Параграф 78

– Ну, тогда всё так и есть…

Фест громко вздохнул, достал из кармашка «разгрузки» начатую пачку жевательной резинки, одну подушечку отправил в рот, пачку протянул девушке:

– Угощайся. Мёд и лимон.

– Зачем ты так, Фестиваль? – спросил Пай.

– Не знаю, – сказал Фест. – Она мне понравилась. Как ты думаешь, я бы понравился ей?

– Ты слишком циничен.

– Да? А по мне – так ничего. Там начальство не маячит?

– Ещё нет.

Фест с сожалением посмотрел на «Мальвину».

– Всё равно не успеть, – сказал он.

И повернулся, чтобы уйти.

67.

– Я, кажется, сообразил, где может быть передатчик, – сказал док, когда мы вышли из столовой.

– И?

– В конференц-зале. Проще всего переделать в передатчик интерком. Собственно, перепаять один контур… и надо как-то просунуть антенну на поверхность, но это решаемо.

– Чёрт, – сказал я. – Конечно…

Конечно, не обязательно искать передатчик, который непонятно где и непонятно как выглядит. Но антенна-то должна быть выведена на поверхность, никаким другим способом из-под воды сигнал не поступит. И где у нас тут канал на поверхность?

В компрессорной – воздуховоды.

В пультовом зале – кабельные каналы.

Они же – в помянутом конференц-зале.

На электростанции – и воздуховоды, и кабели. И даже монтажный лаз, но он, как ещё на оперативном совещании все в один голос сказали, наглухо заварен.

Но то, что заварено, можно и пропилить…

Ладно. Сейчас разберёмся с персоналом – и быстро пройдёмся по всем точкам.

И тут я увидел картину, которая дорогого стоит. Я увидел совершенно охеревшего Феста, который пятился от двери чьей-то жилой комнаты. Обычно светло-шоколадная, морда его сейчас была зеленовато-серого цвета, немигающие белые огромные глаза неотрывно следили за чем-то, двигающимся внутри комнаты.

Пай стоял спиной ко мне, и спина эта показывала, что Пай весьма озадачен. Может быть, на лице Пая сейчас, как обычно, ничего не прочесть, но про спину он забыл.

Портал TiranNoTaurus ReXXX

Бывший канцлер Германии – самка снежного человека? Сенсационные откровения камердинера

РПЦ назвала ересью интернет-храмы и виртуальных священников. Апостольская церковь с этим не согласна

Самая большая дубина!

Прошло испытание оружие, которое может уничтожать планеты

Сообщения об испытании так называемой «системы HEnTEl», в просторечии «брандскугель», или «горящее ядро», прошли почти незамеченными. Между тем они проводят черту в нашей истории – не менее жирную, чем та, которая была проведена первыми ядерными испытаниями в 1945 году. Да, заявлено, что это оружие предназначено для разрушения комет и астероидов, которые могут угрожать Земле (как известно, в 2096 году не исключено столкновение нашей планеты с астероидом Вулкан диаметром 250 метров). Да, это оружие разработано гражданским международным консорциумом и не предназначено для военного использования. Но мало ли в истории случаев, когда то, что предназначалось для блага человечества, было использовано для его истребления? Динамит – это самый хрестоматийный пример.

Предпосылки к созданию «брандскугеля» сложились в 2005-2007 годах, когда независимо друг от друга несколько групп ученых сумели создать антивещество непосредственно из нормального вещества, минуя фазу энергии. До этого антивещество можно было получить, использовав его энергетический эквивалент – то есть как бы сгустив, сконцентрировав энергию до плотного, вещественного состояния. После открытия так называемого «эффекта Иоганссена» наука вплотную подошла к превращению вещества в энергию по известной формуле Эйнштейна E=MC2. Теперь оставалось только разработать технологии, которые позволили бы достаточно безопасно манипулировать этими океанами смертельной радиации – поскольку энергия при превращении в нее вещества выделяется в основном в виде ультрафиолета, рентгеновского и гамма-излучения.

Но нашлась одна область, где этот эффект оказался востребован сразу, немедленно. Борьба с астероидами.

Что собой представляет «HEnTEl»? Это многоступенчатая и многоствольная протонная пушка, прицельные приспособления – плюс средства доставки, уже ставшие привычными межпланетные зонды. Зонд подлетает к цели (допустим, к ядру кометы) на предельно близкое расстояние и выстреливает по участку ее поверхности пучками заряженных частиц, разогнанных практически до скорости света. Под действием этих частиц вещество, находящееся на поверхности цели, начинает как бы вибрировать, превращаясь в антивещество и обратно с немыслимой скоростью. А поскольку удары протонами наносятся не одновременно, а с задержкой как раз на период вибрации, то рано или поздно в очаге вещество начинает встречаться с антивеществом, аннигилирует, превращаясь в энергию – и этот взрыв испаряет весьма значительный объем ядра кометы, заставляя ее менять траекторию. Достаточно сказать, что экспериментальный образец «HEnTEl», весящий полторы тонны, вызвал взрыв такой же силы, что и термоядерная боеголовка весом семь тонн. Причем, как говорят нам специалисты, наращивание мощности «HEnTEl» ничем не ограничено…

Представляет ли опасность для человечества технология «HEnTEl»? Безусловно. Уже хотя бы потому, что для изготовления протонных пушек не нужны делящиеся радиоактивные материалы, что почти исключает возможность обнаружить их производство. Да, это высокая технология, доступная пока еще немногим, но это технология компактная, не требующая ядерных реакторов и обогатительных заводов. Поэтому режим нераспространения соблюсти будет исключительно трудно.

68.

– Любу не пускайте сюда, – сказал я, но было уже поздно: Люба успел в дверь заглянуть и сейчас, чуть отбежав в сторонку, блевал.

Девушка с голубыми волосами снова встала с койки, деревянным движением поправила волосы, шагнула вперёд, врезалась коленом в столик, отшатнулась. Вернулась на койку, села. Помахала руками, словно отгоняя мух. Снова встала, поправила волосы, шагнула вперёд, врезалась коленом в столик. Замерла. Снова шагнула, её развернуло немного, следующим шагом она проскочила мимо столика и врезалась в стену. Её отбросило назад, она снова шагнула, ударилась сильнее, док поймал её за плечо, она все теми же движениями, словно отгоняя мух, помахала руками. Расслабилась, опустила руки и плечи, ссутулилась. Вернулась к койке, села, потом легла. Долго искала простыню, нашла, натянула, укрылась с головой.

Док сделал знак: выйдем. Я с готовностью вышел.

– Что это? – спросил Пай. Он вроде бы слегка оклемался.

– Она сгорела, – сказал док. – От мозга остались ошмётки… В фигуральном смысле, – добавил он, подумав. – Но изменения всё равно необратимы.

– Как это у вас говорят – «овощ»? – спросил Скиф напряжённым голосом.

– У нас говорят «растение»… – протянул док, глядя куда-то мимо. – Нет, это не совсем растение, двигательные функции не затронуты. Но в поведенческом плане это даже и не животное…

– Тогда, может, продадим её на органы? – хихикнул Фест.

Док странно посмотрел на него, а Скиф врезал по шее, но Фест, похоже, не заметил ни того, ни другого.

69.

Я разобрался с замком и запер дверь. Эту проблему мы отложили до лучших времён. Если только наступят когда-нибудь лучшие времена…

Лабораторный блок.

Я сверился с план-картой. Да, всё верно: занимает половину верхнего этажа, этакая коробочка пятнадцать на сорок пять на пять метров. Но коробочка была разгорожена весёленькими светло-синими поликарбонатными панелями так, что получался Т-образный коридор, узкий и высокий, с длинной перекладиной и короткой ножкой. То есть получалось две немаленькие выгородки – надо полагать, герметичные. Панели были полупрозрачные, ровно настолько, чтобы не видеть, что за ними происходит.

Там, где ножка упиралась в перекладину, стоял журнальный столик и пара пластиковых стульев. На столике лежал раскрытый «Огонёк». Пепельница в виде выдолбленного пенька валялась у стены. Окурки – штук сорок, не меньше – рассыпались длинным косым веером.

Двери овальной формы с массивными резиновыми уплотнениями и уже привычными рычажными дверными ручками выходили сюда из обеих выгородок. На дверях не нашлось никаких надписей или пиктограмм. Надо полагать, все и так всё знали.

Я посмотрел на дока. Лицо его, и так не слишком округлое, осунулось, скулы торчали, вокруг глаз образовались чёрные круги, как у лемура.

– Это – биохимия, – кивнул он на правую дверь. – Это – наносборка, – на левую.

– Куда пойдём?

– Не знаю… Остался только Тихон. Если никаких нежданчиков… По штатному расписанию Тихон здесь, в нано. Как на самом деле – не имею представления.

– Тогда я не понимаю… – я опять полез в план-схему, – а где же конференц-зал?

– Тоже здесь. В сущности, вся наносборка – полтора на полтора…

70.

Я вообще-то ожидал разгрома и копоти, поэтому вид ярко освещённого и вылизанного помещения меня озадачил. Оно не имело никаких внутренних перегородок, кроме чего-то, напоминающего пластиковую душевую кабину, в дальнем углу. Справа и слева, вдоль полупрозрачных стен, стояли длинные столы с рядами приборов, которые я поначалу принял за большие микроволновки: шкафы с прозрачными дверцами и кнопочными панельками управления. У непрозрачных стен стояли высокие, до потолка, металлические стеллажи и металлические же шкафы. В центре комнаты под широким кольцеобразным бестеневым светильником стоял кольцеобразный же стол с несколькими белыми стульями вокруг него.

На одном из этих стульев спиной к нам, упав лицом на стол, сидел человек в белом халате. Одна его рука была подложена под голову, другая – мёртво висела к полу.

– Тихон! – позвал док. – Тихон!

Звякнуло эхо.

Подтянулись наши – все, кроме Спама, он держал тыл. Думаю, у них уже начинался предфинишный синдром, тем более, что дистанция досталась не из лёгких. Да и разболтались ребятишечки на гражданке, форму утратили…

Впрочем, пока это проявлялось только в общей тяжеловатости и смазанности движений, не более. Но скоро наступит срыв, и он неизбежен. Моя задача будет: сделать так, чтобы это произошло не у всех одновременно.

Пока я первым планом сознания оценивал окружающую обстановку, вторым планом – выстраивал возможную схему действий. Итак, у меня имелось два слабых звена: Фестиваль и Лиса; два сильных звена: Люба и Скиф; более или менее надёжные середнячки: Пай и Спам; и две тёмных лошадки: док и некто Гудвин.

(С какого-то момента я перестал себя полностью контролировать. То есть я контролировал себя на восемьдесят – условно, конечно – процентов. Но что сейчас происходит в никак не проявляющих себя двадцати – я не имел представления.)