Парильщик

Веденй снова пришелъ къ разнощикамъ въ артельную квартиру.

— Ну что? спросили его.

— Да что, братцы, не потрафилъ. Работы больно много. Лучше ужь я вашимъ ремесломъ займусь. Торговать буду. У меня семь рублей на жестянку и на товаръ есть, отвчалъ онъ.

— Ну какой ты торговецъ, да у тебя съ перваго-же раза изъ-подъ носу все растаскаютъ.

— Не растаскаютъ. А глаза-то на что во лбу?

— А чортъ те знаетъ, на что они у тебя. Надо статься, такъ, зря…

— Ужъ вы научите, чмъ торговать, братцы.

— Да чмъ торговать? Вотъ теперь вербы подходятъ. Торгуй воздушными шарами красными, да тшь народъ прибаутками, можетъ что и путное выйдетъ. Съдобнымъ товаромъ теб торговать нельзя — самъ всё сожрешь.

— Ну такъ справте меня. Научите трехъ матокъ сосать теленочка, съ коломенку версту несмышленочка, забалясничалъ онъ прибаутками.

Товарищи выправили ему жестянку на право торговли, купили красныхъ наполненныхъ газомъ шаровъ и Веденй началъ торговать ими, но такъ неудачно, что на второй же день попалъ въ часть за какую-то неприличную прибаутку, сказанную какой-то покупательниц. Просидвъ въ части цлыя сутки онъ началъ разочаровываться и въ торговл и скоро покончилъ и съ нею, но не по своему однако желанію, а по обстоятельствамъ. Съ нимъ случилось несчастіе. Однажды онъ продалъ покупателю шаръ. Покупатель взялъ отъ него шаръ, подалъ ему рублевую бумажку и потребовалъ сдачи. Веденй ползъ въ карманъ за деньгами, а ниточки, на которыхъ летали шары, закусилъ зубами. Во время сдаванія сдачи, случилось такъ, что какая-то проходящая женщина поскользнулась и упала. Веденй захохоталъ, и никакъ не могъ обойтится безъ того, чтобы не вставить какого нибудь слова и, забывъ, что ниточка отъ воздушныхъ шаровъ у него во рту, во все горло крикнулъ: «а ну-ко, на другой бокъ!» вслдствіе чего шары оказались свободными и плавно полетли къ верху, а съ ними вмст улетлъ и капиталъ Веденя.

— Скачи выше, хватай! Ползай на крышу, авось достанешь! трунили надъ нимъ близь стоящіе извощики.

— Ахъ ты ворона, ворона! сказалъ городовой. Веденй только развелъ руками, постоялъ въ собравшейся толп, досмотрлъ на свой улетавшій капиталъ, плюнулъ и отправился домой. Вечеромъ, пришедшіе на квартиру разнощики начали надъ нимъ трунить, а онъ хлебнулъ съ горя косушку водки и весь вечеръ проигралъ, то на дудк, то гармоник.

— Что не будешь больше торговать? спросили его на утро товарищи.

— Нтъ, шабашъ малина, эта самая торговля! Ну ее къ ляду! Только и путнаго, что въ части насидлся, отвчалъ Веденй. Лучше буду опять мста искать.

Веденй жилъ въ артельной квартир и искалъ мсто, но мсто не находилось. Денегъ у него не было. Товарищи хоть и любили его за его прибаутки, но смотрли на него, какъ на дармода и, видимо, косились.

— Да ты-бы, Веденй, хоть помогалъ кому, что-ли, коли мста не можешь найти, начали они ему говорить. Калистрата знаешь, что въ парильщикахъ въ Семеновскихъ баняхъ?

— Нтъ, не знаю.

— Семь верстъ отъ вашей деревни. Сходи къ нему, скажи, что мы прислали. Теперь время передпраздничное настаетъ, народъ въ бани валомъ валитъ. Сходи, можетъ и возьмутъ помогать.

Веденй отправился. День былъ не банный — Пятница. Калистрата онъ засталъ въ сторожк за чаемъ. Это былъ дородный, съ окладистой бородой мужикъ и держалъ себя важно. За его важность парильщики Семеновскихъ бань выбрали его старостой, вслдствіе чего онъ уже не мылъ боле гостей, а только сторожилъ блье и одежду моющихся и получалъ билеты и деньги за мытье и за «сторожку».

— Помогать, помогать… заговорилъ Калистратъ, осматривая съ ногъ до головы Веденя. Оно точно лишній человкъ намъ теперь нуженъ, потому Страстная недля на носу — гость повалитъ всякій, даже и такой, который и разъ въ годъ въ баню ходитъ; только припасай руки. Да ты мылъ-ли когда? спросилъ онъ.

— Не мылъ, да вымоемъ. Охулки на руку не положимъ. Нешто тутъ мудрость какая нужна?..

— А ты думалъ какъ? Извстно мудрость… Снаровку надо знать. Начнешь мыть зря, такъ и гостя отвадишь. Другой разъ и калачемъ не заманишь, а у насъ гость идетъ хорошій, привычный: и купецъ, и чиновникъ, и офицеръ, и попъ. Съ каждымъ нужно особое обхожденіе понимать. Бываетъ и генералъ заходитъ. Теперича, купца, къ примру, нельзя такъ мыть какъ чиновника. Купецъ любитъ кипятокъ, и чтобъ спину ему зле терли, а чиновникъ особь статья… Попъ до пару лихъ, но къ жесткой мочалк не ласковъ. Ну и величать надо знать какъ. Это хлбъ нашъ. У насъ есть купцы, которые рублей, можетъ, боле чмъ по сту въ годъ оставляютъ, потому иной разъ задастся, раза по три на недл къ намъ жалуютъ. Того гостя надо съ особеннымъ почтеніемъ…

— Это что, это все можно! Попривыкнемъ… сказалъ Веденй.

— Ну, ладно, помогай… Въ артель не возьмемъ, а помогать помогай, тамъ выдлимъ, глядя потому, чего стоить будешь. Ужо я теб покажу, какъ мыть нужно… Чай пьешь?

— Балуюсь.

Калистратъ посадилъ съ собой Веденя пить чай и началъ распространяться о томъ, какъ нужно мыть куща, какъ чиновника и какъ генерала. Напившись чаю, онъ веллъ Веденю раздться, раздлся самъ и повелъ его въ баню, для того, чтобы надъ нимъ самимъ показать, какъ нужно мыть.

— Первое дло, коли человкъ входитъ въ баню и требуетъ помыть себя, нужно его окатить изъ двухъ тазовъ, началъ Калистратъ. Тутъ ужъ снаровка нужна. Одинъ любитъ, чтобы его кипяткомъ шпарили, другой съ прохладцемъ. На первый разъ лучше спросить. Посл окатки иной въ жаркую баню прть идетъ, а иной и такъ… Сейчасъ ты окатишь чистой водой скамейку, посадишь гостя и принимайся за голову. Для головы нужно приготовить дв шайки съ водою: одну для мытья, другую для окачиванія. Ну, садись на лавку, я теб вымою голову…

Веденй повиновался. Калистратъ началъ ему намыливать голову и продолжалъ:

— Тутъ ужь скоблить надо, глядя по голов. Если голова косматая — въ трехъ водахъ мой, коли гладкая — въ двухъ и мой до тхъ поръ, пока волосъ скрипть начнетъ. Ну, понялъ?

— Еще бы не понять, отвчалъ Веденй.

Голова была вымыта. Волосы скрипли отъ руки, какъ полозья саней по снгу въ сильные морозы.

— Ну, теперь самое главное — спину тереть, потому иной гость изъ-за этого только и въ баню ходитъ, снова началъ Калистратъ и веллъ Веденю лечь на лавку. Первое дло мыло надо взбить, чтобы вспнилось. Мыло у насъ хорошее, ежели кипяткомъ обдашь, такъ съ гору пны можно намылить.

Калистратъ началъ тереть Веденя мочалкой и приговаривать:

— Начинай со спины по легоньку, потомъ все усиливай, усиливай и наконецъ дери во всю и прохватывай главное на поясахъ.

Веденй крякнулъ, такъ какъ Калистратъ налегъ на него изо всей силы.

— Ага, кряхтишь. Вотъ тутъ тоже замчать надо, отчего гость кряхтитъ: отъ боли или отъ радости. Коли отъ боли, такъ остановись, а отъ радости, такъ поналягъ еще.

Дале слдовало мытье живота, который было приказано завсегда тереть тише, «а то кишки выдавишь» и наконецъ, какъ окончаніе, мытье рукъ, ногъ, шеи. За всмъ этимъ слдовало окачиваніе.

— Окачивать можешь сколько хочешь, глядя по гостю. Купецъ Харламовъ къ намъ ходитъ, такъ на того мы въ трое рукъ тазовъ по пятидесяти выливаемъ. Смерть любитъ! закончилъ Калистратъ, вымывъ Веденя, легъ на лавку самъ и приказалъ ему, въ вид опыта, мыть себя.

Испытаніе кончилось. Веденй оказался годнымъ и, съ согласія другихъ парильщиковъ, былъ принятъ. Веденй поступилъ въ парильщики Семеновскихъ бань. Поступилъ онъ въ самое жаркое время. Начиналась Страстная недля. Передъ праздникомъ, какъ извстно, всякій идетъ въ баню. Первое время ему давали мыть только гостей «съ воли», но въ конц недли наплывъ постителей, желавшихъ обмыть свою гршную плоть, до того усилился, что Веденю пришлось мыть и завсегдатаевъ.