Парень в пластиковых ботинках

А когда я оказался на “Филевской”? Помнится, я долго и старательно водил тогда из стороны в сторону своим носом, но, что странно, не чувствовал никакого запаха… Не знаю, конечно, но дело, наверное, в том, что из-за своей, так сказать, “обнаженности”, голубой линии не удавалось, по примеру всех остальных линий, накопить в атмосфере никаких обонятельных особенностей, достаточного количества запахов, чтобы их можно было вот так почувствовать носом. Какой-то нехитрый набор их, даже если и присутствовал, был фактически неуловим и быстро выветривался через открытые перегоны между станциями … Я склонен думать, что голубой цвет, в который она окрашена, символизирует небо, его голубую гладь, как бы напоминая этим об “эксбиционистских” наклонностях линии…

Как меч в ножны поезд погружался снова в тоннель, откуда он только что вынырнул, после чего я обычно чувствовал какое-то протрезвление, словно бы отходил от необыкновенно-приятного сна, возвращался из мечты в реальность. Это было жестоко!

Быть может, я мыслю несколько ассоциативно, и любой работник Метрополитена может запросто упрекнуть вашего покорного слугу в том, что он где-то преувеличивает или, напротив, преуменьшает то единственное, что творится на всех этих линиях, но картина моя, в целом, объективна и он не сможет с этим не согласиться…

Зато знает ли этот работник как, например, по утрам пахнет “Сокольническая”? Признаться, я сильно бы удивился, если в один из дней, она вдруг перестала источать “Клинское пиво”, дорогие духи, не менее дорогой лосьон после бритья, под мерное гудение зубрежки и перелистывание страниц учебников. Под вечер, правда, содержание духов и лосьона, в атмосфере этой линии, постепенно уменьшаются, а после чего и вовсе сходит на нет, содержание “Клинского”, напротив, существенно возрастает, зато зубрежка и перелистывание страниц стихают полностью уже где-то к часам пяти вечера, заменяясь на хриплый и веселый гомон, добирающихся домой, студентов…

А “Замоскворецкая”? А “Калужско-Рижская”? А “Арбатско-Покровская?” Или, наконец, эта феерическая “Кольцевая”?

Поверьте, я мог бы часами говорить про линии Метрополитена и про то, какой микс они источают в определенное время суток! Я даже пробовал написать об этом, но у меня не вышло… Я был не в состоянии отразить на листе обыкновенной писчей бумаги, всю ту разнообразную “обонятельную” гамму, с которой я поневоле сталкивался тогда, изо дня в день, из недели в неделю, из года в год, сначала на эскалаторах, потом в голубых экспрессах, далее на станциях-пересадках, и, наконец, в переходах, при выходе на поверхность! Там, в метро, она была естественна и неопровержима, а на бумаге выглядела сущей нелепицей. Чушью…

Но вот “Кольцевая”! Как и свои глаза, я не могу обойти ее стороной, так и ничего не сказав… И чем только не несет – вот именно, не “несет”, – от этой поистине невероятной линии! Наверное, неспроста у нее такой характерный цвет… Эта линия почему-то представляется мне своеобразным фильтром, где оседают некоторые, так сказать, неперспективные элементы, исходящие ото всех остальных линий. Основной контингент ездящих по ней людей, – это, конечно, люмпены и созерцатели, между тем, являющие собой удивительно сходный продукт… Ни те, ни другие не ставят перед собой задачи куда-то приехать.

Я часами разъезжал по этой линии и всегда находил, что основной костяк едущих вместе со мной в вагоне, круг от круга, остается неизменным. Довольно редко, когда в нем появлялись новенькие, которые, проезжая с нами несколько станций, исчезали бесследно, – не оставляя после себя ни пустых бутылок, мигрирующих по всему вагону, ни обертки от гамбургеров на сиденьях, ни тяжелого запаха мочи в воздухе… Как я уже говорил, люди, составляющие постоянную величину на “Кольцевой”, – делились на две категории; если первые, почти всегда пребывающие в объятьях Морфея и безжалостно изгоняемые из вагонов резиновыми дубинками, только и занимались тем, что портили, своим присутствием воздух а, заодно, и настроение окружающим, то вторые, – прямая противоположность первым, – пребывали скорее в плену собственных мыслей и никого не стесняли, даже если вы их об этом попросили бы… Я относился к разряду вторых, зато всякий раз, совершая очередной круг, внутренне поражался тому единству духа и понятиях о бесконечности, кои, без сомнения, сплачивали нас, созерцателей и люмпенов. Люмпенов и созерцателей…

Именно там, на “Кольцевой” поджидало второе открытие. С ним, кстати, у меня связан один забавный эпизод из жизни, но об этом позднее. Итак, как всегда я убивал свой досуг, мчась по кругу, под несмолкающий стук колес и вялое перешептывание пассажиров… Люди в вагоне были довольно скучны. Они не занимали внимание; я смежил веки и, завершая уже восьмой круг, поглядел на схему, расположенную на стене вагона, напротив меня… Не то чтобы я обладаю особо пылким воображением, но, скажите, она вам никогда не напоминала стилизованного осьминога, с коричневым туловищем-кольцом и разноцветными лапками-линиями?

Помню образ гигантского, расположившегося под городом, осьминога, настолько поразил мое воображение, что я в ужасе выскочил на “Белорусской” и, поднявшись по эскалатору на поверхность, бешено заходил по вокзалу, периодически останавливаемый местной милицией, для проверки документов. Ей Богу, туда-сюда, туда-сюда, как заведенный…

Осьминог никак не хотел выходить у меня из головы, тревожил душу, и тогда я впервые усомнился в своей вменяемости… Наверное, в тот момент, у меня была такая перекошенная физиономия, что прохожие как-то странно поглядывали на меня, а поглядывая, – обходили стороной… Не помню, сколько времени я ходил так, из конца в конец по вокзальной площади, прежде чем привлек к себе внимание одного паренька, вероятно также бесцельно слонявшегося по округе, примериваясь к таким мрачноватым типам вроде меня. Как только я заметил этот пристальный интерес, к своей скромной персоне, поймал его взгляд, то покрепче сжал трость и приготовился к неприятностям. Он, как видно, ожидал этого и, поэтому, подошел, подчеркнуто ненавязчиво и осторожно, улыбаясь как старому другу…

“Извините, можно задать Вам один вопрос?” – обратился ко мне молодой человек.

“Извольте…” – пробурчал в ответ я, не сбавляя шага.

“Верите ли Вы в Бога?..”

Последовавшая затем пауза, дала мне возможность сориентироваться в сложившейся ситуации… Судя по вопросу, молодой человек был сектантом, намеревающимся захватить вашего покорного слугу в свои сети. Должен сказать, что у меня всегда было однозначное отношение к любого рода сообществам, где подавляется индивидуализм, возможность самому принимать решения и навязывается чья-то чужая воля, но, поскольку молодой человек разговаривал со мной приторно вежливо – бывает такая вежливость, знаете – то зачатки воспитания не позволили мне отправить его по известному адресу, а оставить вопрос без ответа я уже не мог, раз согласился на разговор и не прошел мимо. Но, тем не менее, ответить положительно или отрицательно, означало навлечь на свои уши долгую религиозную мутотень, в которой я, признаться, разбираюсь довольно слабо. Единственное что мне оставалось, – это перехватить инициативу и позабавиться самому. Удалось это следующим контр вопросом:

“А верите ли Вы сами в Бога?” – спросил тогда я, уже заранее зная какого ответа мне ожидать.

Помнится, я с пониманием выслушал всю ту несусветную чушь, которую порол молодой человек, клятвенно уверяя меня в своей любви к Богу и, задал очередной вопрос:

“А верите ли Вы, что я и есть Бог?”

Вы бы видели лицо этого паренька… Описать появившееся на его лице выражение я не в силах, – это надо было видеть – и мне искренне жаль, дорогие мои друзья, что вас не было тогда со мной на “Белорусском”. Густое, протяжное, утробное “Н-Е-Е-Е-Т!!!” – было мне ответом, и я чуть не рассмеялся.

“А почему?” – невинным голосом спросил я, едва сдерживаясь от смеха, а молодой человек, тем временем, растерялся уже окончательно. Уверен, он успел пожалеть, что заговорил со мной…

“Ну, тогда если вы Бог” – выдавил, наконец, он – “ я хочу, что бы это дерево, впереди нас, засохло…”

“Гм… А разве Бог когда-нибудь творил перед Вами чудеса чтобы, Вы в него поверили но, тем не менее, Вы все равно продолжаете верить. А когда встречаете на улице человека, который напрямую Вам заявляет что он и есть Бог, Вы почему-то начинаете сомневаться в его словах. Где же логика?” – вполне резонно спросил тогда я.