Пари на красавицу
Шрифт:
— Любовницы — не мой профиль, — наконец, грустно отвечает дверь.
— Почему любовницы?
— Потому что у тебя есть невеста.
Бл***. Правда есть. Причём такая прилипчивая, как жвачка. Я надеялся разделаться с Дариной до осени, у отца как раз закончатся его тупые выборы, вот только проблема нежданно-негаданно усугубилась.
Свадьба. Свадьба, бл***. В страшном сне не придумаешь. Да не собираюсь я жениться. Не в ближайшее время. И точно не на этой дуре с соломенной башкой.
Что тут можно сказать? Лучший вариант — сменить тему.
— Когда наскучит сидеть, выходи. Мы
Покровская не показывается долго. Это ожидаемо, но периодически тайком нет-нет, да прокрадываюсь к ванной и тихонько подслушиваю, шебуршится ли она там. А то кто знает, вдруг утопится ненароком. Исключительно из вредности и желания мне насолить. С неё станется.
Но нет, живая. Слышу, как трындит по телефону. Надо же, и его успела прихватить. О чём и с кем болтает из-за шума льющейся из крана воды непонятно. Ясно только, что жалуется. При чём на меня. Рядом с моим именем несколько раз проскальзывал мат. Хех. Обо мне говорит. Лестно, чёрт возьми.
Явление Христа народу происходит где-то через час, с хвостиком. Честно говоря, думал придётся ждать дольше.
— Надо же, какие люди. А я красную ковровую дорожку не подготовил. Это ничего? — насмешливо интересуюсь я.
Мальвина стоит на пороге с мокрыми волосами. В моей футболке, из-под которой выглядывают знакомые шортики. В руках скомканное платье и Кронверсы. Домашняя, простая.
— Заткнись, — огрызается та, сбрасывая всё добро в кресло.
— Вижу, кто-то смирился с судьбой пленницы. Может мне тебя тут на постоянке оставить? Ты удивительно гармонично сочетаешься с интерьером.
Забавно, но это так. Она идеально смотрится по цветовой палитре на фоне белой кирпичной стены с синими полками.
— Если не закроешься, жахну чем-нибудь.
— Чем?
— Правда интересно?
— Не очень. Садись, — подвигаюсь на диване, освобождая ей место и сдвигая к центру бастион коробок с эмблемой пиццерии. — Несколько разных заказал. Я ж не знаю, с чем ты любишь.
— А говорят, джентльменство сдохло, — рядом послушно плюхается юркая тушка, для удобства подворачивающая под себя ноги и выуживающая из верхней уже остывший кусок теста с ветчиной и беконом.
— Кто говорит?
— Я. Я там твоим шампунем голову помыла. Надеюсь, теперь не облысею.
— Обязательно облысеешь. Специально на этот случай добавляю в свои баночки-скляночки кислоту. Всё для самых важных гостей.
— Я важная гостья?
— Самая важная.
Ха. Смутилась. Ты такая прозрачная, Мальвина. Прозрачная, и всё равно неприступная.
— Зачем я тебе тут? Тебе ничего не светит.
— Это я уже, как ни странно, понял. Ты умеешь доходчиво объяснить.
— Тогда зачем?
— Потому что хочу.
— А хотелка не треснет столько хотеть?
— Я не виноват, что все мои "хочухи" крутятся вокруг тебя.
— А кто виноват?
— Гормоны, эндорфины… Меркурий не в том созвездии.
— Ну и чем будем заниматься, пока Меркурий с нужным созвездием закорешится? — с тяжёлым вздохом спрашивает она, вгрызаясь в пиццу.
— Позволь уточнить: а секс точно отменяется? —
нет, ну была-не была! Вдруг прокатит?— Только сунься и поедем в травмпункт зашиваться.
Вероятно, я мазохист. Потому что угроза вообще не пугает. Если что и тормозит, то понимание, что давление в таком щепетильном деле не лучший помощник.
— Тогда давай кинцо глянем. Мы в последний раз так и не досмотрели твои Голодные Игры.
Как она смотрит этот фильмец — это надо видеть. Отдельный вид искусства. Пока я пытался разглядеть хоть какую-то логику в мире, где люди семьдесят лет преспокойно отправляют детей умирать и думать не думают ни о каких революциях, эта мадам ревела в голос на первых же минутах жатвы.
По первой Покровская стеснялась, стараясь незаметно смахивать слёзы и тихонько шмыгать носом, но потом ничего — забила и уже больше не заморачивалась. И не надо. Это зрелище приятнее и куда интереснее, чем бессмыслица, творящаяся на арене. Маскировка под камень? Реал? И откуда у него для этого соответствующие материалы? С прорубленной до кости ногой по лесу бегал и подбирал оттенки?
— Конечно, не досмотрели. Потому что кое-кто уснул, — соглашается Праша, залезая во вторую коробку и выковыривая из кусочка ананасы. Ага. Ананасы не едим. Будем знать.
— Да. Ты.
— Да, я.
Да, она. Загадка природы. Начинать смотреть с пищащим восторгом, шикая на меня каждый раз, когда я пытаюсь открыть рот и что-то прокомментировать, но засыпать мёртвым сном на середине — это как? Мальвина расскажет. Она делает это профессионально.
И сегодняшний вечер не становится исключением. Наоборот, бьёт все рекорды по скорости. Получаса не проходит, а она уже сладко сопит. При чём даже в таком состоянии умудряется закрываться. Колени теперь уже поджаты к груди, руки снова скрещены. Не хватает таблички: "не трогать, под напряжением".
А вот буду трогать. Выключаю настенную плазму и отношу её, теперь уже податливую и такую хрупкую, в спальню. Укладываю, укрываю, ложусь рядом. За не зашторенным окном светло от фонаря у мусорных контейнеров, так что без проблем могу рассмотреть её черты.
Телефон Покровской, который я прихватил с собой, призывно загорается на прикроватном столике. На дисплее отображается короткое входящее сообщение в чате ватцапа. От Вольта. "Всё хорошо? Тебя ждать?". Стискиваю зубы непроизвольно. Нет. Не ждать. Ни сегодня. Ни завтра. На завтра она тоже только моя. Я обещал, что отвезу её домой и отвезу. Но не уточнял когда.
Следующие несколько минут блуждаю взглядом по спящему силуэту, хотя мысли занимает совсем другое. Отец взбесился на то, что я свалил из ресторана. Без извинений, без объяснений. Он уже дал мне это понять малоприятным смс с требованием явиться в его офис в понедельник. Пытался дозвониться, но я заранее выключил айфон, когда мы гуляли по парку. Чтобы не портил настроение.
Покровская начинает возиться, словно чувствует мой взгляд. Со слабым скулением трётся лицом об подушку, обнимает её обеими руками и отворачивается, оставляя меня довольствоваться лишь её рассыпавшимися по спине волосами и выпирающимися лопатками. Скромно. Очень скромно, но ничего. Мы дойдём и до большего. Всему своё время.