Параллельный переход

— Добро, только сильно его в глаза не тычь. Поехали с Богом.

Вскоре из-за поворота выехали трое казаков с заводными лошадьми, легкой рысью двигаясь нам навстречу. Мы ехали шагом, а вскоре Сулим остановил нас, надеясь, что троица умерит своих коней, но ребята, не обращая внимания на то, что мы перегородили дорогу, с прежней скоростью приближались, и уже можно было разглядеть их броню и оружие. Чуть впереди скакал матерый казак лет тридцати — тридцати пяти, в полном пластинчатом доспехе, в шлеме, кольчужной сеткой прикрывающем его лицо. Слева от него — молодой парень лет семнадцати-восемнадцати, на нем сверху, на кожаный кожух, была надета кольчуга. Справа ехал пожилой, но сухой и крепкий казак, которому явно уже перевалило за пятьдесят. На нем был сверху кожаный овечий кожух, кольчуга была поддета снизу. Его лицо мне было смутно знакомым и очень похожим на одного из тех двоих, кого мне пришлось убить и раздеть. Внезапно вспомнился рассказ одной из украденных девушек, которую выкрали прямо из шатра торговца безделушками: она со слезами рассказывала, что один из казаков, которые их везли, был на него похож. Брат, рассказывала, с нею был. Мне тогда подумалось: нет уже, милая, у тебя брата. Никто его живым из того шатра не выпустил.

Только бы имена их узнать и где живут — девки рассказывали, на хуторе их держали, четыре или пять хат там было. Да и понять надо, что они ищут на самом деле. Тут ведь как: жив человек — сам объявится или весточку подаст, а труп в эту эпоху никто не ищет. Сколько ни ищи, не найдешь.

Очнулся я, наткнувшись на удивленный взгляд пожилого, который не понимал, чем он меня так сильно заинтересовал. Обматерив себя в уме за несдержанность, нацепил каменную морду на лицо и начал разглядывать переднего, которому на щит нужно было нарисовать вепря — уж больно его хозяин был на него похож.

— Доброго дня вам, казаки, куда путь держите?

Наконец передний придержал своего коня, поскольку дальнейшее сближение выглядело бы как неприкрытое хамство.

— И вам добрый день, казаки. Ищем мы пропавших родичей своих, что к вам в гости поехали, да обратно не вернулись, — довольно нахально заявил Кабан, сразу ставя нас в позу виноватых.

— А расскажи, казак, толком, какие родичи, как зовут, к кому ехали, по какому делу, потому что и я, и хлопцы никаких ваших казаков не знаем, и в гости к нам никто не ехал. Ошибся ты, казак. Кто баял тебе, что ко мне ехал кто-то, и откуда ты меня знаешь? — Сулим спокойно перевел завуалированное обвинение в обсуждение личных отношений с обвиняемым.

— Я не говорил, что он к тебе ехал, казак, — немного громче, чем допускает вежливый ответ, начал доспешный, и мне захотелось тоже с ним пообщаться.

— Ты чего кричишь, казак, ты глухой, плохо слышишь? Тут все слышали, ты сказал: родичи твои к нам в гости поехали — так держи ответ за свое слово. К кому ехали они — к старшому, ко мне или к нему? — кивнул на Дмитра.

— Ехали они к Илларию Загуле, поэтому и мы едем теперь к нему о судьбе своих родичей справиться.

А ведь по нему не скажешь, что он умеет вежливо отвечать, но на конфронтацию не пошел, хотя эпитеты типа «сопляк, щенок, молокосос» должны были проситься на язык.

— А, ну тогда другой разговор, а скажи мне, казак, а когда они к Загуле отправились? — Сулим тоже сбросил обороты и начал выяснять нюансы.

Пошел неторопливый разговор, в котором каждый норовил узнать побольше, поменьше рассказывая о себе. Меня очень беспокоил вопрос, откуда тут и каким боком вылез Загуля.

Была у меня твердая уверенность в том, что не знали они друг друга. На то было несколько соображений. Слышал краем уха разговор Ивана с Илларом, где они обсуждали пути отступления Загули и его знакомых по округе. Черкасские там не фигурировали. Дальше, будь они знакомы, зачем татарам их по времени разводить, чтобы они случайно лбами не столкнулись? Куда как проще все за день решить. Ну и последнее, но не менее важное: не терпит такой бизнес конкуренции, каждый монополистом норовит стать. Так что порезали бы друг друга еще до того, как меня перенесло. Поэтому шепнуть им это имя мог только тот, кто с обоими дело имел. А значит, направили их сюда татары. Впрочем, чего зря голову ломать — проверить проще простого.

— А Загуля, когда к нам на Покров приезжал, напился и давай к одной девке цепляться. Он низкий и конопатый, а она у нас первая красавица, так ее жених с Загулей чуть на поединок не стали, но атаман добро не дал, еще сказал, нагаек всыплет, если чубаться не перестанут.

Все удивленно уставились на меня, но Сулим, молодец, сообразил:

— Чего ты лезешь со своей девкой — сам по Насте сохнет, спать не может. Ищи себе другую девку, казак, Настя еще до Рождественского поста замуж выйдет.

— Ну что, казаки, поняли мы, дело у вас сурьезное, езжайте к Загуле, мы следом за вами поедем, — тоном, не допускающим обсуждений, заявил Сулим, убирая своих лошадей с дороги и открывая проезд.

Проезжая мимо меня, пожилой мазнул по мне взглядом, но не успел спрятать очень сильных отрицательных чувств, которыми горел его взгляд. Вряд ли это из-за моей шутки с Загулей. Они могли его и не видеть, только слышать о нем. Подозрительно, но им на наши подозрения плевать. А вот то, что я прокололся, когда на него пялился, — это может быть. Если он увидел в моем взгляде, что я его узнал, то, прочесав базу данных и поняв, что он меня никогда не видел, мог сложить два плюс два. О том, что они с сыном как близнецы-братья, он, наверное, слышал неоднократно. Так что у него может возникнуть непреодолимое желание со мной плотно пообщаться.

— Сулим, соглядатаи они татарские — не знают они Загули.

— То понятно, — коротко ответил Сулим, внимательно разглядывая едущую впереди троицу.

Пожилой о чем-то негромко беседовал с Кабаном, наконец тот кивнул и начал что-то внушать молодому. В моей голове включилась сирена тревоги. Не анализируя, встревоженным шепотом начал тараторить своим спутникам, перемещаясь в центр отряда и меняя бронебойный болт на тупой:

— Казаки, готовьте щиты: сейчас нас стрелами сечь будут, я Кабана в середине тупой стрелой свалю, а вы своих щитами на землю сбивайте — живыми их взять надо.

Не успел я договорить, как троица начала разворачивать своих коней. Пытаясь нацепить на свою физиономию добродушную улыбку, Кабан начал издалека:

— Казаки, а скажите нам… — Не знаю, что он хотел спросить, потому что я радостным и звонким голосом крикнул:

— Смотрите, гусь! — одновременно вскидывая самострел в ясное небо над головами приближающейся троицы и чуть правее.

Все пятеро присутствующих дружно уставились в ту точку, на которую был наведен самострел. Есть какая-то магия в наведенном на дичь ружье, в натянутом луке. Любого мужика первобытные инстинкты заставляют посмотреть, попала ли стрела в цель, будет ли что съесть на ужин. Пока они соображали, где гусь, успел выстрелить Кабану в повернутую скулу, прикрытую кольчужной сеткой, дать шпоры кобыле и, выхватывая щит левой рукой, прикрыться от стрелы пожилого, которую тот выпустил мне в лицо, совершенно игнорируя летящего на него Сулима. Стрела ударила в верхнюю часть моего щита с такой силой, что обитая металлом кромка пришла в соприкосновение с моим шлемом, извлекая из него характерный звук набатного колокола. Жало бронебойной стрелы, вылезая из щита, пробило мне щеку, выбило верхний зуб и порвало десну.

Сулим беспрепятственно двинул щитом пожилого в голову так, что тот слетел с коня. В это же время молодой, видя прикрытое щитом лицо Дмитра, всадил ему стрелу в ногу и попытался, повернув коня, объехать нас и дать стрекача. Но конь Дмитра, налетев грудью на коня молодого, развернутого к нему боком, повалил их обоих на землю. Дмитро, вылетев из седла через голову своего коня, удачно приземлился на молодого, аж у того что-то хрустнуло, и он безвольно откинул голову.

«Северная лиса котенку», — мелькнула в голове странная мысль, похожая на начало радиограммы. Сполз с коня, заткнул языком дырку в щеке и, наклонив голову с открытым ртом, выплевывая обломки зуба и вытекающую кровь, судорожно искал в сумках мешочек с лечебными травами. Сулим тем временем ловко вязал пленников, демонстрируя высокий профессионализм. Пакуя Кабана, он озабоченно сказал:

— Может и не выжить.

Отметил для себя естественную врожденную доброту этого человека, так редко встречающуюся и в это, и в наше время. Если бы мог говорить, с удовольствием бы поправил его. По моему мнению, Кабан точно не выживет, и запакованный пожилой, несмотря на проступающий румянец, тоже. Характер у меня действительно портился.

Заткнув дырку в щеке смесью сушеного мха, паутины и тысячелистника, засунув такую же примочку на место выбитого зуба, пошел лечить Дмитра, который лежал на спине, подняв вверх свою пробитую стрелой ногу. Сулим с огорчением взглянул на молодого, у которого изо рта, пузырясь, вытекала кровь, ловко всадил ему по ходу движения под подбородок кинжал, снизу вверх, вместе со мной подошел к Дмитру. Оперение стрелы Дмитро обломал при падении, Сулим, бегло глянув на стрелу, буркнул мне: