Папа

После восьмого класса еле-еле троечница с конским блондинистым хвостом толщиной в руку поступила в парикмахерское ПТУ, крепкая серая мышь хорошистка и задира-отличница, вечно недовольная необходимыми и достаточными знаниями большинства учителей, учились, учились и учились, как завещал великий этот самый, зарубивший навсегда целую империю. А Людка пустилась в любовь.

Девочка она была крупная – было в кого. И мама у неё была под метр восемьдесят, и папа под метр девяносто. Крупная, яркая и, как бы сейчас сказали, «харизматичная».

Как-то вечером она ехала в трамвае «зайцем» и без денег. А тут – контролёр! А в том южном приморском городе иногда случались такие контролёры, что не то что святых выноси, а в аду проще гореть. Такие церберы – спасу нет. И «зайца», у которого нечем заплатить штраф в три рубля, готовы тащить не то что в отделение милиции, а сразу на Колыму, на виселицу, на гильотину и на расстрел. И ещё контрольно утопить. Но Людка тоже была не сахар и принялась так орать, что тот трамвай чуть с рельсов не сошёл. И тут к Людке и парочке контролёров подошли трое молодых людей. Светловолосых, загранично одетых и вообще каких-то с виду нездешних и даже вроде как с иностранным акцентом. Они заплатили требуемый контролёрами штраф и даже больше. Потому что контролёры шумно настаивали, что три рубля должна заплатить именно Людка. Когда один из нездешних молодых людей достал не какой-то там затёртый кошелёчек, а диковинное портмоне и вынул оттуда десятку, контролёры поутихли и на следующей же остановке выскочили из трамвая и понеслись в направлении ближайшей забегаловки, на ходу срывая рабочие повязки.

– Алик! – представился тот, что заплатил. – Можно Саша. Это Гедрюс. А это – Донатос, – представил он своих спутников. – Мы из Прибалтики. Студенты.

– Людмила! – чинно представилась Людка. И тут же зачем-то соврала: – Я тоже студентка.

– Если вы не против, мы проводим вас домой, – предложил Алик.

Людка не была против.

На следующий день она показывала прибалтийским студентам город.

В субботу наврала родителям, что идёт на целый день на пляж – последние деньки бархатного сезона всё-таки! – а сама отправилась к Алику. Вернее, сперва на Дерибасовскую, где они договорились встретиться и немного погулять, а затем к нему, в кемпинг. Или даже так – в Кемпинг. Потому что в те времена в том южном приморском городе был только один кемпинг – и по этой причине был именем собственным. Прибалтийские студенты снимали пару домиков – вот такие шикарные, видимо, у прибалтийских студентов стипендии. Впрочем, кто в восьмом классе, даже выглядя как студентка, задумывается над тем, откуда у студентов деньги на единственный в городе шикарный Кемпинг. Об этом, увы, и далеко не каждая студентка задумывается.

Алик предложил выпить. Она не отказалась. Папа уже наливал Людке дома по полрюмочки коньяку. В ответ на укоризненные взгляды своей жены-медсестры поясняя:

– Пусть дома узнает, что это такое. Чтобы ни один мудак потом мою дочь не мог ничем таким-эдаким удивить!

Что спиртное обжигает и косит, Людка уже знала.

– А где твои эти… Гдонатос и Бедрионис? – спросила она через полчаса заплетающимся языком.

– О, у них дела в городе. Не беспокойся!

Людка не беспокоилась. И то, что у прибалтийских студентов сейчас почему-то дела в её южном приморском городе, а не занятия в институтах-университетах своей Прибалтики, её тоже ничуть не удивило. Честно говоря, сейчас её более всего беспокоило вовремя вернуться домой. Потому что папа. Алик шикарно довёз её на такси до самого двора. И ничего больше почти целомудренных поцелуев в том самом такси себе не позволил. Людка ему на самом деле очень нравилась.

Целую неделю Людка после школы гуляла со своим Аликом, и они уже строили планы совместной жизни. Он говорил, что перевестись из вуза в вуз не проблема! Особенно если печать в паспорте, и всё такое. Людка вдохновенно завиралась, в очередной раз не давая себе труда задуматься о том, как она из всего этого неэлегантного вранья выберется.

На следующие выходные мама с папой укатили по Крымско-Калымской, как в том южном приморском городе в то время называли Крымско-Кавказскую линию следования круизных лайнеров. Людкины родители сильно удивлялись, что дочь наотрез отказалась пойти с ними. Совершить круиз по КК для советской медсестры, советского мента и их советской дочери-школьницы было всё одно, что для человека из страны менее счастливого детства – кругосветное путешествие. Откуда же начальнику районной уголовки такое счастье, если основной контингент тех круизов составляли жёны командного плавсостава, артисты, деловары, фарцовщики, чиновники средней руки, валютчики, барбутчики [7] , бандиты и другие простые труженики? Ну, в приличных домах Лондона и Бердичева о таком не спрашивают. В конце концов начальник районной уголовки очень условно может быть отнесен к чиновникам средней руки. Путёвка у него была на троих. И он очень сильно удивлялся Людкиному категорическому отказу – иди-знай, когда такой счастье в следующий раз выпадет.

7

Профессиональные игроки.

– Имей стыд! – орал Людкин папа.

– Так я его имею, папа! – скромно потупившись, отвечала дочь. – Я же пропущу почти две недели занятий. В начале девятого класса, папа!

Людкин папа-мент очень сильно удивлялся такой вот внезапно проклюнувшейся у дочери тяге к знаниям. Она училась хорошо, от случая к случаю даже отлично, но чтобы его малышка упустила случай профилонить школу?

– Отстань от неё. Ну не хочет – и не хочет! – сказала Людкина мама-медсестра. – Мы с тобой так редко бываем вдвоём… – И она многозначительно посмотрела на Людкиного папу-мента.

И тот от Людки отстал.

А Людка, как только папа с мамой отчалили, тут же попрятала учебники-тетради в диван и пригласила к себе домой Алика, соблюдая все правила конспирации. Потому что соседи дворика на Молдаванке… Но Людка всё-таки дочь мента. Потому соседи двое суток присутствовавшего в доме Алика не заметили. Музычка. Только привычный всем соседям милиционера-меломана музыкальный фон. Больше никто ничего не слышал.

Остальное время она моталась к любимому в Кемпинг, однажды даже прихватив с собой задиру-отличницу. Секретом своей «взрослости» и «почти замужности» просто необходимо было хоть с кем-то поделиться. Чтобы не разорвало.

– Только скажи, что ты студентка! – строго напутствовала Людка задиру-отличницу.

– Ладно! – пообещала задира-отличница. И хотя ей претило врать, но любопытство было сильнее. – Слушай, а что ты папе скажешь и этому своему Алику?

– Да после того, как мы распишемся, всем уже будет всё равно. Ну, папа поскандалит для проформы.

– Людка, ты совсем отупела, да? Весь твой интеллект был сосредоточен вот в том, что ты потеряла с этим своим Аликом? – скептически воззрилась на неё задира-отличница.

– В смысле?

– Ну точно, отупела! Людка, чтобы подавать заявление в ЗАГС, нужен паспорт! А его у тебя нет. Потому что тебе четырнадцать с небольшим хвостиком! И почему ты вообще так уверена, что этот Алик на самом деле хочет на тебе жениться, а? Поматросит и бросит, вот увидишь. Что ты о нём вообще знаешь, кроме того, что он Алик-студент-из-Прибалтики? Фамилия? Отчество, там. Адрес. Хоть какое у него полное имя, а? Алик звучит как кличка! Да и к тому же ты что, совсем долбанулась – замуж идти в неполные пятнадцать лет?! Короче, Людка, хорош уже арапа запускать! [8]

8

Арапа запускать – фантазировать, жульничать.

– А! – махнула Людка на задиру-отличницу, вечно ковыряющуюся не там, где надо. – Глупая! Главное – любовь! Всё остальное приложится!

– Да-а-а… – протянула задира-отличница. – Гормон шибко звезданул по макитре.

Прибалтийские молодые люди задире-отличнице не понравились.

– Они такие же студенты, как я – губернатор острова Борнео! – сказала она Людке на следующий день. – Нет-нет, всё чинно-благородно. Но они – дядьки, а не студенты! Я студентов видела. Я в «Юном медике» занимаюсь. А это – дядьки. И то, что я школьница, они вычислили на раз. Уж не знаю, как можно не вычислить этого по тебе, будь ты сто раз уже с формами наперевес.