Параллельная вселенная Пеони Прайс

– Ты как? – слышится усталый голос Мелани.

– Мечтаю об Итане Хоупе, если ты понимаешь, о чем я…

Даже слишком часто.

– Извращенка, – усмехается она, – хотя я тебя не осуждаю…

Мы с Мелани ходим на все фильмы с его участием и договорились, что, когда познакомимся с ним, он сам выберет, с кем из нас ему встречаться.

– Почему таких парней нет в реальной жизни? – сетую я. – В фильмах они само совершенство, будто из другой вселенной: умные, заботливые, понимающие, романтичные и при этом чертовски красивые.

– Ну… – протягивает Мелани, – не только в фильмах.

На том конце повисает тишина.

– Да иди ты! – восклицаю я. – Ты с кем-то встречаешься?

– Не встречаюсь, успокойся. Он просто сын папиного знакомого.

– А что, в Калифорнии существует закон, который запрещает встречаться с сыновьями папиных знакомых?

– Он всего лишь помог мне с заданием по литературе.

– Но он тебе нравится?

Она невнятно мычит.

– Он хоть симпатичный?

– Не знаю, пока что мы общались только в снэпчате.

– Не боишься, что он окажется похожим на ящерицу?

Пусть и считается, что мужчина должен быть немного красивее обезьяны, но я в корне не согласна с этим утверждением.

– Это неважно, главное, что мне с ним интересно.

Да уж, ей легко говорить, ящеры обычно достаются мне. Но это означает, что новый знакомый Мелани может стать как минимум доктором наук, ведь у нее ужасно высокие стандарты.

– Почему ты не рассказала? – спрашиваю я.

– Хотела, но ты так увлечена прослушиваниями в последнее время, что я решила подождать.

В последние месяцы мы только и говорили, что обо мне. Но парни приходят и уходят, а исход моей карьеры отразится на дальнейшей жизни.

– Нужны подробности, – отчеканиваю я.

– Сейчас не получится. У меня куча заданий на неделю. Зашиваюсь с историей права.

История права, этика, латынь. Я сжимаю челюсти и зажмуриваюсь. Качаю головой, отгоняя непрошеные чувства и воспоминания…

Меня ждет намного больше, чем корпение над учебниками!

– Но что поделать, – продолжает Мелани, – как говорится, к величию есть только один путь, и этот путь проходит через страдания.

– Платон?

– Эйнштейн, – поправляет она. – Завтра расскажу. Может, загляну в кофейню после занятий.

Я неуверенно мычу в трубку.

– Вообще-то, я там больше не работаю.

– Что случилось?!

– Ничего особенного, я просто поняла, что это не мое. Как там говорил твой Эйнштейн? Нельзя оценивать рыбу по ее способности взбираться на дерево. Вот я и перестала лезть на дерево. К тому же эта работа портит репутацию. Лучше уж надеть костюм хот-дога и раздавать листовки, так меня хотя бы никто не узнает.

– Пеони, мне жаль. Что мне сделать?

– Не переживай. Я вовсе не расстроена. Я достойна большего, чем носить туда-сюда грязные чашки, так что это, скорее, хорошая новость. – Я говорю бодро, но на душе скребут кошки.

Я не способна выполнять даже работу уборщицы, куда уж мне до голливудской звезды…

– Ладно, – соглашается она. – Встретимся где-нибудь после занятий?

– И я от тебя не отстану, ты мне выложишь все подробности. – Я грожу ей пальцем, хотя знаю, что она не видит.

– Спокойной ночи!

Меня радует, что Мелани нашла свое счастье. Несказанно радует. Но в то же время внутри неприятно покалывает, ведь мое счастье, даже если есть, прячется от меня слишком умело и профессионально. Я недостаточно красива, чтобы быть счастливой.

Полежав пару секунд, я сую руку под кровать и достаю коробку хлопьев «Гиннес». В них нет ничего такого, что отличало бы их от обычных хлопьев, но, видя ярко-зеленое название на упаковке, я вспоминаю о своем успехе в рекламе и не кажусь себе стопроцентной неудачницей.

Прохожу в ванную и закрываю двери, ведущие в мою комнату и комнату Энн. Становлюсь около унитаза и засыпаю хлопья в рот, тщательно пережевываю, чувствую сладость во рту, распространяющуюся по всему телу. И как кто-то худеет с их помощью? Здесь столько же сахара, сколько в «Сникерсе».

Жую, пока они не превращаются в безвкусную мякоть, а потом выплевываю. Я делаю так с того злополучного прослушивания. Прошел целый год, а я никак не забуду об этом: «Видимо, вы в восторге от своего подбородка, раз решили обзавестись еще одним». Я вмиг оцепенела от обиды и стыда, кровь прилила к лицу. Я молчала, пытаясь сохранить самообладание. Может, я и больше девочек в подростковых сериалах, но я не толстая. В конце концов, мне не пятнадцать.

Я никому не рассказывала о том случае, даже Мел. С тех пор я не отказалась от сладкого, но и нормально есть его не могу. Приходится искать компромисс: жевать, но не глотать – да здравствует вкус, прощайте, калории. Вероятно, я бы сгорела от стыда, если бы кто-то узнал, что я занимаюсь этим. Провалилась бы сквозь землю, если бы хоть кто-то узнал о мыслях, что посещают меня, когда калорийная пища все же попадает в желудок. Два пальца в рот – и нет проблем? Пока я не дошла до такой степени отчаяния.

Засыпаю в себя пятую порцию. Запрокидываю голову, закрываю глаза, чувствуя, как хлопья тают во рту, отдавая сладкий вкус. Представляю идеальную жизнь, в которой мое лицо мелькает на экранах и улыбается с обложек. Жизнь, в которой я не прячусь в туалете и не выплевываю еду, потому что она слишком калорийна. Жизнь, где я не чувствую себя пожеванными хлопьями, просыпаясь утром. Представляю, а потом выплевываю кашицу в унитаз. Поразмыслив немного, кидаю пенни туда же, ругая себя за глупость, и нажимаю на слив.

Возвращаюсь в спальню, прячу хлопья под кровать и растягиваюсь на ней.

Словно кассету, я прокручиваю в голове произошедшие сегодня события: ложь Мелани, ссора с Кевином, увольнение, вранье родителям и разговор с Энн – тоннель воспоминаний затягивает меня бурным водоворотом, как вода то самое пенни, которое пару минут назад я кинула в унитаз…

* * *

Темнота и беспамятство сменяются резким потоком света.

Я стою перед зеркалом во весь рост, рассматриваю собственное отражение и морщусь. Поднимаю брови – проверяю, действительно ли оно принадлежит мне.