Паранджа страха

— Два килограмма сто граммов.

Мне становилось все хуже, и я решила подать знак, что я здесь, наполовину в сознании. Сконцентрировав всю силу на пальце, я подвигала им, чем привлекла внимание анестезиолога. Тот предупредил своего коллегу:

— Надо срочно усыпить ее до конца. Хотя, учитывая ее возбужденное состояние, я вкатил ей дозу, от которой уснула бы и лошадь. Впервые в моей практике происходит нечто подобное.

После повторной инъекции я заснула, но опять ненадолго и вскоре снова пребывала в полусне. В тот момент, когда врачи доставали второго ребенка, было очень больно, и я снова пошевелила пальцем.

— Мой Бог! Она снова проснулась! Ты уверен, что вколол ей двойную дозу?

— Только без паники. Сейчас дам еще! Она в самом деле отказывается спать! — ответил анестезиолог обеспокоенному акушеру.

Я уснула в третий раз и очнулась, когда мне накладывали швы.

— Все хорошо, мадам, не беспокойтесь! Остался еще один маленький стежочек. Знаю, вам было больно, больно и сейчас. Все, конец!

Анестезиолог погладил меня по лбу.

— Я работаю анестезиологом с двадцати семи лет. Это первый случай, когда пациент не смог заснуть после стольких уколов. Вы упрямая, мадам. Сказали, что не будете спать, — и не спали! — сказал он смеясь.

— Ваши дети абсолютно здоровы, — добавил акушер вежливо.

Только теперь, когда я поняла, что врачам можно полностью доверять, я смогла расслабиться. После трех часов глубокого сна я услышала голос Хусейна. Я отвернулась от него, потому что сердилась за то, что он оставил меня одну в столь критический момент.

— Что делать, — оправдывался он, — я обязан подчиняться приказам начальства. По-другому никак.

— Смог бы и по-другому, если бы захотел. Ты знал, что я не доверяю здешним врачам, и все-таки оставил меня одну. Никогда тебе этого не прощу.

Хусейна мои слова огорчили. Он взял меня за руку.

— Здесь ты в полной безопасности. Я знал, в чьих руках тебя оставляю. Это военный госпиталь.

— Военный или нет, но при желании меня могли убить, без тебя я беззащитна. Я боюсь умереть, потому что тогда мои дети останутся одни.

Последняя фраза была моей коронной, Хусейн знал ее наизусть.

— Самия, напоминаю тебе свое обещание: я позабочусь о тебе и твоих детях. В который раз клянусь тебе.

Хусейну не терпелось увидеть своих близнецов, а вернувшись, он рассыпался комплиментами в их адрес.

— Какие они хорошенькие оба! Они так лежат рядышком: старший, Риан, как мы с тобой договорились его назвать, положил руку на щеку брата Элиаса. Они прекрасны. Спасибо, Самия! Я так тебе обязан.

И поцеловал меня в лоб.

— Ты не обязан меня благодарить, Хусейн. Мальчики — это дар Божий. Я здесь ни при чем.

Произнеся слова из своего далекого прошлого, я вспомнила свое детство и мать, для которой я была отравленным даром дьявола.

Мне хотелось объяснить мужу, отчего я умолкла, но момент казался неподходящим, да и вины Хусейна в моем несчастном детстве не было. Он буквально искрился от счастья. Мы условились, что в следующий раз он придет меня проведать вместе с девочками. И муж вернулся домой, предоставляя мне возможность отдохнуть.

Я осознавала, что не стоило сердиться на него, но и он должен был понять степень отчаяния, которое я испытала. В глубине души я так и не смогла простить ему, хотя никогда больше вслух об этом не вспоминала.

Меня клонило в сон, необходимо было выспаться, но, засыпая, я спросила себя, смогу ли защитить четверых детей и уехать из этой страны. Усталость раздувала опасения.

Утром с Хусейном приехали Нора и Мелисса, чтобы проведать меня и познакомиться с братиками.

— Какие они маленькие! Какие они крошечные! — восклицала Нора.

— Это Риан, а это Элиас, верно? — догадалась Мелисса.

— Верно. Можно сказать, что ты уже с ними знакома, — улыбнулась я и повернулась к Норе. — Дома все в порядке?

Я успела увидеть, как Нора с Хусейном обменялись взглядами, и настояла на том, чтобы мне сказали правду.

— Было несколько звонков с угрозами. Всякие глупости, как обычно.

— Что именно говорили?

— Что твоя радость не будет длиться долго. Я ответила, что у тебя двойная радость, потому что у тебя два ребенка и ты счастлива. Тогда звонивший сказал, что счастье скоро закончится, как и твоя жизнь.

Я взяла ее за руку и погладила.

— Не позволяй, чтобы это выводило тебя из равновесия. Нам угрожают давно. Но за этим ничего не стоит.

Нас просто хотят запугать. Только и всего. Они агрессивны только на словах, на самом деле они ничего нам не сделают.

— Не надо было тебе все это рассказывать, мама. Не хотелось омрачать твою радость.

— Ты не омрачила мою радость, Нора. Меня это меньше всего трогает. С каждым днем я становлюсь более толстокожей. Хусейн, спроси у доктора, когда меня выпишут. Так хочется вернуться домой вместе с вами!

— Не рано ли? Кто поможет тебе с малышами, если мы заберем тебя сейчас?

— Нора поможет мне. Соседка придет, когда у нее будет свободное время. Я хочу домой, пожалуйста.

Мой муж отправился на поиски врача, а я стала кормить малышей.

Мне позволили поехать домой при условии, что через три дня я вернусь, чтобы снять швы. Как хорошо было оказаться дома! Я чувствовала себя легко. И не только физически, но и морально. Я была готова встретиться лицом к лицу с проблемами, готова активно действовать.

* * *

Последующие месяцы 1996 года я посвятила все свои силы семье и близнецам. К счастью, старшие дети не отказывались мне помогать, когда у них появлялась такая возможность. Когда я занималась Рианом, а Элиас начинал плакать, они спешили к нему, не дожидаясь просьбы.

Благодаря дочерям и Хусейну заботиться о близнецах было легче, чем восстановить силы после родов. И хотя мы жили в Алжире, в нашей семье царил мир.

Я не выходила из дома и чувствовала себя вполне нормально. Как-то раз ко мне с визитом зашла младшая сестра Амаль. Это стало большим сюрпризом для меня! Родители не знали и не должны были знать, что она пришла к нам. Иначе она могла пожалеть. Ее визит взволновал меня. Она пришла, узнав о рождении племянников, а я решила спросить у нее о семье.

— Мать знает о рождении близнецов?

— Да. Я сама ей об этом сказала.

— Как она отреагировала? Должно быть, довольна.

Два мальчика сразу.

— Не хочу тебя расстраивать, но она не считает их своими внуками. Для нее они незаконнорожденные. Ты ведь знаешь мать. Она сначала говорит, а потом думает.

— Еще бы. Ну и пусть. Мнение матери для меня уже ничего не значит. Я даже счастлива, что моим детям не придется общаться с ней. Знать ничего не хочу о своих родителях. Сколько зла они мне причинили! Моя семья — это мои дочери, близнецы и мой муж Хусейн. Я думаю только о том, чтобы уехать отсюда и жить спокойно.