Пари на красавицу
Шрифт:
Даже, вон, вырядилась ради него. Накрасилась, блин! Чтобы понравиться. Ещё и заставила всех фотку сделать. Чтоб он наверняка заценил, если бы так и не смог приехать. Ну не дура? Втрескавшаяся по уши дура. Блин, блин, бли-и-ин!
Глеб догоняет меня, когда я успеваю вернуться к осиротевше брошенному столу, зарезервированному за нами. Ребята танцуют, а закуска с пивасиком стынет. Креветосы, кальмары, сухарики. Ну разве не рай?
— Стой. Подожди. Подожди, говорю, — ловят меня за запястье.
— Что, уже намиловались? Когда свадьба, голубки? Ах, да. Простите. Забыла. Твоё сердце же уже занято блондинкой
Воронцова аж перекашивает.
— Тупая шутка.
— Фу на тебя. Не будь гомофобом. Сейчас в моде толерантность, слышал?
Смотрит на меня. Внимательно. Проницательно.
— Ты хоть понимаешь, что несёшь?
— Не всегда. А это что, прям обязательно-обязательно? Я просто раньше как-то не заморачивалась, — утаскиваю из миски креветку и, не щадя, откручиваю ей голову. — Почему ты здесь? У тебя же было какое-то супер-пупер важное дело на сегодня запланировано.
Веду себя, как сука. Сама слышу и вижу, но ничего не могу с собой поделать. Чисто бабская фишка.
— Я его отменил.
— Почему?
— Ради тебя.
О… Такими ответами он меня, блин, вечно ставит в тупик.
— И что за дело было, если не секрет? — чтобы не сталкиваться с ним взглядом расчленяю несчастную креветку дальше, дёргая её за хвост. Мамочка попалась. С икрой. Блин, даже как-то неловко. Женская солидарность и всякое такое.
— Моя помолвка.
Деликатес попадает не в то горло, вызывая приступ кашля.
— В смысле — перенёс? — хрипя, подтираю я выступившие на ресницах слёзы.
— В смысле — отменил.
В ушах начинает отбивать пульсация участившегося сердцебиения. А ещё потряхивает в накрывшем волнении.
— Что это должно значить? — на всякий случай опираюсь руками на столешницу, а то ноги как-то опасно подгибаются.
— А непонятно?
— Предпочитаю уточнять, чтобы не вводить себя в заблуждение.
— Свадьбы не будет. Мы с Дариной разбежались. Осталось сообщить об этом отцу.
Это у меня в черепной коробке сейчас салют запускается? Откуда звёздочки перед глазами?
— А как же… ваша договорённость?
— Я что-нибудь придумаю.
— Но так же неправильно… — я точно непроходимая бестолочь. Вместо того, чтобы прыгать от радости, меня подгрызает за бока совесть. Не хочу быть ответственной за возможные последствия. — А если что-то…
— Теперь мы можем с тобой, наконец, сходить на свидание? Нормальное, не дружеское? — перебивает меня его вопрос.
Он что, правда делает это всё ради того, чтобы пойти со мной на свидание? Зачем? Потому что я ему реально не безразлична? Или это такой хитрый план заставить меня развесить уши и затащить в койку?
Боже, Покровская. Ну нельзя ведь настолько во всём сомневаться! Это каким аморальным должен быть парень, чтобы спекулировать на больной матери ради разового траха??? Глеб, несомненно, редкостный засранец, но не до такой же степени…
— Да или нет? Не слышу ответа, — продолжают на меня напирать. Не люблю давление, но в данном случае оно обосновано. Имеет право.
Ну что, дурёха? Что будешь делать? Продолжать играть в недоверчивую хмурую буку или рискнёшь поверить? Ух…
— Ты верхом или на своих двоих приехал? — выбор сделан. Надеюсь, я о нём не пожалею.
— Верхом.
— Может тогда уедем?
Глеб
медленно расплывается в улыбке.— Поехали.
— Даже не спросишь, куда?
— С тобой куда угодно.
Он решил меня добить? Я и так уже как кляклая вата. Всего пару минут назад психовала, а теперь готова если не на всё, то почти на всё. Едва сдерживаюсь, чтобы не запрыгнуть ему на шею и не зацеловать. Останавливает разве что Вольт, наблюдающий за ними из другой части зала. Не хочу при нём. Это будет нечестно. И некрасиво.
Не прощаемся ни с кем и уходим по-английски. Прошу сначала заехать домой. Воронцов согласно кивает, вручая мне запасной шлем. Четверть часа спустя он уже ждёт на улице, пока я хожу в дом за рюкзаком. Домашние ещё не спят, так что приходится заливать про продолжение веселья и что буду дома к полуночи.
Наверное, сообщать, что у ворот меня ждёт недавний ухажёр сестрёнки не лучшая идея? Прикол. Только сейчас приходит шальная мыслишка: если у нас ВДРУГ что получится, будет крайне неловко знакомить своего парня с мамой. С учётом того, что они уже знакомы. Своего парня. Сразу себя одёргиваю. Рано! Слишком рано! Нечего об этом и думать.
Возвращаюсь к Глебу и прошу отвезти меня в заброшенный военный городок. С прошлого раза я не успела закончить там работу. Одной после страшилок Аники идти туда было стрёмно, а компания за это время так и не нашлась. Да и времени особо не находилось. Сегодня же всё складывается как нельзя удачно. Хотел свидание, получай. И уж прости, если оно не такое, как тебе представлялось…
Опустевшая и полуразрушенная территория выглядит настолько же удручающе, насколько завораживающе. Есть нечто волшебное в том, чтобы бродить по поросшим травой брусчатым дорожкам мимо ангаров, местного продуктового магазинчика, полуразрушенных казарм и грустных пятиэтажек со слепыми окнами и окрашенными балконами.
Какое-то особое чувство: подниматься через завалы по лестнице и заглядывать внутрь квартир, находя следы человеческого пребывания. Сломанная мебель, отклееные обои, пыльные порванные книги на грязном полу. Когда-то тут кипела жизнь: по коридорам бегали дети, на кухне варились борщи, а в спальнях свершалась любовь… А теперь от этого места осталось лишь воспоминание. Жутковато. И так интересно.
Тормозим возле длинного одноэтажного сооружения с широким арочным проёмом. Проржавевшие ворота давно растащили на металлолом. Вроде тут когда-то были гаражи для транспорта. Внутри темно, но туда нам и не надо. Разворачиваю поле деятельности снаружи, у обшарпанной стены, где с прошлого раза красуется увеличенная раза в три от реального размера часть лежащей на сгибе локтя девушки с распущенными волосами.
Рисунок изначально планировался большой, мне хотелось захватить максимальное количество места. Работа трудоёмкая, поэтому цвета много я решила не использовать. Только грунтовка, синева на заливке, и стандартные цвета для теней и контуров: чёрный, белый, серый.
Не скажу, что рисую прям офигенно, школьный учитель по изо, наоборот, всегда ворчал, что мои натюрморты заваливают не только горизонты, но и законы логики. Однако то, что сейчас на меня смотрит, а именно половина лица с большим глазом и полными губами мне очень даже нравится. Глебу тоже. Ну или же он просто решил сделать мне комплимент.