Параллель

– Я… Стерлось многое.

– Всего пятнадцать лет с выпуска прошло. Мы собирались же. Только Костик помер, а Миха… Миху ты помнишь? Ну, который с Ивашкой сидел за последней партой?

И т.д. И т.п.

– 5-

Только вечером, уже сев в машину, набрал номер Риты. Сердце екнуло – представил, что она не возьмет трубку. Но Рита ответила.

– Как ваши дела? – спросил Алексей, едва поздоровавшись. – Заехать к вам можно? Или вы устали?

– Совсем не устала. Сегодня легкий день – без разбирательств с налоговой. Приезжайте. Тут уже вечерний концерт начался, но тот же, что и вчера.

– Ежевечерний, значит.

Оба засмеялись.

Алексея встретил запах жареного – мяса, лука, картошки, специй, еще чего-то. Рита поставила перед ним тарелку жаркого.

– Не думал, что вы готовите, – удивился Алексей.

– Угощайтесь, – сказала Рита. – Это не ради «пути к сердцу». Ваше сердце и так для меня открыто.

– Это правда. Оно открыто.

Алексей стал есть. Потом ему показалось, что он очень спешит, и он попытался жевать медленнее.

– Наверное, нужно сказать, что очень вкусно? – улыбнулся виновато.

– О, нет, ничего не нужно. Я всегда готовлю одинаково – не смогу ни лучше, ни хуже, как эти вечерние пианисты.

– А я хотел вас вчера представить… Какие у вас глаза, волосы, и не смог, – сказал Алексей. – И мне стало казаться, что вас не было вовсе.

Рита взглянула на него с любопытством, потом поднялась и принесла чайник и чашки.

– И хорошо. Не все нужно знать и представлять четко, и не всех. Вы тоже вроде не тот, что вчера.

– А какой?

– Я не знаю, – она всмотрелась в него, как в предмет. – У вас странное лицо. Иногда оно кажется очень красивым, мягким, симметричным. А иногда заметно, что вытянутое, мрачное, что нос длинный.

– Это от освещения зависит, – сказал Алексей, тоже рассуждая о себе как о предмете. – Я на фото очень плохо получаюсь. Значит, если объективно, лицо кривое, непропорциональное.

– Фотография не всегда объективна, – Рита покачала головой.

– Не говоря уже о фотошопе! Меня сегодня это преследует – объективность-необъективность.

Рита налила чаю.

– А в чем дело? Берите конфеты.

– Да я сладкого не ем.

– Возьмите, эта с орехом.

– Ну…

Алексей сунул в рот конфету и уже не мог говорить. Жевал и улыбался. Трень-трынь-брынь – слышалось из-за стены.

– Так что случилось? – снова спросила Рита.

Он помотал головой.

– Я проводил интервью.

– Интервью?

– То есть собеседование. Мы все время набираем менеджеров. И пришел один человек… Он нам подходит – и по образованию, и по опыту, и вообще. Кроме того, он нуждается в работе, у него маленькие дети, жена в декретном отпуске, жить не на что. И я пообещал ему, что обязательно перезвоню, а секретарше сказал, чтобы она меня с ним не соединяла. И я никогда ему не перезвоню.

– Есть причина?

– Это мой одноклассник.

– Одноклассник? А… то есть, я понимаю. Вы не хотите его видеть?

– Да.

– А почему?

Алексей молчал.

– Но вы сами понимаете, почему?

– Понимаю. Только затрудняюсь сформулировать.

Рита пожала плечами.

– Тогда я попробую угадать. Вы не хотите, чтобы он напоминал вам о прошлом, о школе, о детстве. То есть он может напомнить вам что-то исключительно неприятное, что способно пошатнуть каждый ваш новый день. Но что это может быть? Вас треснули линейкой по голове? На уроке физкультуры вы побежали не в ту сторону? Из-за вас команда проиграла первенство района по волейболу? Вы хуже всех учились? Вас не выбрала девочка, которую выбрали вы?

– Нет, ничего подобного, кажется, не было, – Алексей засмеялся. – Но, тем не менее, первая часть вашего рассуждения верна: я не хочу, чтобы он напоминал мне о прошлом.

– Но если оно было счастливым, тогда почему?

– Именно это мне и трудно выразить. Потому что это была пора неведения, наивности, невзрослости.

– Пора до секса?

Алексей немного подумал.

– Это не связано с сексом. Просто было время глупости, больших надежд, веры в то, что я особенный, что проживу особенную жизнь…

– И поэтому вы ему отказали?

– Я не хочу помнить прошлое и сопоставлять с настоящим. Для меня важно жить сегодняшним днем – с другими людьми, которые не были бы свидетелями моих надежд. И я сам ничего не хочу вытаскивать из памяти – никаких подробностей, кто с кем сидел, за какой партой, кто кого щемил, у кого какое было платье. Я стирал это из памяти слишком долго и не для того, чтобы какой-то разжиревший придурок кричал мне через сто лет «Здоров, Кирюха!»

– А почему Кирюха?

– Потому что я Кириллов. Алексей Кириллов. Но в школе, конечно, никто не знал, что я Алексей.

– Кирюха еще ничего прозвище, – сказала Рита. – Вот я всегда была Ступой, потому что Ступина.

– А вы своих видите? – спросил Алексей.

– Это ведь квартира родителей, многие по-прежнему живут поблизости. Но у женщин другие разговоры – вышла замуж, не вышла, сколько детей, нет детей, пьет муж, бьет муж, гуляет муж, нет мужа, аяяй, как же так. Это совсем другая беда. Я бы тоже ни с кем из них не сработалась.

– Я обычно никого даже не вижу – квартира в другом районе, на сходках не бываю. Просто ненавижу эти обычаи, ненавижу!

– Съешьте еще одну конфету, Алеша. Там орех.

– Да знаю я про орех. Спасибо вам, Рита. Я вас в следующий раз в ресторан приглашу. Я сам не готовлю, не умею. На работе в кафе ем. А с Ритой мы уже все рестораны исследовали.

Рита вздрогнула.

– Никак не привыкну, что ее Ритой зовут.

– А у вас есть парень сейчас?