Парад нескромных декольте
Шрифт:
– Нет, Клавочка, я специально притих. Чтобы Татьяна не стучала. Это я верность тебе, так сказать, сохраняю…
– Молодец! Будешь себя хорошо вести, я снова возьму тебя в группу детективов, – пообещала Клавдия.
– А я уже и веду хорошо. А чего сейчас делать-то будем? Кого искать?
– Сейчас еще рано, а вот часика через два пойду к жене Бережкова Ивана Павловича. Что-то мне кажется, ей эта смерть очень даже на руку пришлась…
– И мне вот так же показалось! Вот ты, Клавочка, не поверишь: я сразу подумал – а не жена ли его тут замешана? Хотя, на кой черт ей это надо?
– Ну ей-то
– Да, я помню, Клавочка, Ирина сама говорила, что, дескать, без алиментов Иван.
– Ну и на что могла рассчитывать бывшая супруга? А так – пожалуйста, все им с сыном отошло. Развести-то ее с мужем не успели, значит, по закону она наследница, – разъясняла Клавдия Сидоровна.
– Ага… правильно… А что, милиция не догадалась?
– Кто же мне скажет! Может, и догадались, только ведь им доказательства требуются. А вдруг у нее алиби?
– А ты? Как будешь доказательства искать? – допытывался Акакий.
– «Как-как»… Чего ты прицепился? Я тебя еще не простила! Ты не заслужил моего доверия! – вскипела Клавдия.
На самом деле она и сама толком еще не знала, как будет действовать.
– Кла-а-ава, – нудил Акакий, – ну давай уже воцарим мир. Что я должен еще сделать?
– Пока ничего. А вечером заберешь Яночку из садика и поведешь на танцы.
Акакию пришлось смириться.
После обеда Клавдия Сидоровна направилась к магазину «Аладдин», про себя размышляя: Анечка, наивная, полагала, что для Клавдии только названия дома недостаточно, чтобы найти человека. И как только она с такими понятиями еще работает в серьезном месте?
«Алладин» располагался на первом этаже старого высокого здания в центре города. Сейчас такие дома очень ценятся – квартиры в нем большие, потолки высокие, а планировка удобная. Двор дома был небольшой, но ухоженный. На детской площадке свежевыкрашенные качели, лавочки возле подъездов залатаны новыми досками, а на газонах следы прошлогодних клумб. Женщина в рабочей куртке усердно скребла метлой асфальт.
– Добрый день, – растянула улыбку Клавдия. – Вы дворник?
– Ну не космонавт же. Конечно, дворник, – буркнула женщина.
– Я вижу, дворик у вас чистенький такой… А вы давно здесь работаете?
– Давно. С шести утра.
– Кхм… Я имею в виду, сколько лет? – пыталась разговорить Клавдия женщину.
– А я и не считаю, – отмахнулась та. Но тут же насторожилась: – А вам зачем?
– Да я… понимаете, пришла соболезнование вдове выразить, а где она живет, не помню, – скорбно пролепетала Клавдия. – Я к Бережковым… с соболезнованием, квартиру забыла…
– В пятидесятой они. Только нужны ей ваши соболезнования! Ольга-то Васильна не больно печалится. Она сейчас небось у своего дружка Андрюшки соболезнования принимает. Или с подружкой успокаивается.
– Да что вы говорите! – возмутилась Клавдия недостойным поведением вдовы. – Вот ведь женщины пошли, да? Никакой тебе совести, стыда, а мы-то в их возрасте… А где ее друг Андрюшка проживает?
– Да кто ж мне скажет? Видела только, что приезжают к ней разные… А этого упомнила, потому что чаще других крутится, а она все вокруг него бегает: «Андрюша! Андрюша!»
Не знаю, я тут мести поставлена, а не всяких вдов высматривать. Вот Наташка Кошкина, подружка ее, в том доме проживает, это знаю, а друг…– В каком, вы говорите, доме? – напряглась Клавдия.
– Вон в том. Квартира на первом этаже. Вечером никогда шторы не задергивают! Чего хочешь, то и смотри. Вот в наше-то время разве таким бесстыдством обладали?
– Обладали, правильно вы говорите… в наше-то время чем только не обладали…– уже не слушала дворничиху Клавдия.
Она неслась к подруге. Может, так оно и лучше – сначала поговорить не с самой Бережковой, а с ее подружкой. А уж потом, подкованной на все четыре копыта… Только бы подружка никуда не унеслась…
Хозяйка оказалась дома.
– Ну? И кого вам? – открыла дверь высокая крашеная женщина среднего возраста.
– Мне бы Наташу. Я от жены Ивана Павловича… Бережкова… – изобразила голливудскую улыбку Клавдия.
– Так вы от Ольги? Она мне звонила… Это вы, значит, бабушка ее друга? Проходите, – проговорила Наташа, опасливо выглянула в подъезд и рывком затянула гостью в прихожую. – Вот уже и времена не те вроде бы, а все по привычке оглядываюсь. В комнату проходите.
Клавдия невольно заразилась от хозяйки тревогой и, осторожно оглядываясь, вошла в комнату.
Бардак здесь был неописуемый. Казалось, только потолок не завален тряпьем, сумками и кулями. Везде валялись огромные листы бумаги, торчали разноцветные фарфоровые шары, а пол был усыпан блестками, крупинками бисера, кусочками ваты и прочим мусором. Трудно было даже примерно догадаться, чем занимается хозяйка дома, какой трудовой деятельностью, а то, что та именно дома трудилась, Клавдия Сидоровна поняла как-то сразу.
– Разувайтесь, – приказала Наталья и замерла, уставившись на Клавдию Сидоровну.
Клавдия Сидоровна торопливо скинула сапоги и пошевелила пальцами в синих носках.
– Какая дикая безвкусица! Сейчас в синих носках ходят только лица нетрадиционной ориентации. Вы нетрадиционной? – скривилась хозяйка.
– Я… – поперхнулась Клавдия. – Я вообще… без ориентации. Совсем не могу ориентироваться, в двух кустах плутаю…
– Значит, с отклонениями… – пробормотала Наталья и снова окаменела.
Клавдия не знала, что делать. Впервые с ней не собирались разговаривать из-за цвета ее носков. Она еще немного выдержала паузу, но в конце концов для пользы дела стянула и носки. Сейчас на грязном полу Клавдия стояла огромными босыми ступнями, зато в норковой шапке и в своей многострадальной искусственной шубе. Однако и этот вид не возрадовал хозяйку, она только еще больше сквасилась, а ее глаза стали как у рака.
Первые семь минут горького молчания Клавдия выдержала относительно спокойно. Но потом стала немного волноваться, ежиться под пристальным взглядом Натальи, а после и вовсе рухнула в груду тряпья, под которой находилось кресло. Она уже выдумала себе замечательную сказку, что, дескать, пришла с работы Ивана Павловича, хотела передать деньги, а вдовы не обнаружила. Дальше она бы уж вывела эту Наталью на нужный разговор. Но вот хозяйка замолчала, и Клавдия Сидоровна стушевалась.
– Так вы, говорите, от Ольги… – наконец разлепила губы Наталья.