Пария

Я не собиралась сдаваться. Несчастный Рауд погиб, или получил смертельную рану, чтобы дать мне возможность сбежать. Из-за меня один из врагов потерпел поражение, а другие — были ранены, я приложила немыслимые усилия к тому, чтобы меня не поймали. Эти усилия, нравственный выбор, который я сделала, самопожертвование Рауда… я не могла позволить, чтобы хоть бы что-то из этого пропало зря.

Я готова была драться, если надо — я сражалась бы даже гнутой серебристой иглой. Я гнала от себя мысль о том, что не смогу выиграть эту битву. Я знала это, но старалась об этом не думать. Сейчас уверенность и ясность были мне нужнее, чем рассудочный, рациональный пессимизм. Я решила прихватить с собой на тот свет столько нападавших, сколько смогу.

Юдика прикрывал меня сбоку. Они бросились на нас, и я сделала шаг вперед. Я уже выбрала первую цель — покрытого засохшей грязью мужика с тесаком. Он не был аугметизирован — так что, явно не принадлежал к старой породе. И, конечно, он не представлял никакой угрозы по сравнению с тем, кто стоял справа от него — огромной, закованной в броню тварью, завывающим монстром с ярко горящими прицельными приспособлениями вместо глаз; его голос исходил из вокс-передатчика, вмонтированного в центр сверкающего хромированного нагрудника. Но грязнулю я могла завалить очень быстро и голыми руками — а его тесак позволил бы мне дотянуться до бронированного кошмара рядом с ним и нанести удар.

Грязно-желтый силуэт ворвался в поле моего зрения справа и сшиб с ног мужика с тесаком. Тот заорал. Огромный, похожий на овчарку, пес прижал лапами к земле верхнюю часть его тела, челюсти сомкнулись вокруг головы человека. Пес тряхнул головой, с треском ломая позвоночник жертвы. Потому прыгнул в сторону следующего нападавшего, оскалив пасть, показывая черные десны в хлопьях пены.

Через мгновение на поле брани появился его хозяин. Смертник врубился в компанию бандитов с другой стороны. Он орудовал палашом — тяжелым оружием с крестовой рукоятью и темным, покрытым смазкой лезвием. Он сбил одного бандита с ног массой своего тела, а потом — с плеча рубанул другого своим свистнувшим в воздухе мечом. Бронежилет, который носил бандит, не помог — его владелец развалился надвое, как туша в мясной лавке. Кровь хлынула, словно из опрокинутого ведра. Две половины того, что только что было человеком, сверкнув в разрубе белой костью и красной плотью, упали в разные стороны.

Лезвие палаша прошло насквозь без малейшего усилия, не застряв даже в тазовых костях — хотя я ожидала, что случится именно так. Смертник без видимого усилия поднял оружие, развернулся на сто восемьдесят градусов, и отправил на тот свет еще одного бандита. Поперечный удар разделил человека на четыре части, и это было ужасно — я видела, как меч вошел в верхнюю часть руки, чуть ниже плеча. Клинок, не останавливаясь, рассек броню, стеганый поддоспешник, кожу, мышцы, кость, нагрудник, ребра, перикард…

Он перерубил его пополам. Струи артериальной крови напомнили мне фонтан Тивока в Хайгейтском парке, когда его включают по утрам. Меч отделил голову и плечи от остального тела — они упали на землю, как мраморный бюст — и перерубил обе руки на уровне бицепса.

Тем временем пес выбрал себе новую цель — одного из «старых» — и тот был вынужден отступить под натиском свирепой твари, чья туша состояла из одних мускулов и ярости. Нападая, похожий на огромную овчарку пес развернул башку в сторону — теперь его коренные зубы могли смыкаться, как ножницы — и теперь он кромсал ими броню Слепошарого Вояки.

Банда Лич Лэйн отхлынула назад, увидев печально известного вожака Кривых Клыков — бандиты перекликались, предупреждая товарищей об опасности и старались по-полной использовать свою защиту. Смертник не обращал на них внимания. Он повернулся в другую сторону; оптический прицел его визора громко зажужжал. Теперь он направлялся ко мне и Юдике.

Я вдруг поняла, что его интересуем совсем не мы. Янтарный маркер его оптического прицела был направлен не на меня или Юдику, а, скорее, на что-то позади нас. Я отодвинулась в сторону, подтолкнув Юдику, чтобы он сделал то же самое.

Смертник вступил в бой с двумя «старыми», которые первыми заметили нас и гнались за нами, когда мы пытались сбежать. Он начал с того, у которого из кулака торчали клинки. Первый удар был таким, словно два автомобиля столкнулись на полной скорости. На доспехах появились вмятины и трещины. Аугметические кабели и трубки для подачи питательных растворов рвались и раскалывались. Из швов и сочленений брони сочились жидкости, одной из которых была кровь.

Слепошарый Вояка попытался обойти защиту Смертника и дотянуться до него своим усаженным лезвиями кулаком, но Смертник нанес ему жестокий удар головой, чтобы выйти из клинча, и, когда удар отбросил их друг от друга — выпустил противнику кишки своим палашом. Внутренности ветерана вывалились из разруба в доспехе — и большая часть их не была органической. Желтые пластиковые трубки, аугметический кишечник и синтетические мешочки для преобразования веществ в организме шлепнулись на землю, как мокрые веревки. Из вокс-передатчика, встроенного в доспех ветерана Лич Лэйн вырвался странный, подходящий скорее не человеку, а животному, звук, а потом он рухнул на спину и задергался в предсмертных конвульсиях.

Второй, вооруженный топором, лезвия которого находились на обоих концах рукояти, атаковал Смертника, пока тот был занят первым противником, и успел отрубить часть его наплечника. Смертник уклонился, переступил, приводя ноги в более устойчивую позицию, и переключился на воина с топором. Тот отклонил первый удар меча одним из лезвий своего оружия и отбил второй удар другим лезвием. Слепошарый Вояка перехватил топор обеими руками так, что кисти легли на рукоять рядом с каждым из лезвий — и теперь орудовал им, как боевым шестом.

Смертник отплатил ему той же монетой, используя смертоносное острие и лезвие палаша, и — для нанесения контрударов — тяжелое навершие на эфесе меча. Нанося удары навершием, он взялся за конец клинка левой рукой, закованной в доспешную перчатку — так, что тоже мог использовать палаш как боевой шест (как рассказывал мне ментор Заур, эту технику боя часто использовали в старину).

Они сшиблись, вышли в клинч, оттолкнули друг друга и снова скрестили свое оружие, нанося удары по доспехам обеими концами импровизированных шестов. Звук от этих ударов был такой, словно кто-то кувалдой лупил по кузову 8-колесной грузовой фуры.

Мы с Юдикой отступили назад, к уличной стене, и укрылись в арочном проеме — раньше, до того, как улицу объявили святым местом и закрыли для движения, здесь, кажется, был храм или часовня. Мы были готовы защищаться — но увидели, что здоровенный, уродливый, похожий на овчарку пес вцепился в глотку одному из бандитов (из числа обычных людей), который нашел бы в себе достаточно смелости, чтобы попытаться приблизиться, — а Смертник сражается с другим ветераном, не позволяя ему подойти к нам.

— Нам надо бежать, — заявил Юдика.

— Куда именно? — поинтересовалась я. — Здесь нет другой дороги.

— Слушай, а почему этот тип нас защищает? — спросил Юдика.

У меня не было ответа. Собственно, я не была уверена, что Смертник и его пес защищают нас. Два Слепошарых Вояки дрались. Неудивительно — они дерутся со всем, что движется. Они дерутся друг с другом. Для этого их создали, такова их жуткая, отвратительная судьба. Вполне возможно, что мы случайно извлекли выгоду из обычного инстинкта, который вдруг взыграл у Смертника.