Папаша Горемыка

Танцы окончательно заворожили Юберту. Нам уже известно от нее самой, какое волнение носила она в своей душе; пошлая кадриль, которую девушка танцевала днем, втайне отдела, опасаясь, что он ее увидит, не шла ни в какое сравнение с колдовским очарованием ночного праздника: звуки оркестра в полумраке, пение, перемежавшееся взрывами смеха, а также пылкий восторг, с которым Ришар целый день безумолчно говорил ей о своей любви, — все это способствовало тому, чтобы волнение девушки переросло в лихорадочное смятение. Это чувство было настолько сильным, что временами, под влиянием страшного нервного перенапряжения, радость Юберты граничила со страданием; девушке казалось, что ее голова вот-вот расколется и оттуда брызнет мозг, но она была не в состоянии избавиться от столь неприятных ощущений.

Беляночка кружилась в вихре вальса; она была бледна, глаза то закрывались, то открывались и сверкали как молнии; ее великолепные волосы растрепались и развевались вокруг головы, подобно сияющему ореолу.

— Юберта, Юберта, — говорил Ришар, внимательно следивший за тем, что происходило с девушкой, — есть ли на свете более счастливые люди, чем мы? Мне кажется, что небо вертится над нами и земля подпрыгивает под нашими ногами, как мячик! Можно подумать, что нас качает и уносит буря! Ах, если бы еще ты прошептала в этот миг нежным голосом: «Я тебя люблю!» — на земле не было бы более счастливого человека, чем я.

Девушка молчала, но Ришар чувствовал, как сильно бьется ее сердце; ноги Беляночки сами несли ее вперед, все ускоряя темп.

— Юберта, можно подумать, что наши сердца слиты воедино, ведь они бьются в одном ритме; теперь это одно сердце взамен двух, Юберта; скажи, что ты никогда не позволишь им разъединиться, и тогда мне будут не страшны никакие беды, даже смерть!

— Давайте вальсировать! — воскликнула девушка.

В ответ Ришар принялся кружить ее с такой головокружительной быстротой, что со стороны было нелегко уследить за этой парой. Наклонившись к уху своей партнерши, молодой человек продолжал:

— Да, жизнь коротка; если хочешь вкусить ее радости, надо поспешить, ведь Бог не оставляет между кубком и губами промежутка, потребного для размышлений.

— Эти музыканты просто спят на своих местах!

— Скорее, скорее, деревенские скрипачи! — вскричал капитан «Чайки». — Ах, тысяча чертей! Они уже клюют носом над пюпитрами, как салаги, впервые взявшиеся за весла, а ночь еще только начинается. Давай лучше поедем в Париж, Юберта, я отведу тебя в танцевальный зал, где музыка такая стремительная, что тебе за нею не угнаться.

— Нет, нет! — испуганно пролепетала девушка.

— Поедем, поедем, — повторял Ришар, — ты придешь в восторг от яркого света, роскошных туалетов и нежных звуков оркестра; мы будем плясать под музыку до утра, и наши сердца будут трепетать в одном ритме.

— О, не говорите так, господин Ришар, умоляю вас!

— Чего же ты боишься? Разве меня не будет рядом? Может ли отеческая забота о дочери или братская забота о сестре сравниться с нежностью влюбленного по отношению к своей подруге? Кто посмеет коснуться хотя бы волоса на твоей голове, зная, что я буду защищать его, это сокровище, которое мне дороже всех сокровищ мира?

— О господин Ришар, Валентин так бы никогда не сказал.

— Валентин? — сказал скульптор без тени смущения. — А знаешь, чем он сейчас занимается? Как и мы, предается наслаждению — разве не этот закон правит повсюду? Поедем, поедем! Я так хочу радоваться твоему счастью и гордиться, видя, как волшебное зрелище, которое предстанет перед твоими глазами, благодаря мне найдет отклик в твоей душе! Не бойся, Юберта, поедем!

— Я не знаю… Мой бедный дедушка…

— Мы вернемся раньше, чем он успеет заметить твое отсутствие; впрочем, даже если он обнаружит его, что ж… я скажу ему… я скажу ему, что люблю тебя, что ты любишь меня… и ему не останется ничего другого, как благословить нас.

В последних словах скульптора прозвучала ирония, совершенно не вязавшаяся с его прежними речами, когда, уговаривая Юберту, он был вынужден пустить в ход весь свой пыл. Однако девушка была слишком простодушной и чистосердечной, чтобы заметить это.

— Господин Ришар, — спросила она, — вы действительно готовы это сделать?

— А как же иначе, тысяча чертей!

— Вы так сильно меня любите, что не постыдитесь жени…

— Люблю ли я тебя! Люблю ли я тебя! Послушай, если бы даже Бог и дьявол были здесь и слушали нас, я ответил бы на твой вопрос точно так же, как сейчас.

С этими словами скульптор наклонился к Юберте и запечатлел поцелуй на ее лбу.

Беляночка вздрогнула, словно не в силах справиться с волнением.

— Братцы, пожалуйста, дайте пройти! — вполголоса произнес Ришар. Беспорядочные ряды танцующих вмиг расступились перед ним как по

волшебству; они снова сомкнулись так быстро, пары продолжали кружиться так

неистово, в то время как капитан «Чайки» уводил Юберту, что те, кто наблюдал

за происходящим со стороны, даже не успели ничего заметить.

И тут на лесной поляне появился молодой человек с бледным осунувшимся лицом, в забрызганной грязью одежде.

Это был Валентин.

Следом за ним шагал г-н Батифоль, потиравший руки от радости; на губах чеканщика играла злобная улыбка.

Валентин с мучительным беспокойством окинул взглядом толпу танцующих, стараясь заглянуть в ее глубь; он обошел танцевальную площадку кругом, но не увидел ни своего друга, ни Юберты; грудь его вздымалась от волнения; он провел рукой по своему залитому потом лбу и тяжело вздохнул.

Молодой человек подошел к помосту, где размещались музыканты; обогнув его, он неожиданно оказался перед папашей Горемыкой, который сидел под деревом в окружении новых знакомых и рассказывал им о своих рыбацких подвигах с тем присущим старикам самодовольным многословием, что столь хорошо описал Гомер, и встречающимся как у королей, так и у рыбаков.

Валентин подбежал к Франсуа Гишару и, бесцеремонно растолкав тех, кто толпился вокруг старика, воскликнул:

— Где Юберта?

— Юберта? — переспросил старик, ошеломленный этим внезапным появлением Валентина.

— Куда вы дели вашу внучку? Отвечайте! — потребовал молодой человек.

— Я мог бы сказать, что это не ваше дело, господин Валентин, но я лучше скажу о ваших глазах то же, что обычно говорю о снастях наших буржуа: хоть они сделаны из настоящих ивовых прутьев и правильно сплетены, все равно проку от них никакого! Вы, должно быть, слабы глазами, раз не разглядели Юберту, которая танцует там с вашими друзьями и молодежью своего возраста?

— Эх, Гишар, Гишар, вы глупец!

— О господин Валентин, не годится вам бранить меня, ведь лишь из уважения к вам и господину Ришару я позволил Беляночке пойти на это веселье, которое, как вам известно, не соответствует ни моим вкусам, ни моим правилам.