Парень из моих снов

Это была самая странная, волнительная и пугающая прогулка. Маша замерзла, несколько раз простилась с жизнью и испытала ни с чем не сравнимые чувства. Видела заснеженный город с высоты птичьего полета, кружилась в ледяном вихре, стояла на тонком бортике крыши самого высокого здания в городе, была бесконечно счастлива и совсем не чувствовала холода. Если сначала прикосновения рук Льда промораживали даже через толстый пуховик, то очень скоро Маша перестала это замечать. Ей было хорошо и весело. Она уже не боялась ни высоты, ни завывающего вокруг ветра. Она хотела научиться летать без помощи Ледяного и подозревала, что в сказочной реальности, в которую вдруг угодила, такое вполне возможно, но пока девушка не собиралась рисковать и крепче обнимала Льда за шею, пользуясь возможностью быть к нему ближе. Парень пах морозом, хвоей и совсем немного мандаринами – умопомрачительный, кружащий голову аромат, напоминающий о Новом годе.

А в конце вечера, осторожно поставив запыхавшуюся Машу на крышу возле ее окна, парень подарил невероятно красивую крошечную розу изо льда. Маша опасалась, что не сможет удержать произведение искусства, и сняла варежку. Но, так похожая на хрустальную, роза растаяла, едва коснувшись горячей кожи. Девушка готова была разрыдаться, в уголках глаз появились слезы, Лед лишь понимающе и грустно улыбнулся и осторожно очертил ледяным пальцем контур губ Маши. Она судорожно вздохнула, а Лед сорвался с крыши в бушующую метель.

Маша еще долго стояла у окна, не решаясь зайти в дом. Казалось, сегодняшний вечер изменил все. Девушка понимала, что больше ее жизнь уже никогда не станет прежней. И она не так сильно ошибалась. Окружающая действительность была такой же, а вот с Машей произошли необратимые изменения. Она стала холодной, отрешенной и помешанной на мыслях о Льде. Она не могла думать ни о ком другом. Рисовала его профиль в тетрадке и разглядывала морозные узоры на окнах. Жила лишь от встречи к встрече, растворялась в его глазах и словно засыпала в ожидании следующего свидания, не интересуясь тем, что происходило вокруг нее, подчас не обращая внимания даже на родных и подруг. Состояние девушки походило на легкую форму сумасшествия, которое все сложнее было скрывать от окружающих. Мама смотрела с немым укором, Танька откровенно злилась, а Маше впервые в жизни было все равно. Ее интересовал только Лед и радовала лишь его беспечная улыбка.

Может быть, если бы Лед был обычным парнем, Машина влюбленность проходила бы мягче. Она познакомила бы его с друзьями, рассказала бы все-все Таньке, и жизнь шла бы своим чередом. А так приходилось молчать, скрывать и страдать оттого, что от объятий и поцелуев твой парень может растаять, словно Снегурочка из сказки.

Из-за всех этих мыслей на душе становилось невероятно тоскливо, и Маша грустила, боясь даже представить, что будет, когда наступит весна. Одна мысль о капели и проталинах вызывала приступы ужаса и слезы на глазах. Маша стала нервной и раздражительной, нередко огрызалась тогда, когда раньше бы просто промолчала.

В течение следующей недели Маша два раза чуть не поругалась с Танькой. А все из-за того, что стала не только нервной, но и очень уж задумчивой и почти не реагировала на вопросы, разговоры и прочее. Даже сценарий так и не смогла придумать. На планерках сидела, отрешенно смотрела в окно, а пару раз просто не явилась на общие собрания.

Чем больше Маша общалась со Льдом, тем меньше нуждалась в ком-то еще. Внешний мир словно перестал существовать, он теперь казался пресным и неинтересным.

Да и что могли предложить друзья? Кофе, который стал чересчур горячим и сладким, разговоры ни о чем, сплетни и подготовку к глупому, никому не нужному празднику. А вот вечерами вместе со Льдом приходило волшебство. Бушующий ветер, завораживающая стихия, морозные узоры на окнах и непохожие одна на другую снежинки.

Маша даже на соревнования по лыжному спорту ехать раздумала. Но выяснилось, что никого ее переменчивое настроение не волнует. Девушка уже была в списках, и поэтому ей пришлось в субботу в восемь утра в обнимку с лыжами тащиться к школе и ждать в компании таких же невыспавшихся страдальцев ярко-желтый с черной отделкой автобус, прозванный школьниками «Билайн» за характерную расцветку.

Столбик термометра по утрам опускался ниже минус двадцати градусов, но Маша этого не чувствовала. После прикосновений Ледяного ветер и мороз не пугали. Девушка засунула в карман варежки и откинула с головы капюшон, оставшись в одной ярко-голубой повязке. Маша бы и ее сняла, но подозревала, что Максим Романович будет ругаться, а привлекать к себе внимание не хотелось.

Теплый пуховик Маша несколько дней назад засунула в шкаф и ходила в короткой темно-синей курточке, в которой раньше начинала мерзнуть уже при нуле градусов. Сегодня, правда, вниз надела свитер, и то исключительно потому, что не хотела расстраивать маму.

– Скворцова, ты не замерзла? – Наташка в синтепоновых темно-серых штанах и блекло-розовой курточке подпрыгивала в обнимку с лыжами. Кончик ее носа покраснел, а зубы выбивали дробь. – Холод ужасный, а ты вырядилась, будто на улице весна. Жуть! Околеешь, пока кросс бежать будешь. Хотя… может, такой наряд придаст тебе скорости.

– Не переживай. – Маша отстраненно улыбнулась, на колкости Наташки сегодня реагировать не хотелось. – Я не мерзлячка. На улице погода отменная. Не понимаю, почему ты вся дрожишь.

– Обалдеть! Темно, холодно и ветрено! Что хорошего-то? Ты, Скворцова, реально в последнее время какая-то на голову ушибленная!

Наташка накинула поверх шапки капюшон и посмотрела на Машу почти с ненавистью, но в ответ получила лишь холодную улыбку и тихое замечание.

– Смотри, как красиво! Ветер – это такие мелочи.

Маша оглянулась по сторонам, отмечая серебрящийся в свете фонарей снег, тусклую полоску позднего зимнего рассвета на горизонте и вдыхая полной грудью свежий, морозный воздух с едва заметным запахом дыма.

– А днем будет еще и солнечно, – добавила она, посмотрев на синеющее, усыпанное звездами небо. – Ни одного облачка. Красота. А холодно! Ветер! Ей-богу, как бабка на лавочке перед подъездом. Они тоже вечно мерзнут и чем-то недовольны.

– Машку, наверное, любовь греет! – усмехнулась Танька, которая стояла в обнимку с Максом и прятала озябшие руки в карманах его куртки. Парочка подошла позже всех, как всегда в обнимку и с одинаковыми застывшими улыбками.

«Пусечки», – привычно подумала Маша, выразительно посмотрела на высокого широкоплечего Макса, рядом с которым даже немаленькая Танька смотрелась хрупкой Дюймовочкой, и сказала:

– Вот тебя любовь греет, а я сама по себе не мерзну. Кровь горячая.

После этой фразы Маше стало немного неловко, так как она понимала, что пассаж про «горячую кровь» – это ложь. Самой ей казалось, что все совсем наоборот, но девушка не собиралась делиться с друзьями своими догадками. Она вообще предпочла бы ни с кем не разговаривать, но на маленьком пятачке перед школой скрыться было некуда, поэтому приходилось обмениваться глупыми и ненужными фразами.

– Давно ли ты стала такая морозоустойчивая с горячей кровью? – с настороженной усмешкой поинтересовалась лучшая подружка. – Помнится, в прошлом году ты в такую погоду даже из дома отказывалась выходить. Только до школы и обратно добиралась перебежками, а все остальное время сидела под пледом в обнимку с книжкой и кружкой горячего чая.