Парадокс Ферми
Шрифт:
«Что за хрень?» Брагин осторожно подошёл, заглянул за угол и… почувствовал отвращение к себе. Негры оказались не налётчиками, а уборщиками. Вооружившись совками и лопатами, они грузили мусор в объёмистый контейнер. Белые медицинские перчатки на чёрных руках порхали мотыльками.
Брагин сунул невостребованный нож обратно в карман и двинулся прочь. «Вот ведь… не стареют душой ветераны. Ничего нам не надо, только дай в войну поиграть…»
Уже на подходах к «Еравану» он остановился у фруктового лотка и в который раз ощутил себя дикарём: уверенно опознать среди сочного изобилия удалось лишь ананас. В это время в поясной сумочке запищала планшетка, Брагин вытащил её и прочёл письмо от Полковника.
«Привет,
Брагин купил неведомых фруктов, вернулся в гостиницу, принял душ и лёг спать. Прошлое в эту ночь его не тревожило.
Следующим вечером Брагин приобщился на Као-Сан к кулинарному вкладу Индии в гастрономическую сокровищницу Таиланда — большому, тонко растянутому блину с начинкой из яйца и бананов. Таец-виртуоз шлёпал тестом о нержавейку прилавка, превращая мягкий колобок сперва в лепёшку, потом — в лист папиросной бумаги, ловко начинил и пожарил, рассёк на шестнадцать частей, щедро оросил сгущёнкой и, воткнув две большие зубочистки, с улыбкой отдал «фарангу» всего за сорок рублей. Ну что тут можно сказать?.. А Брагин ничего не говорил, он просто ел — молча, с увлечением, едва ли не урча, словно Кузя над миской. Это после ужина-то! Доев, постоял рядом с виртуозом ещё, представляя, как будет рассказывать Насте, потом вытащил неразлучную планшетку и заснял последовательность действий на видео, чтобы уж точно ничего не забыть. Хотел купить ещё блинчик, однако застыдился, справился с собой и от греха подальше двинулся прочь… И тут Полковник, лёгок на помине, ему позвонил.
— Коля, привет, дуй в Камбоджу, к Ангкору поближе, — выдал он в эфир рассчитанной скороговоркой. — Выбирай отель с вай-фаем, в течение двух дней пришлю письмо. Телефон с этой симкой в аут. Всё, до встречи.
Брагин повертел в руках новенькую «Нокию», вытащил аккумулятор… «Хорошо ещё не „Айфон“… А вообще мог бы и догадаться. Ну ладно, хоть телефонная книга скопирована в компьютер…» Утопил бедную «Нокию» в канале-«клонге», засел в гостиничном номере и полез в Интернет, выясняя, что такое Ангкор. Тот, к которому нужно дуть поближе…
Гернухор. Путь истины
Истинные размеры зала терялись в темноте — освещён был только его центр, где вертикально стояла массивная каменная плита. Курился из кадильниц дым, где-то ритмично били в бронзовую доску, и под раскатистый звон металла слышалось негромкое заунывное пение:
Иди, иди на запад! Медленно пойдёшь ты на запад, Туда, где ждёт тебя твой учитель-муж, Отец наш и брат Великий Змей…Это, раскачиваясь, пели фигуры в чёрных капюшонах, державшие в руках потрескивающие факелы. Они образовывали круг, центром которого была вертикальная плита. К плоской поверхности была прикована цепями нагая меднокожая женщина — бритоголовая, без единого волоска на всём теле. Её глаза были полны животного ужаса.
Наконец пение смолкло, и один из одетых в чёрное подошёл к плите. Он долго смотрел на женщину, затем склонился к ее ногам:
— О идущая на запад, ты будешь достойной невестой господину нашему Великому Змею. В день предания земле тебе устроят похоронную процессию. Искусные писцы будут исполнять погребальный танец муу возле входа в твою гробницу. Жрецы огласят список поминальных жертв для тебя, совершат заклание скота у жертвенников твоих. Колонны в твоей гробнице будут сделаны из белого известняка…
По обнажённому животу пробежала судорога, рот разорвался в отчаянном крике, но крик вышел беззвучным: кто ж позволит ей нарушать нелепыми звуками священнодействие
Тёмных жрецов. Золотые цепи глубоко врезались в плоть… Всё напрасно.Человек в чёрном медленно распрямился:
— Пусть ничто не тревожит тебя, госпожа. Ты будешь предана в руки искусных мастеров, и путь твой к мужу будет долог, как длинная извилистая дорога в темноте. Ты познаешь океан очистительных мук, чтобы предстать непорочной перед мужем своим, чтобы отдать Великому Змею душу, благоухающую страданием. Итак, во славу имени его, начнём…
С этими словами он нажал на выступ в полу, и каменная плита медленно опрокинулась навзничь. В руках жреца возник острый, как бритва, обсидиановый нож.
— Дозволь мне, госпожа, очистить ступни твои от земного праха…
— Иди на запад, иди на запад, иди на запад, — негромко затянул чёрный хор.
— Красивая самка. Хорошее песнопение. Очень поучительная церемония… — прошипел позади их круга виновник торжества, он же Великий Змей. — Пройдёт немного времени, Гернухор, и ты тоже научишься чувствовать это. Сладостные вибрации муки, дивный аромат страха, неповторимый вкус ужаса грядущей смерти… Как ни странно, это и есть истинное проявление жизни. Скоро ты тоже это поймёшь.
— Я буду стараться, мой господин, — с поклоном отозвался Гернухор. — Сердце моё открыто, разум чист, душа преисполнена ликования. Я жду знания и приказаний. Мне указывает путь моя кровь.
Они стояли в полутьме за спинами поющих и вполглаза наблюдали за церемонией, начавшейся в центре. Собеседник рептояра был высок и плечист, его голову медным шлемом венчали ярко-рыжие волосы, но этого вроде-бы-Зетха Великий Змей упорно называл Гернухором, и тот его почему-то не поправлял. Да и держал он себя так, как от былого «врага империи» не дождались бы и в камере пыток: уж слишком почтительно.
— Это, поверь мне, Гернухор, путь истины, — кивнул ему рептояр. Помолчал немного, словно вбирая нечто наплывавшее со стороны жертвенника, нечто более тонкое и неосязаемое, чем запах, и заговорил совсем о другом: — Расскажи мне, как все происходило. Не спеши, постарайся не упустить ни единой детали. Я хочу измерить всю его боль, услышать звуки агонии, последний предсмертный хрип. Порадуй наставника, ученик.
В шипящем голосе слышались предвкушение и сдерживаемый восторг. Казалось, рептояр внутренне облизывался.
— Я выткал свою удачу и застал его в спальне с женой, — начал лже-Зетх. — Я ударил парализатором сразу обоих, и этот ничтожный только моргал, пока я унижал надменную Небетхет как только хотел.
И вот уже собственный голос казался ему густым елеем, втекавшим прямо в мозг собеседника. Гернухор пока ещё не умел источать его так легко и естественно, как получалось у Великого Змея, но он научится, он непременно научится. Он чувствовал, что наставник выхватывал упоительные картины непосредственно из его памяти, обходясь без помощи слов. Зря ли так ярко засветились в полутьме пурпурные глаза, а бездонные зрачки пульсировали, пульсировали…
— А потом я вытащил вибронож, — продолжал Гернухор, поглаживая длинные ножны на правом бедре, — и разделал его, как барана на бойне. Когда мне наскучило, я поставил лучемёт на боевой режим и оставил от презренного только жирную копоть на потолке. Омыл руки, взял его «Джед» и пошёл наводить новый порядок. Увы, в это время… прости, учитель, Зетхова жена в это время очнулась и успела сбежать. Я сделал ошибку.
— Больше такое никогда не должно повториться, — с нарочитой строгостью прошипел репт, однако чувствовалось, что он был доволен. — Ты хорошо начал сегодняшний день, Гернухор, но до вечера ещё далеко. Эту землю оскверняет второй брат, старший, и он-то портит нам Игру. Сегодня после заката гребная лодка повезёт его в гости к Асо из нашего круга. Он будет на пристани Ахмима около полуночи. Ты сможешь подарить ему участь брата младшего, Гернухор?