Папенькина дочка

— Ах-х-х, кепкая залаза, — не выговаривая, говорил он, морщась и тряся головой. — До пиченок забилает.

Я отворачивался, чтобы не засмеяться и уходил прочь.

Алексей Зоров мог жить у Марии Федоровны сколь угодно долго, но после того, когда он поднялся на ноги, Людмила забрала его к себе в квартиру бабы Паши. Это было рядом, Алексей словно и не переезжал. Женщины часто приходили дружка дружке на помощь. Я выручал их тем, что доставал успокоительные лекарства. Алексей много их попил после возвращения из больницы. Без них он не мог спать. Не отдохнув, Зоров начинал безобразничать бить окна, бросать на пол посуду, переворачивать стулья, даже чуть не разбил телевизор.

Однажды я вставлял стекло в окна, которые разбил Алексей и ненароком пожалел Людмилу:

— Да, такое, наверное, выдержать невозможно, — сказал я ей.

— Полностью согласна. Я бы не выдержала, если бы его не любила. А потом я виновна, перед Богом и людьми. Виновна за то, что мой сын Григорий, никто другой, хотя я до сих пор не могу в то поверить, надругался над девочкой и ее матерью — изнасиловал их, а затем убил… — женщина замолчала, на время, а затем, подняв глаза, продолжила: — Бог дал мне Алексея для искупления грехов. Я его не брошу, не хочу возвращаться домой. Там, — Людмила махнула рукой в сторону Москвы, и я понял — в родном городе, — недалеко от нашего дома храм — есть куда ходить отмаливать грехи, но я не смогу там жить.

Людмила нашла себе место возле Алексея. Она ему была нужна. Все в жизни могло быть иначе, если бы брат Светланы Филипповны был бы везучим человеком. «У него вся жизнь наперекосяк», — не раз говорила Мария Федоровна. Так оно и было. Мне, правда, тоже хвалиться нечем было. Я Олимпийским чемпионом не стал. На работе получал гроши. Со Светланой у меня ничего не получалось: она жила сама по себе я сам по себе. Сын со мной отношений не поддерживал, а раньше боялся на шаг от меня отойти — крутился рядом.

Однажды я приехал в поселок — можно сказать, заскочил, Мария Федоровна сразу же после приветствия набросилась на меня и стала расспрашивать:

— Андрей, я давно хотела у тебя спросить, у вас, что две машины? Ты ездишь на нашей, а твоя жена с Максимкой на этой — черт, знает какой. У нее и руль не в том месте стоит. Все ни как у людей! Да, она сегодня была. Вон продукты сгрузила и уехала. Вы должны были, наверное, встретиться, да разминулись. Что я еще скажу, она была не одна с каким-то иностранцем, называла его Робертом. Мужик как мужик, но не жилец по лицу вижу не жилец, хотя и не больной. Вокруг Светланы он и так и сяк, но та ноль внимания, но помыкает им, как лошадью: «На, неси пакет, а затем возьмешь вот эту коробку, да давай поскорее, не тяни время, нам еще нужно многое успеть сделать» — это ее слова точь-в-точь.

Я, хотел, было рвануть за Зоровой, но взглянул на свой «Жигуленок» и остался. Мне за ней было не угнаться. А еще нужно было поправить забор, потом меня просила Мария Федоровна помочь Людмиле, перебросать дрова в сарай — могли пойти дожди и намочить их. Алексей был не работник. Он ходил следом, набрав в руку блестящих камушков, где он их только находил, торопился отдать мне, при этом говорил:

— Андрей, это золото, береги его, спрячь куда-нибудь.

Я делал вид, что собираюсь спрятать их, но стоило ему отвернуться, тут же выбрасывал.

Светлана Филипповна была неуловима, но я встретил ее, когда однажды ездил в гости к Инге. Побыв у сводной сестры, я, поздно вечером простившись с нею, отправился домой. Забравшись в метро, я бессмысленно, глазел по сторонам. И вдруг поймал на себе взгляд. Это была Зорова. Я не ожидал. Москва город огромный и не реально без договоренности встретиться с человеком. Народу в электричке было немного. Мне не представило труда, поднявшись с кресла подойти к ней. Она тут же встала. И вдруг неожиданно прильнула ко мне, затем поцеловала. Такой встречи я не ожидал.

— Здравствуй Андрей! — сказала Светлана Филипповна. — Ты, мне нужен. Я, не могла просто так приехать к тебе, хотя изо дня в день собиралась. Но ты знаешь — жизнь такая суматошная — ничего не успеваешь сделать.

— Знаю! — ответил я. — Но, еще я знаю то, что ты можешь, если тебе, конечно, нужно — многое сделать. Вспомни, кто оттолкнул Татьяну Полнушку и сказал: «Оставь моего парня» — ты! — Зорова просто находилась в состоянии неведения и желала подобного шага от меня и ничего более.

— Да, я! — сказала она. — А сейчас мне трудно. Я не рассчитала свои силы. Максим, наш мальчик, неуправляем. Он очень похож на Николая Валентовича — охочий до девушек, но это еще, куда ни шло, если бы… — Зорова замолчала. — Я теряю его, — продолжила она. — У меня надежда лишь только на тебя! Поехали, ко мне, — сказала Светлана Филипповна, — или тебе нельзя, ты уже женат?

— Да, женат, женат на тебе. Наш развод ведь несерьезен. Так?

— Да! — ответила женщина.

— А как же твой иностранец? — спросил я, не удержавшись.

— Итальянец?

— Да, итальянец, — поправился я и резко взглянул бывшей жене в глаза.

— Он, не мой! — просто, без оправданий и ужимок ответила Светлана Филипповна.

— Но тогда объясни мне почему, когда я однажды, увидев тебя в вагоне метро, кричал: «Зорова, Зорова» — ты не ответила мне, почему? Что тебе помешало откликнуться?

— Вот пристал, — шутливо сказала Светлана Филипповна, — я не Зорова. Как ты это не поймешь. Владимир Зоров — первый муж моей матери и отец моего брата Алексея, он пропал на фронте. У моего отца Филиппа Григорьевича фамилия — Ямаев. Вот так! Моя мать не была с ним расписана. Да и сейчас он официально для нее пропавший сожитель и всего лишь. Мне не понятно выражение гражданский брак. Гражданский — я считаю это когда в ЗАГСе… — она помолчала, а затем продолжила: — Я думаю оттого, что моя мать носила фамилию — Зорова. Официально Зоров был ее мужем, и я долгое время была Зорова. А теперь я — Ямаева. Пойми — Ямаева! — она сглотнула слюну и продолжила: — Ссоры у нас в семье были из-за меня. Я была папенькиной дочкой, а фамилия у меня была не его. Свой долг перед отцом я выполнила. У меня теперь его фамилия. Раньше это сделать было невозможно. Сейчас другое время. — Я опустил голову, задумался. Теперь мне все стало ясно, отчего Филипп Григорьевич в отношениях с Марией Федоровной был неуравновешен и часто после выражений любви, неожиданно мог выйти из себя и наброситься на жену словно зверь. Зверем Мария Федоровна не зря его называла. Пусть и ласковый, и нежный, но зверь.

— Ну, ты как? Едешь ко мне? — перебила мои размышления Ямаева.

— Еду! — ответил я и тут же утонул в ее зеленых глазах. Она почувствовала и, схватив меня под руку, подтолкнула к выходу. Мы буквально выпрыгнули из вагона и двери закрылись.

Мы снова были вместе. Это главное. Нам было вдвоем хорошо. Максим должен был снова стать нашим сыном. Он, без меня успел приобрести незнакомые для меня черты. Я не знал, как сын меня воспримет. Все обошлось. Максим признал меня отцом.

— Пап, ты, что ли? — спросил Максим. — А кто же? — Я, конечно, — сказал я и потрепал парня по шевелюре.

— Ну, ладно вы оставайтесь, — сказал он. — Меня ждут, — и выскользнул за дверь.

Сын появился только утром. Ночь я провел вместе со Светланой: один на один. Мне трудно было начать серьезный разговор. Я оставил его на утро и то долго говорил ни о чем, потом, взглянув на часы, задал вопрос:

— Как ты думаешь, из-за чего мы разошлись? — и тут же сам на него ответил: — из-за квартиры, из-за нее. Да, квартира пригодилась. Сейчас в ней живет Инга, моя сводная сестра. Мой отец сделал для нее доброе дело, для нее, но не для нас с тобой. Ты, знаешь, мы могли и не встретиться! Хорошо, что все случилось так, как случилось. Теперь нам нужно решиться на следующий шаг — исправить нашу ошибку — снова расписаться и получить документ о браке. Я не желаю быть сожителем, хочу находиться в гражданском браке. Правда, как и ты, я под гражданским браком понимаю наличие записи в свидетельстве и отметки в паспортах.