Париж на час

– Вы знакомы с Михаилом Вершининым?

– Вершининым? Подождите, дайте подумать… Фамилия знакомая, но вот так сейчас вспомнить не могу… Не знаю… А что? Это фамилия ее мужа?

– Вот, взгляните, – и следователь протянул ей фотографию, на которой было изображено лицо мужчины с закрытыми глазами.

Лера почувствовала, как комната ее поплыла – вместе с итальянской витриной, набитой фарфором и хрусталем, книжным шкафом и симпатичным следователем…

8 Седов. Саша

Она так и не поняла, когда именно почувствовала вкус свободы, той самой физической свободы, которой ей так не хватало последнее время. Но уж точно не в тот день, когда она купила самокат. Нет. В первый день она вообще стеснялась кататься на нем. Смущалась, видя, как на нее глазеют люди, словно впервые в жизни видят самокат! Но потом все изменилось. Вернее, это она сделала все, чтобы это случилось. Она решила измениться сама. И все это – благодаря Ольге Дмитриевне. «Будь дерзкой, смелой, не дай позволить чужому мнению как-то повлиять на твою жизнь. К тому же жизнь настолько коротка…» Она не очень-то напирала, навязывая свое мнение (кстати, тоже мнение!). Другое дело, что, слушая эту интересную зрелую женщину, Саша внутренне раскрепощалась и чувствовала приближение какого-то смутного счастья.

Это Ольга Дмитриевна посоветовала ей покрасить волосы в рыжий цвет и носить их распущенными или же просто стягивать в конский хвост. Как девчонка. Остальное же придумала сама Саша. Купила цветной, зеленый в бордовый цветочек, мягкий вельвет и сшила себе уютную юбку в густую складку, купила зеленую, с широким вырезом трикотажную блузку, удобные, мягкой кожи мокасины, такого же оттенка большую сумку с длинным ремнем, в которую можно много чего поместить и которую к тому же комфортно носить на плече. Увидев себя в зеркале, она поразилась тому, как изменилась внешне, сняв с себя домашние штаны или халат, просторную тунику или широкое домашнее платье. Она прямо на глазах превращалась в ту, прежнюю Сашу, с которой всегда жила в гармонии и которую любила. Причем это не мешало ей получать наслаждение от материнства, только воспринимала она теперь это свое состояние как-то более осознанно.

Ну и конечно, она считала, что ей крупно повезло, что за Машенькой будет присматривать Ольга Дмитриевна! Не какая-то там чужая тетка или молоденькая девушка, а, по сути, свой человек. Вот и Валера успокоился как будто бы, узнав, кто будет пусть временной, но все же няней.

Она понимала, что Валера очень далек от искусства и что ему просто от природы не дано понять желание некоторых людей жить и дышать искусством, получать наслаждение от красоты. Вероятно, он так и не понял, что заставляет состоятельную, солидную даму нянчиться с чужим ребенком. Да и мало кто вообще мог бы это понять. А ведь ею движет исключительно желание увидеть дом своего сына красивым, неповторимым! Конечно, все это происходит не просто так, и далеко не каждому художнику-дизайнеру Ольга Дмитриевна так бы доверилась и выразила бы готовность помочь с ребенком.

Саша была уверена, что, не покажи она ей, случайной прохожей, внук которой играл на одной детской площадке с Манечкой, портфолио с рисунками и фотографиями уже выполненных работ, ничего бы не было. Никакого проекта, никакой дружбы. Получается, что Ольга Дмитриевна оценила ее талант и доверила ей дом сына. И это знание придавало ей сил.

…Она вздрогнула, услышав звук открываемой двери. В пустом огромном доме все звуки имеют продолжительное колокольное эхо.

– Саша? – услышала она голос где-то за белой аркой большого холла и увидела Игоря. Удивилась его присутствию, поскольку он, по ее представлению о распорядке дня занятого человека, должен был быть на работе.

– Да, доброе утро, Игорь.

– Что же вы не позвонили мне, я бы организовал машину! Или вы на своем собственном транспорте? – Он с каким-то восхищением взглянул на прислоненный к стене самокат.

– Ох, нет, конечно, – смутилась она, словно ее застали за чем-то запретным, стыдным. – Я сначала на метро, потом на электричке, а между ними, вот, на самокате. Решила молодость вспомнить…

– Молодость? Скажите лучше – детство, – он улыбнулся ей так… аж до мурашек.

Какая же у него белая кожа, впалые щеки, выразительные губы и темные, почти черные глаза! И смотрят они так, что она теряется.

– Я вчера вечером еще раз просмотрел фотографии ваших работ. Они восхитительны. И я рад, что именно вы, Саша, займетесь тем, что вдохнете жизнь в этот почти мертвый дом.

– Ох, ну и слово вы подобрали для вашего дома… Он просто новый, чистый и белый, как лист бумаги. И, знаете, это очень хорошо. Здесь такой простор для фантазии! Я тут набросала примерное расположение росписи, даже прикинула, куда и какую мебель можно было бы поставить, но мне все-таки хочется немного побыть здесь, в этих стенах, чтобы получше понять сам дом. Он же как живой организм. Хочется, чтобы и он меня принял и захотел, чтобы я поделилась с ним своей энергией.

Саша стояла в солнечном столбе вся такая яркая, живописная, как статуэтка. Волосы ее, распущенные по плечам, горели золотом, стройная фигурка, задрапированная мягкой пестрой тканью в зеленых тонах, могла бы принадлежать лесной фее. Такой увидел ее Игорь и залюбовался ею.

Саша, поймав его взгляд, смутилась еще больше, забилась куда-то в угол просторной комнаты, просто не зная, что еще сказать. Она вообще не понимала, зачем он здесь, как, почему?

– Как поживает Ольга Дмитриевна?

– Да что ей сделается, – он снова улыбнулся ей. – Все в порядке. Главное, чтобы с Леной было все хорошо.

– Леной? Ах, да, это ее дочь… Я сначала подумала, что вы говорите о вашей жене, – сказала она и тут же пожалела о том, что так грубо, по сути, спросила его, женат он или нет. А так хотелось, чтобы он был все-таки не женат.

– У меня нет жены, – и снова эта улыбка, этот прожигающий ее насквозь взгляд.

– А почему вы сказали, что главное, чтобы с Леной было все хорошо? – Она уже не соображала, о чем говорила. Главным было заполнить паузы, тишину.

– Она часто болеет, вот мы и переживаем.

– Понятно… Вернее, я хотела сказать, что сожалею… Уф… Совсем запуталась. Игорь, когда я смотрю на вас, то теряюсь… Не знаю почему…

В другой ситуации, быть может, в присутствии Ольги Дмитриевны или в каком-то общественном месте она никогда не позволила бы себе такую откровенность и вольность. Такую правду, наконец. А здесь, в пустом доме, открытом к переменам, казалось, что можно позволить себе все.

– Я тоже теряюсь, – он подошел к ней. Такой высокий, показавшийся ей просто огромным, или же она сама уменьшилась в размерах рядом с ним. – Думаю, это потому, что вы очень красивая, Саша. Просто какое-то произведение искусства. Из Лувра.

– Почему из Лувра?

– Не знаю. Такое изящество, красота! Вы бывали в Лувре?

– Да, но очень давно…

– Хотели бы побывать там еще раз?

– Если честно, то мне больше понравился музей Орсе… Моне, Мане, Сезанн, Писсаро… По моему мнению, импрессионисты, которых я очень люблю, лучше всего представлены именно там.

– Не хотите отправиться туда прямо сейчас?

– В смысле? – нервно хохотнула она. – Это как? Интернет-экскурсия?

– Нет, вполне реальная поездка, точнее, полет в Париж!