Парик для дамы пик
Шрифт:
– А где вы все это придумывали? Где пили? Где праздновали это вселенское перемирие?
– В «Европе».
– А вы уверены, что человек, которому вы сначала поручили изуродовать Бобрищева, станет молчать?
– Да какая разница? Коля-то жив и здоров…
– Большая… – И Юля рассказала протрезвевшей и уже охрипшей от столь долгого разговора Холодковой о звонке незнакомца, назначившего им обеим встречу в Багаевке.
– Завтра в три? Но что такого он собирается мне показать? Кастрированного Колю, что ли?
– Мы бы и сами хотели это узнать. А теперь, Женя…
Юля поднялась и, задумчиво взглянув в оконное
– … теперь, Женя, выпейте горячего кофе, успокойтесь немного и попытайтесь вспомнить, что же произошло в тот вечер в ресторане «Европа»…
Как ни хотелось Наташе поехать вместе с Юлей и Шубиным к Коршиковым, ее оставили дома в обществе растревоженной воспоминаниями Холодковой. Она почти плакала, когда Юля объясняла ей, что не имеет права рисковать ее жизнью.
– Наташа, ты же знаешь, сколько против него улик, одна расческа с ножницами чего стоят, да и тот факт, что он был любовником Зои Пресецкой, делает его главным подозреваемым… Либо в этих убийствах замешана его жена, что тоже опасно… Думаю, здесь не обошлось без ревности…
После рассказа Жени Холодковой о том, что же происходило в тот вечер в ресторане, где три подружки развлекались придумыванием «казни» своему общему возлюбленному и где в то же самое время погиб известный журналист Рыскин, необходимо было срочно определиться с ролью во всех этих странных историях Коршикова.
Кто он? Убийца, хладнокровно удушивший Зою из ревности к Бобрищеву или другому мужчине, или обычный вор, похитивший у талантливой художницы все ее наличные деньги?
Кроме того, пакет с пробиркой, где находился неизвестный грибок, поры которого были обнаружены на пальцах журналиста Рыскина и постели Зои Пресецкой, тоже требовал какого-то действия. Следовало каким-то образом связать эти факты и найти то общее, что было между Пресецкой и журналистом. А что, если он тоже был ее любовником, с которым она встречалась в Москве, пока устраивала свои дела в галерее? Быть может, именно это и вызвало ревность Коршикова, соседа, повадившегося лазить к своей красивой любовнице через лоджию? А что делать с кокой, этим поистине фантастическим растением, отправившим на тот свет не одну тысячу человек, пожелавших прожить остаток жизни в сомнительных наркотических наслаждениях?..
Думая обо всем этом, Юля старалась не спешить с выводами. Машина неслась по черным мокрым дорогам, нагоняя тоску. Неосознанно бормоча что-то, привалясь плечом к Игорю, Юля была крайне удивлена, когда услышала:
– Ты должна решить для себя насчет своей домработницы…
– В смысле?..
– Сначала ты возишь ее повсюду с собой, рассказывая обо всем, чем занимаешься, и даже принимая ее помощь, а потом вдруг, как надоевшего котенка, запираешь в квартире, чтобы не мяукал и не мешался под ногами… Разве можно так с людьми обращаться?
Он сказал и замолчал надолго. Юля же, пытаясь осмыслить услышанное, почувствовала, как горит ее лицо. Ревность?!
Наташа же, действительно в силу обстоятельств посвященная в расследование, была оскорблена до глубины души, когда ей намекнули,
что ее место на кухне. К тому же она не знала, как вести себя с одурманенной алкоголем Холодковой. И хотя та лежала, зарывшись в плед, на диване и делала вид, что смотрит телевизор, все равно время от времени принималась рыдать, стонать и пугала находящуюся на кухне Зиму.И словно в пику ее воплям Наташа, разморозив в микроволновке мясо и нарезав его кусками, принялась с остервенением отбивать его металлическим молоточком, подняв такой шум, что теперь уже не могла не отреагировать Холодкова.
Опухшая от слез Женя появилась в дверях кухни и, подперев косяк, уставилась на размахивающую молотком Зиму.
– Дайте мне тоже какую-нибудь работу, – вдруг попросила она, состроив кислую мину, словно слова эти вылетели помимо ее воли. – Мне надо немного отвлечься, а то я сойду с ума… И еще. Скоро будут похороны моих девочек, вы не поможете мне с поминками?
«Права была Юля, Холодкова никогда не теряет рассудка и всегда остается реалисткой…» – подумала Наташа и дала свое согласие на участие в приготовлении поминального обеда.
– Так что мне прикажете делать? – Холодкова, засучив рукава, подошла к Наташе, выражая полную готовность действовать.
– Как что, чистить картошку, – усмехнулась Наташа. – А еще – лук…
– Зоя тоже не любила чистить и резать лук… Если бы вы только знали, какая она была… Я по сравнению с ней – настоящая сволочь… Ограбила ее, обманула, предала, называйте, как хотите… И все из-за чего?
– И из-за чего же?
– Из зависти, конечно. Из ревности. И если кто и убил ее, голубушку, то только из сильного чувства. Мужчины любят красивых женщин… Давайте вашу картошку… Между прочим, картошку у нас, когда мы собирались, всегда чистила Ирина. И хотя так нельзя говорить о покойницах, но она была создана для черной работы точно так же, как Зоя – для украшения… Люди не рождаются одинаковыми, и те, кто считает иначе – глубоко заблуждаются… Некоторые появляются на свет для того, чтобы мыть полы и чистить унитазы, причем они нисколько не страдают и воспринимают это как само собой разумеющееся. А других даже лютый голод не заставит взять в руки швабру, вот как Зою, например…
– Но ведь она готовила обеды в «Эдельвейсе», – возразила ей Наташа.
– Она устроилась для того, чтобы быть поближе к своему обожаемому парикмахеру…
Наташа подумала, что впервые Женя так откровенно рассказывает о последнем любовнике Зои. Раньше она упоминала о нем лишь вскользь, мол, был у нее «один знакомый, с приветом», который все уговаривал ее принять участие в каком-то конкурсе парикмахеров: «он был о себе слишком высокого мнения и мечтал о международном признании, но она не дала уродовать себя…»
– …да только он плевать хотел на нее. Просто пользовался ею и никогда ее не любил. А Зоя не любила Бобрищева. Вот такая несправедливость…
Наташа в сердцах отшвырнула от себя вымазанный в мясном красном месиве молоток и закивала головой, в душе соглашаясь с Женей: вот она любит Шубина, а Шубин любит Земцову, которая, в свою очередь, любит Крымова, который не любит никого… Какая уж тут справедливость?..
Она взяла фарфоровый «лимон» с перцем и принялась судорожно сыпать черный порошок на распластанные, отбитые куски мяса. И не заметила, как на них закапали слезы обиды и отчаяния.