ПАПА. Священник и психолог в борьбе за любовь отца

Я остался один на один. В руках рябина, в глазах слезы, в сердце страх, а в голове злость:

– Да неужели вам жалко?! Я дедушке собираю! Вдруг он больше совсем не выйдет! – закричал я и убежал.

Мне кажется, именно тогда я впервые признался себе в том, что дедушка может больше никогда не выйти.

Об этом я ему не сказал, но рассказал, как добыл рябину. Он отчего-то расстроился. Просил так не ругаться. А мне так обидно стало! На себя, что не сдержал обещание не расстраивать.

***

На следующий день ко мне во дворе подошел мужик. Посмотрел внимательно и спросил:

– Анатолий-то как?

– Не знаю, – ответил я.

– Говорят, болеет?

– Да.

– Ты ведь Алексей?

– Да.

– Ты дедушке привет передавай.

– Передам.

– И это… если рябины попросит, ты не стесняйся, спрашивай.

Инсайт#3

Что–то никогда не проходит

Умирал дедушка ночью. Рядом с ним были мама и бабушка. Я проснулся от какого-то шума, открыл дверь и увидел, что все бегут в его комнату. И отчего-то дальше воспоминание теряется, как в тумане. Я не помню, что было дальше. Не помню, кто и что говорил мне. Говорили ли вообще? Просто дедушка вдруг куда-то исчез.

Я знаю, что его забрал рак. Помню, как смотрел на эти шприцы, оставшиеся от дедушкиной болезни. Я тогда дал себе ещё одно обещание: стать врачом. «Вот вырасту, стану врачом и придумаю лекарство от этого рака, который убил дедулю», – сказал я себе. Врачом я тоже не стал. Но если и стал бы, то дедушку это не вернуло бы.

Я плакал очень долго. Мне стоило просто вспомнить, что дедуля больше не придет. Не подарит мне какую-нибудь конфету из своего кармана, не пожарит картошки с грибами, не натрет редьки, не поиграет со мной во врача и не посмотрит на меня своими взрослыми добрыми глазами. И я ничего не могу с этим сделать. Ему было больно и плохо, а я не смог ему помочь.

То, что я чувствовал тогда, я буду чувствовать всякий раз, когда не могу помочь человеку, которому плохо. В самом деле – есть то, что никогда не проходит.

Инсайт#4

Есть то, что проходит

Лёня сидит напротив меня с большой чашкой кофе. Глядя на него, я испытываю щемящую тоску и необъяснимую тревогу. А ещё непреодолимое желание помочь.

– Нет, ну ты скажи мне, что со мной не так? – спрашивает Лёня.

– Так, давай нарисуем. Есть листок и ручка?

– Держи.

– Вот папа, вот мама. Ты один в семье?

– Один.

– Какие у тебя отношения с папой?

– Нормальные.

– Ты же говорил, вы с ним мало общались.

– Да, но все нормально. Я тебе не про это. Я тебя про друга спрашиваю.

– Так, ну вот ты говорил, что папа уезжал, а когда возвращался, шел гулять с друзьями, а тебя не брал.

– Да ты достал! При чем здесь мой папа! Я тебе вообще про другое!

– Ну как не при чем! Смотри!

Лёня тогда так и не посмотрел, насколько он травмирован отношениями с отцом. Точнее, отсутствием теплых, живых отношений. Так получилось, что между Лёней и папой пролегала бездна.

С этой истории и началась моя очередная сессия с психологом.

– Знаешь, Алексей, ты все правильно увидел.

– Я знаю! Но он- то не увидел!

– Да. Так бывает. Когда мы начинаем видеть что-то важное, очень хочется этим поделиться.

– Но получается, это никому не нужно. Только хуже сделал.

– Не уверена, что ты сделал хуже. Мы, люди, довольно выносливые. Как-то же он жил с этой травмой все эти годы.

– Ну да.

– А что ты сам чувствовал в тот момент?

Очень многое. Через эти чувства я и вспомнил, как не смог помочь дедушке, и дедуля умер. Огромное чувство вины и давящая беспомощность проснулись во мне. Конечно же, я снова плакал. Но тогда вместе со слезами пришло понимание, что я действительно чего-то не могу. Это не плохо и не хорошо. Просто я тоже человек и не умею воскрешать мертвых.

С Лёней мы увиделись совершенно случайно через месяц. Встретились возле церкви. Мы оба знали, что в последний раз расстались как-то холодно. Я рассказал про дедушку, про то, как и сейчас иногда пытаюсь спасти даже там, где нет запроса.

Лёня и в тот день уехал домой без ясного понимания, как сильно на его дружбу влияют отношения с папой. Но мне рядом с ним было спокойно. Видимо, есть то, что всё-таки проходит.

Инсайт#5

Однажды игры заканчиваются

Мишу я любил безумно. Он был моим лучшим другом в семинарии. Познакомились мы довольно странно. В первый день учебы пошли покупать ручки. Просто шли и всю дорогу ржали.

Я тогда подумал – вот мой человек. Важное это дело – найти своего человека. Особенно здесь, в системе, как мы ее называли. Дружили с Мишей отчаянно. То ругались, на чем свет стоит, то мирились и ночами напролет разговаривали. Он рассказывал о своей девушке, о том, как пришел в семинарию, как сомневается, что это все его, но очень хочет служить Богу. Из него и сейчас вышел бы прекрасный дьякон – шикарный голос, сам высокий и статный. Уже тогда, в семинарии, в том, как он читал священные тексты на службе, виделось особое благородство.

А я говорил о том, как решил оставить психфак и пойти в семинарию. Делился, как это непростое решение помогает мне быть здесь. Я многим пожертвовал и очень хотел изменить свою жизнь. Он слушал меня, я его. Мы понимали друг друга с полуслова. А через день переставали общаться и отдалялись. Это было странно и непонятно.

Хотя, как потом оказалось, наши отношения были прекрасной иллюстрацией одной психологической техники. Она называется «плюс–минус», и главное в ней – играть на контрасте. Например, сегодня я добр и отзывчив, предлагаю помощь и поддержку, а завтра говорю, как мне надоело, что все на мне едут. Послезавтра я дарю шоколадку и рассказываю, какие у меня на самом деле были проблемы, да ещё и голова болела. Таким вот образом нужно чередовать «плюс» и «минус». При должном упорстве и повторении результат не заставит себя ждать. Близкие, эмоциональные, зависимые и нестабильные отношения будут у вас в руках.

Играли мы в эту технику с Мишкой долго, в обе стороны и с огромным удовольствием. Пока однажды не решили перестать общаться.

Мы шли по парку и молчали. Пока я не набрался смелости и не сказал:

– Слушай, я не понимаю. Ты то общаешься со мной, то перестаешь и уходишь в другую компанию.

–…

– Да я не против других друзей. Но почему ты меня забываешь?

– Ты слишком многого хочешь. Тебя вообще слишком много.

– Так ты скажи, я отойду.

– Я не знаю. Но я не хочу с тобой сейчас общаться.

– Я тоже не могу так.

–…

– Тогда, видимо, нам стоит перестать дружить.

– Да.

Это «да» стало ужасным. Просто внутри что-то ухнуло. На этом «да» мы тогда и разошлись. Дело было незадолго до Пасхи. На той праздничной службе мне было очень трудно представить, смогу ли я когда-нибудь злиться ещё сильнее.

Инсайт#6

Друг не может дать то, что я жду от папы

– Вы здорово на него разозлились!

– Да, очень. Я просто кричал от ненависти. Но, мне кажется, больше всего я ненавидел всё-таки себя.