Паром
Шрифт:
– Ну а кому же еще милок? – улыбаясь в свои неполные 32 зуба сказала старушка из окошка
– Но ведь я не заплатил…
– И не нужно, тебя уже ждут! Один билет на турникет здесь, один на той стороне. Технологии! – подмигнула старушка и потянулась за билетами позади стоящему пассажиру
– Спасибо… только и осталось сказать Джону, как стоящая за ним девушка ловко обошла его и забрала свои билеты. Запах её духов нежно разнесся в воздухе, и Джон невольно поднял голову в направлении его источника. Но увы все, что он успел заметить была лишь русая коса девушки, которая бесследно растворилась в толпе пассажиров. Движимый любопытством, Джон двинулся за ней сквозь семьи с огромными чемоданами на тележках, многие из которых даже выше, чем он сам. Контролер на турникете вежливо объяснял, что рейс не может провезти
– Куда прешь?!
– Извините, но я…
– Я здесь занимал!
– Но вы не стоите здесь
– Ты со мной дерзить будешь? По состоянию мужика, прощавшегося со своими друзьями, Джон понял, что адекватные аргументы здесь будут бессильны. Набрав воздуха в грудь, он приготовился к словесной перепалке, как вдруг услышал звонкий голос девушки впереди него:
– У нас очередь живая, не успел – занимай заново
– А ты чего тут…
– А я ничего! Все успеют, ты либо иди, либо дальше стой, клювом щелкай – ее голос звучал спокойно и повелительно. Ей судя по всему не впервой было затыкать за пояс подобных дебоширов. Не дав ему ничего ответить, она так же резко развернулась, догнала свою очередь, пропустила билет и начала подниматься по трапу. Джон, как и его подвыпивший сосед, опешил от такого развития событий, но вышел из легкого транса первым. Он быстро подхватил свою сумку в несколько шагов добрался до турникета и прошел его следом. Стараясь не отвлекаться на проклятья за своей спиной, он посмотрел вверх, в надежде увидеть дерзкую незнакомку, но застал перед собой лишь пустую лестницу.
Поднявшись на верхнюю палубу, Джон направился к корме, чтобы рассмотреть город с высоты. Утренняя волна тумана немного рассеялась и проступили здания, стоявшие вглубь от береговой линии. На вид город ничем не отличался от своих типичных прибрежных братьев и сестер. Сердцем, качавшим по его мощеным венам потоки товаров и богатства жителей, были доки. Множество кораблей тихо покачивались у причалов, пока по ним сновали моряки, торопясь разгрузить свою поклажу и скорее выйти обратно в море. Ловко орудуя небольшим портовым краном, крановщик разбирался с баржей побольше, с каждым поворотом стрелы делая её легче, а карман ее хозяина тяжелее. Туристические и экскурсионные суда пестрели эмблемами своих компаний, громко объявляя во сколько отправляется в рейс их катер. Несмотря на поздний утренний час, больших очередей у них не наблюдалось. Во все стороны от причала дороги разрастались в широкую сеть, которая довольно быстро снова сходилась в узле второго по важности центра скопления людей – городского собора. После обогащения материального, для каждого жителя наступало время подумать о богатстве духовном. В старых церквях люди приходили просить о спасении своей души, а также замаливали перед всевышним свои более мелкие, будничные прегрешения. Главная площадь города, напротив собора, смогла бы вместить в себя абсолютно все население без особых неудобств собравшимся.
Когда-то давно, город был очень важным торговым портом страны и во времена своего расцвета собирал столпотворения людей по случаю очередного общественного события, будь то богослужения или казни. Однако в цифровой век, люди стали все реже посещать город и пользоваться его выгодным морским расположением, в угоду комфорту и скорости самолетов. Нельзя было сказать, что он пришел в упадок, он менялся, шагал в ногу со временем. Дома терпимости, в темных закоулках по соседству с портом сменились на уличные кафе и рестораны, кабаки сменили своих завсегдатаев на знатоков вина и пива. Горожане прошлого столетия вряд ли бы узнали в новом облике свой дом, в котором родились и выросли. Они бы посчитали, что город продал свою душу, и отвергли бы самозванца, не достойного носить его имя.
Все это пробегало в голове у Джона, пока он рассматривал город, который так отрешенно встретил его, но к которому он не мог относиться без доли тепла. Все вокруг веяло на него скандинавским холодом и новизной, такой непривычной для того, кто предпочитал все знакомое и безопасное. «Знакомое привело тебя сюда» – думал Джон – «время шагнуть в неизвестное».
Всю его жизнь, он старался все делать наверняка. Идти в институт с запасом проходных баллов. Идти на практику к дяде. Пойти работать в отель, в котором ответственность будет на ком – то другом. Встречаться только с той, которая не требует от тебя ничего. Одним словом…– Безопасно?
Джон как будто вынырнул из теплой сонной неги.
– Что?
– Безопасно! – глядя на него сказал на ломаном английском улыбающийся азиат, лет 60 на вид, в непромокаемых штанах, походных ботинках, ярко синем пуховике и в еще более ярком оранжевом спасательном жилете, который он с довольным видом туго затягивал у себя на поясе. Рядом с ним стоял рюкзак, примерно с него ростом, и как показалось Джону, примерно с него по весу. Вишенкой на этом туристическом торте была новенькая синяя кепка, с тремя коронами.
– Да, очень безопасно! – с легкой улыбкой ответил Джон. Вид этого жизнерадостного старичка его приободрил.
– Я никогда не плавать на таком большой корабль! Я наконец – то выйти на пенсия и теперь много путешествовать. Это мой первый поездка за границу!
– Интересный выбор, сразу выбраться сюда. А почему именно в Скандинавию?
– Люблю снег! У нас в Китае очень мало снег. И женщины здесь! – он широко улыбнулся и закрыл глаза, явно испытывая большое удовольствие – высокие, белые волосы, красивые. Очень красивые! Я – Ли – резко сменив направление разговора выпалил собеседник Джона, и протянул ему руку.
– Джон, очень приятно! – ему очень понравился этот господин. Что-то в нем отдавало Джону искренностью и простотой, которая была для него как глоток свежего воздуха после толп одинаковых на вид постояльцев. Его ладонь схватила сильная рука собеседника и принялась энергично трясти, с той же силой и живостью, которой лучилась улыбка старика. «Наверно всю жизнь работал руками» судя по загорелому лицу и сильной хватке решил Джон. Пока остальные пассажиры грузили свои вещи на борт, он решил узнать своего собеседника поближе, насколько позволял уровень английского.
– А из какой вы провинции? – произнося это Джон сразу почувствовал себя неловко, ведь любой данный ему ответ абсолютно ничего ему не даст в информативном плане. Но вопрос ничуть не смутил Ли, который будто бы только и ждал повода рассказать о своей родине.
– Я родом из маленькой деревушки на севере Китая, недалеко от границы с Монголия. С самого детства я работал на угольной шахте, и после 50 лет наконец то могу выйти на пенсия и посмотреть мир, как всегда хотел. На меня очень хорошо действует морской воздух, ведь я совсем перестал кашлять – он глубоко вдохнул и выдохнул, показывая, что это не доставляет ему ни малейших хлопот, чуть прищуриваясь на Джона – видите? А всего год назад я бы закашлялся, до крови иногда доходило. А всего то нужно было поехать отдыхать.
– Как это с детства??
– Да, у нас в шахты берут в совсем юном возрасте. Я пошел на работу в 13 лет. Семья была большая, работать все уходили совсем еще маленькими. А работа у нас в деревне одна, все в шахтах. Помню, когда был совсем маленьким и гулял с мальчишками так не видел до самого вечера ни одного мужчины – на смене в деревне оставались одни женщины, старики да мы – совсем малышня. Иногда конечно некоторые семьи, которым было совсем тяжело, отдавали своих младших детей – разведывать под землю. Там взрослые не протиснутся, а мальчик, лет 7 пролезал за милое дело. Так бывало играешь один день, а завтра все, как сквозь землю провалился. Буквально. А как у мам спрашивали, так они молчат, только всхлипывают и лица прячут.
Джон пристально рассматривал своего собеседника, по мере знакомства с его прошлым. Руки Ли и правда были темнее его лица, а их первое рукопожатие выдавало грубую ладонь рабочего. Он улыбался, как ребенок, очевидно жадно впитывавший в себя все новое вокруг, но морщины на лице не могли скрыть тяжелые годы кропотливого труда за плечами. И только тогда Джон заметил, что смуглость его лица – это результат постоянного контакта с угольной пылью, с годами ставшей уже частью непокрытого кожного покрова. И пусть на щеках его и играл румянец от холодной погоды, чуть более темная кожа вокруг глаз недвусмысленно указывала на последствия жизни под землей. Джону стало стыдно за первичное суждение о Ли, как о простоватом азиатском туристе и неловко от рассказа о его нелегкой судьбе.