Пароль «Dum spiro…»
Шрифт:
Вот что пишет об этом важнейшем этапе Висло-Одерской операции бывший командующий 1-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза Конев в своей книге «Сорок пятый».
«…Утром я выехал на наблюдательный пункт 59-й армии к генералу Коровникову. Наступавшие войска армии, развернутые из второго эшелона, подтягивались для нанесения удара непосредственно по Кракову с севера и северо-запада. С наблюдательного пункта открывался вид на город.
…Войска самой 59-й армии уже готовились к штурму. Им была поставлена задача ворваться в город с севера и северо-запада и овладеть мостами через Вислу, лишив противника возможности затянуть сопротивление в самом городе.
Для меня было очень важным добиться стремительности действий всех войск, участвовавших в наступлении на Краков. Только наша стремительность могла спасти Краков от разрушений. А мы хотели взять его
Спланировав на наблюдательном пункте предстоящий удар, я и Коровников выехали на «виллисах» непосредственно в боевые порядки войск. Корпус Полубоярова уже входил в город с запада, а на северной окраине вовсю шел бой.
Продвижение было успешным. Гитлеровцы вели по нашим войскам ружейный, автоматный, пулеметный, артиллерийский, а временами и танковый огонь, но, несмотря на шум и треск, все-таки чувствовалось, что этот огонь уже гаснет и, по существу, враг сломлен. Угроза окружения парализовала его решимость цепко держаться за город. Корпус Полубоярова вот-вот мог перерезать последнюю дорогу, идущую на запад. У противника оставалась только одна дорога — на юг, в горы. И он начал поспешно отходить.
В данном случае мы не ставили себе задачи перерезать последний путь отхода гитлеровцам. Если бы это сделали, нам бы потом долго пришлось выкорчевывать их оттуда, и мы, несомненно, разрушили бы город. Как ни соблазнительно было создать кольцо окружения, мы, хотя и располагали такой возможностью, не пошли на это. Поставив противника перед реальной угрозой охвата, наши войска вышибли его из города прямым ударом пехоты и танков…
Говорят, будто солдатское сердце привыкает за долгую войну к виду разрушений. Но как бы оно ни привыкло, а смириться с руинами не может. И то, что такой город, как Краков, нам удалось освободить целехоньким, было для нас огромной радостью».
В феврале 1977 года Генеральное консульство ПНР в Киеве устроило просмотр нового польско-советского фильма «Сохранить город». В канву сюжета картины, снятой известным польским режиссером Яном Ломницким, легли события, к которым группа «Голос» имела самое прямое, отношение.
Как и «Майор Вихрь», фильм Яна Ломницкого — художественный. Естественно, и в нем не обошлось без домысла. Но, на наш взгляд, новый польско-советский фильм, сохраняя многие притягательные черты остросюжетной приключенческой ленты, все же ближе к исторической правде, масштабнее что ли, особенно в эпизодах, раскрывающих стремительное наступление, подвиг советских войск, приведший к спасению Кракова.
В фильме я впервые увидел то, что только мысленно мог себе представить в Бескидах, перечитывая донесения с грифом «D. S.» или допрашивая Курта Пеккеля, и позже, в январе 1945-го, в освобожденном Кракове.
На экране — подземные катакомбы города, стены, выложенные кирпичом, мрачные своды, каменные глыбы. Вспомнилась при этом экскурсия с Зайонцом и Бохенеком по Кракову в один из моих послевоенных приездов.
С чего именно началось? Кажется, с разговора о будущем города, о трудностях, проблемах, с которыми сталкиваются краковские градостроители. Оказалось, одна из самых острых — старые подземные коммуникации, система стоков.
Наш «алхимик» Бохенек — такая уж у него черта характера — если за что берется, докапывается до самой сути, к этому разговору, судя по всему, подготовился основательно.
Из рассказа-экскурса в далекое прошлое города вырисовывалась примерно такая картина, подтверждающая, к слову, профессиональную состоятельность партайгеноссе Пеккеля и во многом объясняющая обостренный интерес генерал-губернатора и зондеркоманд вермахта к городской канализационной системе.
По оборонительным соображениям, Краков во времена средневековья строился на стрелках притоков Вислы: Рудавы, Фрондика и Вильги. Город был окружен полосой каменных фортификаций, примыкавших к Вавельскому холму. На предполье крепостной стены простирались пруды и болота — естественная защитная водная полоса. Ее дополняла система искусственных каналов, соединенных со рвами. В черте города, где высились романские костелы-крепости (во время набегов татар они становились убежищем для части горожан) тоже возникли каналы и открытые рвы, по которым сточные воды спускались во внешние рвы и притоки Вислы.
Северная часть города значительно выше западной. Так образовался естественный спад, каким и воспользовались зодчие средневекового Кракова.
Городу, опоясанному крепостной стеной,
становилось все теснее. Уже в XV веке часть каналов и рвов была засыпана землей, часть одета в кирпич и камень. В XIX веке подземные каналы были включены в канализационную систему города, приспособленную, главным образом, для отвода дождевых вод.Разобраться во всем этом, понять с помощью таких специалистов, как Курт Пеккель, какой смертельно-опасной для города может стать канализационная система — оказалось для оккупантов делом совсем не сложным. И возник дьявольский план. Ему не дано было осуществиться отнюдь не из-за недостаточного усердия его авторов и исполнителей.
Впрочем, и после освобождения города, успешно завершенной операции по обезвреживанию мин и извлечению взрывчатки (думается, когда-нибудь в Кракове встанет на одной из его знаменитых улиц памятник советским и польским саперам) старинная канализационная сеть оставалась для города бомбой замедленного действия.
Со временем подземные каналы и выгребные ямы стали серьезно угрожать архитектурным памятникам Кракова, расположенным в старинном центре и в районе Казимеж.
Начался процесс оседания фундаментов, разрушения стен, зданий, построенных над каналами. Сравнительно недавно, впервые за всю историю Кракова, проведена инвентаризация системы старинных каналов. Городскими властями и правительством принято решение о срочных реставрационных работах в больших масштабах, что, безусловно, по плечу народной Польше.
Реставрация средневековых каналов, потребность в которой существует, к слову, во Многих старинных городах Польши, является — к такому выводу, говорил нам Бохенек, пришли ученые — необходимой предпосылкой сохранения для потомков уникальнейших архитектурных памятников, самого Кракова, спасенного от разрушения и неминуемой гибели в январе 1945 года.
Древний, красивейший город был взят целым и невредимым. Так завершилась битва за Краков.
Впрочем, наша поездка в освобожденный Краков только начинается.
В нашем распоряжении все тот же «виллис» и спокойный, медлительный водитель-сибиряк с его неизменной присказкой: «Тише едешь — дальше будешь».
Здесь она к месту. То тут, то там предостерегающее: «Мины!» Мы медленно продвигаемся по уже расчищенным маршрутам с визитными карточками — добрыми напутствиями — наших саперов: «Разминировано», «Мин нет».
Юзефа Зайонца (товарища Михала) я разыскал в городском комитете партии. В городе налаживалась новая жизнь. Работы — непочатый край. Организация народной милиции, восстановление транспорта, торговли, забота о детях-сиротах — сотни неотложных дел, которыми сразу же после выхода Михала из подполья пришлось заняться воеводскому и городскому комитетам партии. Юзеф Зайонц даже ночевал в своем служебном кабинете с новеньким ТТ (подарок генерала) под подушкой. Собранный, сосредоточенный, деятельный.
В нашем распоряжении оставалось несколько часов, и мы отправились смотреть город.
Удивительный день. Меня с утра не покидало ощущение: должно произойти что-то важное, радостное.
Так оно и вышло.
У Мариацкого костела парнишка продавал пахнущий типографской краской свежий номер газеты «Гонец Краковски». Я развернул газету и сразу же увидел знакомую фамилию — Скшишевский. Министр.
Скшишевский… Не тот ли, чьи уроки латыни так пришлись кстати в камере-одиночке Монтелюпихи? Тот тоже был Скшишевский. В довоенном Львове заведовал кабинетом иностранных языков института усовершенствования учителей.
Мы часто встречались с ним, дружили, и меня всегда поражали энциклопедические знания скромного заведующего методкабинетом.
Коммунист, варшавянин, с немалым стажем партийной работы в подполье, Станислав свободно владел шестью европейскими языками, жалел, что латынь «из моды вышла ныне».
— Мудрый, чеканный, как звенящая медь — вот какой это язык, — говорил он бывало. — Ты только послушай, коханый друже. А еще лучше запиши в свою книжицу: «Docendo discitur — уча — учимся».
На совещаниях, когда, бывало, накалялись страсти, Станислав мог разрядить атмосферу одним каким-нибудь «sine ira et studio», то есть просьбой не переходить на личности, спорить объективно, без гнева и предубежденности. Мог и «убить» любителя длинных речей короткой, как выстрел, репликой: «Снова — «ab ovo», то есть от яйца, от самого начала.
А в трудные минуты повторял любимое: «Dum spiro — spero».
Как оказался Станислав во Львове?
Тут следует вспомнить сентябрь — октябрь 1939 года, когда во Львов через так называемую «зеленую границу» из оккупированных центральных районов Польши бежали многие, спасаясь от коричневой чумы. Советский Львов в те дни приютил, согрел лучших представителей польской интеллигенции, ее цвет, ее надежду.