Пария
Шрифт:
Следующие несколько дней принесли множество свидетельств наблюдениям Тории. Охранники выполняли свои обязанности спустя рукава, отъезжали слишком далеко от телеги – как я понял, в основном из-за вони, разносившейся от нашего тучного сонного спутника. Окружающие леса они осматривали бессистемно, и большую часть дня вели лошадей на поводу или вели унылые беседы. Я заметил, что все они старше большинства солдат, которых я встречал – по моим оценкам, среди них никому не было меньше тридцати лет. У всех имелись шрамы, и судя по суровому виду, немало войн за плечами, но по неопрятному оружию и доспехам я решил, что прошло уже довольно много времени с тех пор, как им приходилось по-настоящему сражаться.
– Старые, усталые солдаты мне нравятся больше всего, – пробормотал
– И что? – спросила Тория с набитыми щеками, поскольку жевала морковку, которую бросил нам цепарь. Он сидел на корточках возле большого костра, разведённого довольно близко к телеге, который давал немного тепла её пассажирам. Однако, чтобы насладиться сиянием, нам приходилось натягивать цепи, прижимаясь к туше Спящего Борова, и страдать от его ароматов. Райт в этом мероприятии к нам не присоединился, и не согласился ничего есть, несмотря на мою настойчивость. Вместо этого он продолжал таращиться на цепаря, который со своей стороны отвечал полнейшим равнодушием.
– И то, – ответил я, откусив от своей половины морковки. Раньше этот овощ мне не особо нравился, а теперь казался слаще медового пирога, – если перед ними встанет выбор, рискнуть собой или дать нам убежать, вполне вероятно они выберут последнее.
Цепарь давал нам ровно столько еды, чтобы мы не умерли с голода, и недостаточно, чтобы накопили силы. Я подозревал, что Тория оставалась довольно живой, потому что на её тело требовалось сравнительно мало хлеба насущного. Но меня ослаблял каждый день, проведённый в телеге, и делал побег всё более недостижимой мечтой, от которой я не собирался отказываться.
– Значит, надо организовать опасность, – сказала Тория, скептически нахмурившись. – Сложновато будет.
– Не обязательно, чтобы опасность исходила от нас. – Я оглянулся на лес, в котором по-прежнему росли в основном сосны, выглядевшие во мраке как высокие, безымянные стражи. За всю дорогу я мало что слышал, помимо далёкого воя волка или полночного царапанья и крика барсука или лисицы. Да, места тут были дикие, но недостаточно. – Ты представляешь, где точно мы находимся? – спросил я Торию.
– Точно? Нет. Но, думаю, милях в пятидесяти от Рудников. Они ведь на стыке герцогств Альберис, Альтьена и Шейвинская Марка. И потому знати удобно сбагривать туда тех, кто им не нравится.
Я замолчал, дожёвывая остатки морковки и пытаясь откопать в памяти любые обрывки знаний о восточный районах Марок. Я немало путешествовал по герцогству, но никогда за его пределы, и редко заходил дальше нескольких миль от леса.
– Нелисская Топь, – сказал я, когда память наткнулась на фрагмент разговора с Клантом, другим старым солдатом, который попал в банду Декина, когда поругался со своим капитаном. – Там случилась битва, в начале Герцогских Войн. Много народу утонуло из-за доспехов, или что-то вроде того. Топь на много миль занимает западный берег реки Иловки. Думаю, любому, кто направляется на Рудники, придётся её объезжать, или искать путь по ней.
– Значит, сбежим в болото, и эти ленивые ублюдки побоятся гоняться за нами. – Глаза Тории, блестевшие в свете костра ярко и увлечённо, остановились на крупной фигуре цепаря. – Они-то может быть, но не он. И это ещё если мы сможем выбраться из цепей и из клетки.
Я и сам уставился на цепаря. Он, как обычно, сидел к нам спиной, по привычке напевая себе под нос. Солдаты с ним костёр никогда не делили, предпочитая разбивать свой лагерь в нескольких ярдах от него. Так же я ни разу за всё путешествие не видел, чтобы они обменялись с ним хоть одним словом. Керлы часто избегали людей его профессии, но я не знал, что и солдаты их тоже презирали. Заметив, как они стараются не встречаться с ним взглядом, я предположил, что это связано не только с обычаем, но и со страхом. Я лишь несколько раз мельком видел лицо цепаря, и оно показалось мне странной обесцвеченной маской красных пятен на бледной, почти белой коже. Может, он жертва какого-то недуга, подумал было я, но выглядел он довольно здоровым, и уж точно давал нам крохи не потому, что сам нуждался в большем количестве еды. А ещё он никогда не говорил.
С его губ слетали только звуки непонятной песни, из-за которой я раздумывал, способен ли он вообще членораздельно говорить.Я спросил Торию, есть ли у неё хоть какие-то подозрения, на каком языке он поёт эти душераздирающие частушки. На её лице мелькнула тревога, она бросила на цепаря быстрый взгляд и еле слышно проговорила:
– Каэритский.
– Он каэрит? – спросил я, вызвав её сердитый взгляд, поскольку удивление добавило громкости моему голосу. Взглянув на Райта, я впервые увидел, насколько узор из отметин на его лице похож на уродство цепаря. Я пришёл к заключению, что у всех каэритов из одного региона за южными горами одинаковая раскраска. А ещё язык песни цепаря сильно отличался на слух от более мелодичного языка, который я слышал от Райта.
Я едва не улыбнулся разбитыми губами, узнав, что оказался пленником человека из народа Райта, а ещё принялся строить догадки о том, как этот язычник умудрился стать цепарем в королевстве Альбермайн. Очевидно, это был весьма интересный тип, но мой опыт научил меня, что чем интереснее человек, тем больше опасности он представляет. Даже тогда, в конце моей зелёной юности, я почувствовал огромную опасность в этой интересной душе.
– Шанс представится, – убеждал я, скорее себя, чем Торию. – Так всегда бывает. Всего секунда или две, мимолётный миг, который может пройти, прежде чем мы его заметим. Так что будь бдительной… – Я перестал говорить, поскольку напев цепаря резко оборвался. Он наклонил голову, в точности как в тот раз, когда я впервые проснулся. Я был уверен, что мы слишком тихо говорили о наших планах, и он никак не мог нас услышать, но, прежде чем цепарь отвернул своё пятнистое лицо и продолжил напевать, я мельком заметил, как он весело и понимающее улыбнулся.
– Элвин… – встревоженно зашептала Тория, но замолчала, когда я сердито посмотрел на неё.
– Высматривай шанс, – сказал я, прошипев эти слова, как команду. – Он представится. Просто жди.
Следующим утром я резко проснулся, разбуженный скрежетом открываемой дверцы клетки. Воздух был даже холоднее обычного, и я содрогнулся, разглядывая местность за прутьями. Вид уже изменился – деревья сменились затуманенной травянистой равниной болот. Я знал, что всего через сотню шагов от дороги начнётся трясина, куда ни один здравомыслящий человек в доспехах не посмеет сунуться, а вот отчаянный разбойник сунется непременно.
Моё сердце, жаждущее перспективы побега, забилось быстрее, как только я увидел открытую клетку, но волнение вскоре поутихло от понимания, что цепи всё ещё на месте. Тория лежала рядом со Спящим Боровом, и черты её лица говорили о неизбежном пробуждении. А вот Райт отсутствовал. А ещё я уже не слышал песни цепаря.
– Кэйр тиасла?
Голос приковал мой взгляд к двум фигурам перед клеткой. Цепарь стоял над коленопреклонённым Райтом. Поразительно было видеть настолько запуганным человека, которого я боялся столько лет: он опустил голову и плечи, словно ребёнок, ждущий удара от рассерженного родителя. Его лицо с широко раскрытыми глазами оставалось всё таким же неподвижным, а вот выражение цепаря застыло суровой маской презрения. Впервые я целиком видел его лицо. Красные отметины, от которых его бледная кожа казалась и вовсе бесцветной, выглядели намного обширнее, чем у его каэритского собрата. Они тянулись от лба до шеи, напоминая своим хаотичным узором пламя, и резко выделялись на коже. Видя морщинки вокруг его глаз и губ, но ни единого седого волоса в чёрных космах, я понял, что мне сложно угадать его возраст.
Наклонившись поближе к Райту, пленитель поднял руку и потряс возле уха разбойника чем-то, негромко звякнувшим: ожерельем амулетов Райта.
– Кэйр тиасла? – повторил цепарь, и я услышал насмешку в его голосе. Что бы ни значил этот вопрос, очевидно, ответ он уже знал.
Выпрямившись, цепарь затараторил какую-то тарабарщину на своём иностранном языке, слишком быстро для моего слуха. Однако для Райта эти слова явно что-то значили, поскольку выражение его лица, наконец, изменилось. Закрыв глаза, он сделал долгий неровный вдох и поднял лицо на цепаря. Когда он снова открыл глаза, в них ярко пылал непоколебимый вызов, и заговорил он сквозь сжатые зубы: