане. Когда у нее истек период подписки на сообщения службы знакомств, Психея не стала возобновлять ее, чтобы даже случайно не натыкаться, лихорадочно просматривая сайт службы, на фотографию улыбающегося Купидона. Все эти дни она чувствовала себя разбирающей нескончаемую груду разнородных зерен или похищающей нечто драгоценное у жестокого, злобного существа, или снова и снова спускающейся в подземное царство.

Даже яркими днями ей казалось, что она лежит в ночи без сна и отчаянно ожидает утра. Когда-то Психея верила в любовь. Верила, еще девочкой, что встретить своего единственного суженого довольно легко, потому что тебя и его соединяет естественная сила притяжения, которая проведет вас обоих через пространство и время, и ты мгновенно узнаешь его, а потом вы будете идти бок о бок по жизни до самого конца. Если возникнут трудности, вы разрешите их вместе. И даже если дни тебе выпадут долгие и трудные, ты найдешь утешение в знании, что другой человек будет рядом с тобой в тишине и покое ночи, что он утешит тебя своим телом и голосом, как и ты утешишь его. Она поняла все это, наблюдая за родителями, у которых отношения именно такими и были. Когда же отец Психеи умер, сердце матери разбилось, и она не смогла прожить даже года. Мать так и сказала: «Не хочу жить без него», — и как ни умоляла ее Психея остаться, умерла, потому что ничего мучительнее существования без мужа для нее не было, и даже дочь не смогла ее удержать. С того времени Психея побаивалась настоящей любви, ибо знала: даже если найти ее, наступит день, когда и она придет к концу, оставив тебя сокрушенной. Может быть, потому Психея и выбирала снова и снова никчемных мужчин, хоть и не каждый из них производил впечатление никчемного с первого взгляда. На таких ей удавалось с легкостью проецировать множество своих фантазий. Обычно они бывали тихими, не склонными к обильным излияниям чувств, в детстве им приходилось приспосабливаться, просто стараясь держаться в тени, к ситуациям, справиться с которыми они были бессильны. Далеко не один был алкоголиком. Далеко не один — актером. Психея же была хорошенькой, приятной, образованной молодой женщиной с работой, которая ей нравилась, и миленьким коттеджем у пляжа. Люди, знакомившиеся с ней, удивлялись, что она все еще одинока. Но сама Психея начинала понимать, в чем тут причина.

Как-то одна ее воспитанница вдруг расплакалась. Психея присела перед ней на корточки, спросила, что стряслось. Девочка ответила:

— Завтра у меня день рождения, а ко мне никто не придет.

— Откуда ты знаешь? — спросила Психея. — Я вот собираюсь прийти.

— Знаю — и все, — ответила девочка. — Никто не придет. — И снова заплакала.

А Психея подумала: вот и она оттолкнула Купидона, чувствуя примерно то же, что чувствует сейчас эта девочка. Если тебя печалит то, что так и не состоялось, считать себя обманутой все же не стоит.

После одного особенно неутешительного чаепития с подысканной через интернет женщиной, которая не имела никакого сходства с фотографией в ее профиле и не питала интереса к перечисленным там вещам (йога, чтение, зарубежные фильмы, духовность: она была атеисткой, личным тренером, а из йоги только одну асану и знала — «собака мордой вниз» — и даже не слышала ни о Виме Вендерсе, ни об Экхарте Толле), Купидон решил посвятить себя не отношениям, а своему истинному призванию. Вспомнил, как при последнем их ночном разговоре Психея настаивала, чтобы он поступил на актерские курсы, да так и сделал.

На одном занятии сыграл Оберона в сцене из «Сна в летнюю ночь». Его Оберон был обаятельным варваром. Играя, Купидон ощущал себя живым. Кожа его пылала, глаза сверкали, даже резь в желудке пропадала. Люди вновь начали расцветать в его присутствии. Он исполнял сценку или этюд, курсисты смеялись либо пускали слезу, а Купидону казалось, что он словно бы летит по воздуху.

Психея не видела его уже девять месяцев. Но однажды ей приснилось, что ее целует невидимка, и она уселась за компьютер, чтобы написать Купидону.