Париж на три часа

— Теперь и я ничего не понимаю.

— Кто там стреляет? — спросили его.

— Не знаю. Но это из здания префектуры. А мне надо срочно повидать Фрошо, чтобы тот не наделал глупостей… Граф верит всему, что писано на казенной бумаге и скреплено печатью.

Да, именно здесь, в префектуре Парижа, из последних догасающих искр заговора готов был вспыхнуть грандиозный пожар. Все объяснялось просто… Когда доктор Рену покинул кабинет префекта, Фрошо из полученных бумаг уяснил для себя, что с империей покончено, а сам он избран в состав нового временного правительства… Это его обрадовало:

— Меня не забыли — и очень хорошо.

Он двинулся напролом. Бюрократ до мозга костей, приученный не думать, а лишь повиноваться, Фрошо (невольно для себя) ковал железо, разогретое генералом Мале. Времени на размышление не оставалось, тем более что полковник Судье был весьма ретив в исполнении приказов.

— К девяти часам, — твердил он, — правительство должно открыть заседание. Как лучше оповестить об этом народ?

— Я думаю — набатом со всех церквей Парижа. Сулье в возбуждении потирал руки:

— Представляю, как заухает колокольня Нотр-Дам!

— Однако, — суетился Фрошо, — нам следует поторопиться, ибо любое промедление может вызвать волнения в Париже. Велю сразу открывать для депутатов парадные залы!

Сулье порывался грянуть над Парижем грозным набатом.

— Колокольный звон я беру на себя, — обещал он.

— День еще только начался, — жаловался Фрошо, — а я не чую под собой ног… Боже, — вдруг вспомнилось ему, — а какой чудесный рассвет был сегодня в Ножане!

Он вышел в соседнюю комнату, присел на софу, чтобы сменить сапоги на туфли, и тут к нему подошел один канцелярист:

— Ваше сиятельство, вы не ошибаетесь?

— В чем?

У подъезда снова вспыхнула стрельба.

— Знающие люди поговаривают, будто император нарочно и устроил этот заговор, чтобы проверить, насколько мы ему преданы.

— Вы старый фабулист, — отмахнулся Фрошо… Переобувшись, он вернулся обратно в свой кабинет, когда обстрелянный капитан Лаборд уже проник в здание префектуры и теперь ругался с упрямым Сулье.

— По приказу министра Дежана, — настаивал Лаборд, — ваша когорта более не охраняет государственных зданий.

Граф Фрошо навострил чуткое ухо.

— Как бы не так, — брюзжал в ответ Сулье. — Дежан, да будет известно, уже не министр, его заменил генерал Гидаль.

Фрошо собирался поддержать Сулье, но случайно вошел секретарь герцога Ровиго, и Фрошо кинулся к нему:

— Вот и вы, Солонье!.. У меня голова кругом идет. Может, хоть вы скажете подтвердилась ли эта ужасная новость?

— Что за новость?

— О гибели нашего императора.

— Это ложь. Ничего подобного.

— Значит, он жив? Уверены ли вы в этом?

— Несомненно!

Но полковник Сулье еще не сдавался.

— Кому верить? — рычал он из угла кабинета. — Вот у меня приказ, убедитесь сами… читайте. Ну?

— Вам всучили подделку, — ответил Лаборд. — Мале старый и опытный мистификатор, только и всего…

Граф Фрошо вдруг вспомнил, сколько он совершил сегодня преступных ошибок, и он широко открыл рот.

— Да здравствует император! — закричал граф, глядя в лицо капитану Лаборду, чтобы тот запомнил его восторг.

Сулье порывался что-то сказать о колокольном звоне над Парижем, но Лаборду этот дуралей уже надоел.

— Смиритесь перед очевидностью, — сказал он. — Вам и без того будет трудно реабилитировать себя…

Распахнув окна, граф Фрошо обратился к парижанам:

— Французы, наш великий император бессмертен! Тревожные слухи, возмутившие вас, порождены врагами порядка. Весть о гибели императора — провокация! Возвращайтесь к своим обычным занятиям. Каждый француз да останется на своем посту…

Сулье, опустив плечи, направился к дверям.

— Куда вы, полковник? — остановил его Лаборд.

— А что? — повернулся к нему Сулье.

— По-моему, вы и сами должны догадаться, что следует сейчас делать. Ну-ка! Начинайте просить о пощаде…

Сулье отцепил от пояса шпагу и брякнул ее на стол:

— Я не боюсь смерти. Достаточно послужил Франции — пора и на покой. Но все-таки в этом, наверное, моя единственная ошибка, я ведь так и не понял, что же случилось с нами?..

* * *

Инспектор полиции Фавье подошел к генералу Дузе, впавшему в столбняк, и вытер пот со лба генерала.

— Я выручу вас, — напрямик сказал он. — Но для этого вы должны слушать меня и повиноваться мне. Дузе поднял голову, но опустил глаза.

— Говорите, — согласился он заранее.

— Покажите сейчас Мале войскам и народу. Я мог бы и сам это сделать, но… мы предпочитаем оставаться в тени! Вас же знают парижане, и они любят вас, как старого драбанта.

— А что я скажу народу?

— От ваших слов будет зависеть и ваша судьба. Не торопитесь, генерал. Прежде подумайте…

Мале и капрал Рато были выведены на балкон. Площадь волновалась под ними, сдавленная отрядами жандармерии.

Сгорбленный Дузе обнажил голову.

— Ты прости меня, Мале, — успел шепнуть он.

— Ничего. Не ты — так другой… мне все равно.

— Честные парижане! — начал Дузе хрипло. — Вот они, эти отщепенцы нации, эти враги законности и порядка… Слава всевышнему, император жив, и да здравствует император!

До балкона долетали возгласы бонапартистов:

— Расстреляйте их… сразу, немедля!

— Нет, на гильотину их!

— А лучше зашить в мешок — ив Сену! Капрал Рато не выдержал угроз, по-мальчишески всхлипнул.

— Брат мой, — сказал ему Мале, — те люди, у которых уже есть имя, должны нести его с честью. А те, у кого еще нет славы, обретут ее сейчас на этой площади… Мужайтесь!

Лаборд отозвал Фавье, нашептывая ему:

— Я уже проверил: аббат Лафон и Каамано исчезли, нигде не найти и студента Бутри. Но самое странное, что куда-то провалился этот буйный Гидаль… Знать бы, где он спрятался?

* * *

Виктор Лагори был взят в своем кабинете, где он поджидал портного с мундиром, а дождался появления герцога Ровиго.