Парад планет

Космический фотоглаз, который трудно обвинить в предвзятости или в смаковании некоторых подробностей туалета яблоневской колхозницы, зафиксировал Мартоху в то самое мгновение, когда ее подняли над крыльцом и она повисла в воздухе: юбка, задравшись, оголила зеркала коленей, белеют ноги точеного родосского мрамора, из растерзанной блузки магниевой вспышкой горят полушария грудей, прекрасное и соблазнительное лицо привлекает сладкой раной улыбающихся уст и испуганно-волшебными, как у дикой серны, продолговатыми очами — и все это окутано развихренной, бунтующей, протуберанцевой стихией живых смолянистых Мартохиных волос!..

И надо ли говорить о том, что порнографические журналы «Плейбой», хозяин которого Хью Хефнер, и «Пентхауз», хозяин которого Боб Гуччоне, поместили на глянцевых обложках своих изданий один и тот же снимок: нимало не смутившись, робот Мафусаил Шерстюк спокойно отдает Мартоху из рук в руки полусонному и легкомысленному грибку-боровичку. На этом снимке лицо у яблоневской колхозницы такое, будто ей очень хотелось полакомиться кислицами, обещанными роботом Мафусаилом, но в этой двусмысленной ситуации она вынуждена делать вид, что ей набили оскомину кислицы влюбленного Хомы.

«Причуды сексуальной революции в Яблоневке!» — кричал заголовок в «Нью-Йорк таймс», которая любит похваляться своей респектабельностью и независимостью. «Гримасы научно-технического прогресса в колхозе «Барвинок»!» — в ту же дуду дула «Вашингтон пост». Римская газета «Мессаджеро» спрашивала: «Норма или чудовищное извращение?» И тон статьи, помещенной в этой газете, убеждал читателей в том, что, конечно, чудовищное извращение, которое стало нормой. Мол, даже Калигула, жестокий и порочный император Древнего Рима, прославившийся своим пещерным садизмом и звериной философией, не изведал тех чувств, которые будто бы выпало изведать роботу Мафусаилу Шерстюку в компании с Мартохой и Хомой.

Миллионами штук продавались два музыкальных диска с рок-операми «Хома-суперзвезда» и «Любовь втроем». В очередь за дисками вставали с вечера, спали на тротуарах, подстелив одеяла, подкреплялись кофе из термосов. В рок-опере «Любовь втроем» колхозница Мартоха обращалась к роботу Мафусаилу Шерстюку так, как обращалась прекрасная Суламифь к царю Соломону: «Мой любимый для меня — будто мирровый пучок, у грудей моих пребывает. Как кисть кипера, возлюбленный мой у меня в виноградниках эдемских». Робот Мафусаил ей отвечал: «Какая ты прекрасная, моя ты подруженька, какая ты хорошая! Твои очи будто голубиные!» Колхозница Мартоха: «Какой ты прекрасный, мой любимый, какой ты ласковый! А ложе нам — трава! Кровли домов наших — кедры, потолки наши — кипарисы!»

Перелицевав библейскую «Песнь песней» на свой лад, авторы этого музыкального шлягера вкладывали слова царя Соломона — будто какой-то холерической раздвоенной личности! — не только в уста робота Мафусаила, а и в уста старшего куда пошлют. Он голосил вслед родной жене: «Оглянись, оглянись, Мартошко! Оглянись, оглянись, пусть мы на тебя насмотримся! Округлые бедра твои — будто ожерелье, руками искусными выточенное! Живот твой — будто круглая чаша, в которой не иссякнет вино ароматное! Чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями! Твоя шея — как столп из кости слоновой, твои глаза — озера…»

На экраны кинотеатров вышел супербоевик, снятый на средства владельца порнографического журнала «Пентхауз» Боба Гуччоне, выложившего на этот фильм семнадцать миллионов долларов. Сценарий знаменитого американского писателя Гора Видала. В роли Хомы — Малколм Макдоуэлл, сыгравший главную роль в «Механическом апельсине». Питер О’Тул играл робота Мафусаила Шерстюка, а волшебная Элен Миррен — яблоневскую колхозницу Мартоху.

Электронный манипулятор Мафусаил в этом фильме вовсе не походил на свой жизненный прототип. Злой деспот, он не хотел трудиться в коровнике возле скребкового транспортера плечом к плечу со старшим куда пошлют Хомой, а, отличаясь фантастической похотливостью, запрограммированной на заводе электронных манипуляторов, знай себе только то и делал, что по всему животноводческому комплексу преследовал доярок и телятниц.

Циничное чудовище, робот Мафусаил в исполнении Малколма Макдоуэлла был особенно опасен тем, что невольно вызывал интерес, а то и восхищение некоторой части публики. Красивый, с мужественными чертами лица, афористично красноречивый и даже порою вполне искренний в своих животных чувствах, он хотя и работал вместе со старшим куда пошлют на скребковом транспортере, все же коварно домогался взаимности от Мартохи… В фильме поражала сцена, в которой Малколм Макдоуэлл, то есть робот Мафусаил Шерстюк, мигая жестокими сернисто-кадмиевыми фотоэлектрическими элементами, на гусеницах-вездеходах ломился за бедолажной Мартохой, которая убегала от чудовища по свекольной плантации. Ревнивый Хома на тракторе гнался за ненавистным механическим манипулятором, и это была страшная погоня: робот Мафусаил вот-вот догонит Мартоху, а грибок-боровичок вот-вот подомнет робота трактором!.. Наконец подмял — и принялся топтаться гусеницами на жертве, так что от нее должны были остаться мелкие кусочки. Но, целый и неповрежденный, робот Мафусаил Шерстюк проворно выбрался из-под трактора и, ошалевший от сатанинской страсти, опять рванул за Мартохой, силуэт которой едва заметно мелькал между тополями на сельской околице.

Чудны дела твои, господи, а еще чуднее дела кинодельцов от порнобизнеса!.. По улицам Яблоневки ходили чудовищные монстры, которых колхозницы в любовном греху зачинали от роботов. Полуроботы, полулюди, эти уроды жадно хлестали горилку и ежедневно с утра до вечера по всем двенадцати каналам телевидения смотрели только футбол и хоккей…

Робота Мафусаила Шерстюка в финале фильма ожидает страшная месть Хомы. Пустив в дело свою сверхчеловеческую феноменальную силу, старший куда пошлют внушает Мафусаилу небывалое эротическое заболевание. Тронувшийся умом и крушащий все на своем пути, с посоловевшими сернисто-кадмиевыми фотоэлектрическими элементами робот врывается на механизированное хозяйство колхоза «Барвинок». Перепуганные механизаторы в панике разбегаются, а робот, словно смерч, бросается к симпатичной жатке — еще свежей и молодой, прибывшей недавно с завода. Широкозахватная, полунавесная, двухсекционная с пятилопастным мотовилом, жатка стояла беззащитно и одиноко, и робот Мафусаил стал бесцеремонно хвататься руками в лайковых перчатках за самые интимные ее места и валить жатку на настил… Расправившись с широкозахватной жаткой, он метнулся к силосоуборочной машине платформного типа — с ее помощью в колхозе «Барвинок» убирали на силос кукурузу, подсолнечник и силосные культуры. Жадно уставился он на ее рабочие органы, а потом принялся кусать металлическими зубами и мотовило, и силосопровод с грузовым транспортером, и ходовую часть, рамы, и механизм привода!..

Далее в кинобоевике изображалось, как обезумевший робот Мафусаил Шерстюк набросился на лущильник, добрался до зернотуковой прицепной комбинированной сеялки, до кукурузной комбинированной и до свекольной навесной односекционной шестирядной сеялок… В финале ленты робот Мафусаил с вытаращенными сернисто-кадмиевыми элементами, на одной гусенице (вторую потерял в объятиях картофелесажалки) корчится в пламени бензохранилища, которое вдруг вспыхнуло, но, как всегда, его спасает система противопожарных средств, и, уползая прочь из машинной свалки-пожарища, он улыбается мертвой улыбкой чудовища Франкенштейна, словно обещая благословенной Яблоневке новые, еще более кошмарные злодеяния в будущем…

Стоит ли говорить о том, какую волну преступлений вызвал этот фильм среди молодежи на Западе? Поддавшись влиянию низких подсознательных инстинктов, они устраивали дикие оргии, набрасываясь на машины в центрах больших городов, били, крушили, опрокидывали их, и полицейские отряды, вооруженные резиновыми палками и бомбами со слезоточивым газом, были бессильны…

Как хорошо, что музыкальные диски с рок-операми «Хома-суперзвезда» и «Любовь втроем» так никогда и не попали не только в Яблоневку, а и в Чудовы или Большое Вербное. Как хорошо, что супербоевик, снятый на средства Боба Гуччоне, наш кинопрокат не закупил, потому-то Мартоха с Хомою так и не увидели в кривом кинозеркале свои приключения на экране, не ужаснулись развратности робота Мафусаила Шерстюка. А если б все-таки увидели (скажем, отдыхая где-нибудь на Лазурном берегу или на Гавайях, потому что судьба способна закинуть куда угодно), то сказали бы в один голос:

— Нет такого дерева, чтоб на нем хоть одна птица да не сидела, нет такого человека в Яблоневке, которого бы ради доллара да и не оклеветали за океаном!

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

в которой грибок-боровичок едва ли не из металлолома собирает первую в новейшей истории Яблоневки настоящую машину времени и отправляет на ней родную жену Мартоху в ее девическую молодость, а также рассказывается о муках ревности, неожиданно овладевших народным умельцем