Партизанское движение в Приморьи. 1918—1922 гг.

Что же в это время происходит в других городах?

В момент выступления японцев в Никольск-Уссурийске заседал Приморский областной съезд трудящихся, где решались вопросы о власти. Часов в 6 вечера 4-го апреля в этом городе вокзал был внезапно захвачен японскими жандармами. Местная власть начала вести с японцами переговоры для ликвидации инцидента. Однако переговоры затягивались. Ночью около вокзала японские цепи стали окапываться и не допускали к нему никого из русских. Через некоторое время наши части также стали принимать боевой порядок. В 2 часа ночи со стороны японцев началась редкая ружейная стрельба, которая вскоре была подхвачена их же артиллерией, направившей огонь по нашим казармам. Благодаря постепенному развертыванию событий наш гарнизон имел возможность более организованно, нежели в других местах, отступить из города. Отступавшие войска брали направление к городу Спасску. Однако все важнейшие пути и железная дорога были уже заняты японцами, и поэтому нашим частям пришлось пробиваться с боями. Небольшая часть гарнизона во время боя в городе подверглась сильнейшему обстрелу японцев и должна была отступать в беспорядке. В это время был весенний разлив многоводной реки Суйфуна. Некоторые части, дезорганизованные огнем противника, пытались перейти реку вброд, и многие погибли. Однако через 6—7 дней войска никольско-уссурийского гарнизона все же достигли района города Спасска.

В самом Спасске до переворота японский гарнизон имел тысячи 2—2 ¹/ ₂солдат различного рода оружия при 3 бронепоездах. Расположенные в казармах на окраине города, японцы после своего выступления укрепились, опутали казармы в несколько рядов проволочным заграждением и устроили окопы. К моменту событий численность их гарнизонов удвоилась. Инициатива боевых действий и здесь, конечно, принадлежала им. Наш гарнизон со значительными потерями отступил из города, но потом, приведя себя в боевой порядок, предпринял наступление на японцев. В результате упорных боев наши заняли сначала вокзал, а затем и большую часть города. Когда прибыли части никольско-уссурийского гарнизона, нами был взят весь город, а японцы заперлись в своих казармах. Они таким образом потеряли связь с Владивостоком и Хабаровском. С приходом войск из Никольск-Уссурийска был образован спасский фронт. По стратегическим соображением мы оставили город, который после этого представлял собою нейтральную межфронтовую полосу. Во главе фронта стоял полевой штаб; командующим фронтом являлся т. Андреев, и начальником штаба — Ильюхов. Однако, если японцы были изолированы от своих главных сил, то и мы не имели никакой связи с Владивостоком, откуда можно было бы получить информацию и директиву. Штаб фронта расценивал положение так: выступление японцев знаменует собой оккупацию Приморской губернии, которая должна перейти в аннексию если не всего Дальнего Востока, то большей его части. Исходя из этого, штаб считал необходимым держать в состоянии изоляции японский спасский гарнизон, образовать заслон на Красной Речке, около Хабаровска, и в случае наступления японцев, против которого мы оказались бы не в состоянии держаться, произвести разрушения железнодорожной магистрали и всех укреплений, чтобы японцам оставить пепелища. Из Хабаровска японцы делали несколько попыток пробить наш заслон для оказания помощи спасскому гарнизону, но эти попытки были безуспешны. В селах в эту пору, благодаря отсутствию нашей информации, ползли всюду самые нелепые слухи. Белогвардейщина распускала сведения, что коммунисты сговорились с японцами и собираются предать рабочих и крестьян и отдать их на растерзание интервентам; говорили, что главари сейчас состоят на службе у японцев и получают большие деньги. Вернувшиеся в свои села, зараженные паникой, деморализованные партизаны иногда поддерживали эти слухи. Особенно ревностно занялись такой «работой» партизаны анархистствовавших ранее отрядов Гурко в Имано-спасском районе и не безызвестного марионеточного атаманчика Савицкого на Сучане. Отряд его перед выступлением японцев занимал окраину Шкотова и не подвергся нападению японцев; вместо того, чтобы оказать поддержку партизанам 1-го и 2-го советских полков, на которых был сосредоточен весь огонь японцев, отряд ушел из Шкотова в сопки почти в полном своем составе.

Когда т. Титову пришлось снова, по приказу партийного комитета, отправиться на Сучан с целью собрать оставшиеся партизанские отряды и организовать их, он встретил со стороны части партизан, с которыми долгое время провел в сопках, довольно недружелюбное и недоверчивое отношение; так была сильна агитация против коммунистов и руководителей, якобы продавшихся японцам. Немало потребовалось усилий, чтобы дать ясное понимание смысла происходивших событий и рассеять черные провокационные слухи об измене и предательстве. Нужно сказать, что вскоре Владивостокский комитет партии отправил значительное количество партийцев, бывших политических уполномоченных в военных частях, по деревням с целью дать правильное освещение событий, подкрепить настроение бойцов и организовать их снова для дальнейших битв. Основные наши силы должны были сосредоточиться на левом берегу р. Амура, где предполагалось образовать фронт против японцев. Тт. Титов и Соскин собрали партизан на Сучане и решили отправиться с ним через тайгу в город Иман, а затем на барже плыть по реке Уссури до села Казакевичей и оттуда на фронт. Во время своего перехода отряд стал разбухать за счет присоединявшихся к нему партизан. Многие товарищи последовали совету партии и отправились за сотни верст по глухой тайге на фронт, терпя нечеловеческие лишения.

* * *

Совершив омерзительный разбой в городах Приморской губернии, японское командование остановилось на распутьи, что делать дальше: объявить формально оккупацию в Приморьи или держаться иной тактики? Для оккупации как будто не было достаточных условий, не было одобрения со стороны других иностранных держав, к тому времени эвакуировавших свои войска с Дальнего Востока. Оставить Приморье в руках Японии империалистические государства, конкурирующие с ней за сферу влияния, не соглашались, — уж больно жирный и лакомый кусок представляло это побережье Тихого океана. Наступил период фактического междувластия, который однако долго длиться не мог. Японцы начинают через своих дипломатов разыскивать т. Никифорова, с тем чтобы он составил правительство. Так как т. Никифоров, по директивам партии, отказывался от разговоров с японцами по этому вопросу, последние вынуждены были согласиться на признание власти временного правительства Приморской области, которое было избрано на съезде трудящихся. Это правительство предъявило японцам ряд требований в духе признания за ним законных прав и настаивало на выполнении обязательств, которые японцы взяли на себя в договорах, заключенных до событий 4—5 апреля. Опять на сцене появляется русско-японская согласительная комиссия, которая больше известна была как комиссия т. Цейтлина.

В эту пору американские резиденты и многочисленные корреспонденты с видом туристов расхаживали по городу, фотографировали разрушенные здания, трупы расстрелянных и убитых и собирали документы для коллекций о былых днях своего интервентского господства на Дальнем Востоке.

Японские газеты — «Владиво-Ниппо» и другие — усиленно муссировали версию, что на японских солдат, этих «невинных и беззащитных» людей, в ночь на 4—5 апреля внезапно напали русские части и притом именно шайки красных партизан и что в целях обороны японцы вынуждены были сражаться. Это подлое лицемерие, эта невероятная ложь с полной очевидностью могли быть опровергнуты хотя бы тем, что на зданиях, откуда громили город японцы, при всем желании нельзя было обнаружить ни одного пулевого знака. Американцы, конечно, знали цену этим утверждениям японских газет и дипломатов. Они засняли разгромленное здание областной земской управы и тот дом, из окон и с балкона которого был пущен свинцовый дождь из японских ружей и пулеметов по зданию управы. Расстояние между этими двумя домами не превышало 30—35 метров, и очевидно, что, как бы плохо ни стреляли наши бойцы, но на такой дистанции должно было бы попасть в трехэтажный дом хотя бы несколько пуль. Словом, американцы вполне могли составить себе представление о событиях в их истинном свете, но перед рабочим классом и крестьянством они не желали разоблачать своих соратников.

29 апреля между нашим правительством и японским командованием был заключен договор, согласно которому ни в одном городе Приморской губернии и в пределах 30-верстной железнодорожной полосы мы не имели права держать военных сил. Для охраны порядка нам разрешалось иметь лишь милицию численностью не свыше трех с половиною тысяч человек, из которых 1100 человек могли находиться во Владивостоке. Однако фактическая численность милиции была гораздо меньше, так как японцы не давали нам оружия и удостоверений личности, без которых милиционер не мог выполнять возложенных на него обязанностей. Этот договор обычно называли «брестским договором», но такое сравнение едва ли является правильным. Дело в том, что в силу создавшегося положения мы без японцев, без японского документа не имели права носить оружие, ставить на милицейский пост милиционера, передвигать милицейские части из одного пункта губернии в другой, не получали железнодорожного подвижного состава, без визы японских интендантов не могли получить ничего для обмундирования милиционера, ни одного фунта муки для довольствия дивизиона народной охраны. Договор от 29 апреля был подписан под дулом револьвера нашими товарищами, согласившимися на такой шаг в интересах революции.

Часть русско-японской согласительной комиссии выехала на фронты с целью добиться добровольного отступления наших войск на левый берег Амура, где договор уже не имел силы. В числе выехавших на фронт членов комиссии от нас были тт. Уткин и Граженский, а также товарищ Владивостоков. Эти товарищи вместе с японскими представителями объехали все фронты и, выполнив свои поручения, возвращались во Владивосток. Поезд, в котором они следовали, охранялся японскими войсками. В г. Имане белогвардейцы при содействии японцев ворвались в вагон русской делегации и выстрелами из револьвера убили Уткина и Граженского. Убийцы не были не только задержаны японскими часовыми, но им было оказано даже содействие для побега. Вскоре после этого возвращавшийся из г. Имана в гор. Владивосток бывший командующий спасским фронтом т. Андреев был в г. Спасске снят с поезда японцами и затем, по примеру с т. Лазо, был также живым брошен в топку паровоза. Перед нами продемонстрирован был новый акт коварства и наглости японских генералов. С болью в сердце переживали мы все унижения. Партизаны, рабочие и крестьяне Приморья не могут забыть этих надругательств. Но не было у нас сил обуздать распоясавшихся международных бандитов. Боль от унижения лишь с большей силой сплачивала борющиеся массы. Вокруг партии и ее лозунгов, вокруг идеи диктатуры пролетариата в железную фалангу сковывались революционные ряды рабочих и крестьян.

В Приморской губернии не осталось почти ни одной воинской части, за исключением небольшого отряда в селах Ракитном и Анучине.

События 4—5 апреля, в результате которых мы потеряли тысячи лучших товарищей и в числе их нашего любимого вождя т. Лазо, открыли новую главу борьбы рабоче-крестьянских масс за советскую власть на Дальнем Востоке. Долго трудящиеся Приморья будут вспоминать эти события и, скрепя сердце, ждать достойной расплаты с виновниками многочисленных жертв, страданий и надругательств.

ГЛАВА XXVII.

Антоновское правительство. — Организация технического отдела. — Два восстания белогвардейцев. — Каппелевцы стекаются в Приморье. — Восстание белых 26 мая. — Свержение антоновского правительства. — Возобновление партизанской борьбы.

После кровавых событий 4—5 апреля в Приморьи, особенно во Владивостоке, создалась обстановка необычайно сложная и ответственная. Перед партией стояла задача во что бы то ни стало удержать здесь власть в своих руках. Штаб японских войск, напротив, был заинтересован в том, чтобы в противовес образовавшемуся в гор. Верхнеудинске правительству Дальнего Востока, возглавлявшемуся т. Червонным, было создано правительство из правых партий, ведших борьбу с Советской Россией. Японский штаб хотел создать в Приморья черный буфер, а в случае неосуществимости этого плана японцы намерены были добиваться соглашения с правительством «розового буфера» и вырвать от него больше уступок. Несомненно политика японского штаба, фактическое руководство которой принадлежало умному начальнику штаба интервентских войск генералу Такаянаги, была не беспочвенной и обещала серьезные успехи. Для противодействия японской политике мы к этому времени располагали явно недостаточными силами, притом часто эти силы не считались политически надежными. Дивизион народной охраны, который формально считался резервом милиции, находился всецело под нашим влиянием, зато эскадрон личной охраны командующего войсками был укомплектован главным образом офицерами и являлся прямым нашим врагом. Бежавшие из Западной Сибири целые полчища контр-революционных политических деятелей различных антисоветских партий, начиная от откровенных монархистов и кончая эсерами и меньшевиками, стали развивать энергичную деятельность, направленную на создание правого правительства. Каждая из этих политических группировок пыталась организовать вокруг себя кадры офицерства и белогвардейских солдат, заполнивших города Приморья после разгрома забайкальского фронта. На ст. Гродеково, в центре уссурийского казачьего войска и бывшей столице атамана Калмыкова, образовалось войсковое правление, которое, под руководством калмыковских генералов Савельева и Савицкого, приступило к организации казаков для свержения нашей власти в губернии. В Гродеково начали стекаться все бывшие калмыковцы и различный сброд из местной «золотой молодежи»: студенты, гимназисты, всякие бездельники и авантюристы. В г. Спасске также хозяйничала шайка белых бандитов, руководимая казачьим офицером Бочкаревым. Словом, под руководством японского штаба повсюду форсированным темпом создавались белогвардейские военные организации, которые все силы направляют на то, чтобы создать в Приморьи свою власть и затем в той или иной форме, опираясь на поддержку японских войск, начать борьбу против верхнеудинского правительства. Легко понять, что нам было нелегко удержаться у власти при таком соотношении сил, когда мы всерьез не располагали и 300 штыками, без пулеметов, с одними только винтовками, к которым, по договору 29 апреля, мы имели право держать не более 50 патронов на каждую. Давление на антоновское правительство (так называлась наше правительство, возглавляемое т. Антоновым) со стороны японских генералов и правых политических партий было настолько сильно, что это правительство нередко становилось малоспособным к решительному отстаиванию своих позиций и шло от одного компромисса к другому. В конце концов эти уступки нашей власти привели к тому, что решающие министерские посты попали в руки наших врагов, представителей эсеров и либералов из лагеря правых [18] . Ведомством внутренних дел управлял непримиримый противник верхнеудинского правительства эсер Гуревич; начальником областной милиции, в ведении которого формально должен был находиться и дивизион народной охраны, наша единственная опора, был назначен известный в Приморьи полуавантюрист Колесниченко, правая рука Гуревича. Этот Колесниченко всячески вел борьбу с нами и в своей сепаратистской политике, инспирированной, конечно, его патроном, ставил нам на каждом шагу затруднения. Он дошел даже до такой наглости, что однажды арестовал нашего политического уполномоченного при начальнике дивизиона народной охраны коммуниста М. Зона.

18

Антоновское правительство было создано на коалиционных основаниях, и в него кроме коммунистов входили представители эсеров, меньшевиков и беспартийных, шедших за этими партиями.

Управляющим военным ведомством и командующим войсками был назначен генерал Болдырев, который по замыслу партийной организации должен был играть роль ширмы для нас; японцы почти открыто вмешивались в назначение руководителя на этот пост, отводили всех коммунистических кандидатов и добивались того, чтобы командовало войсками лицо, не имеющее никакого отношения к коммунистам. Менее важные в нашей обстановке правительственные посты занимали коммунисты и близкие к нам беспартийные. Для того, чтобы выбить из рук правых и японцев аргументы против верхнеудинского правительства, которое они обвиняли в «недемократичности» и в том, что персональный состав этого правительства являлся прямой «агентурой Москвы», антоновское правительство созвало Народное собрание Приморской губернии, избранное по всем правилам четыреххвостки. Таким образом у нас создалась целая система государственного управления со своими министрами, парламентом, с многочисленными парламентскими фракциями, со спикером и прочими атрибутами пресловутой западно-европейской демократии. Впрочем, как и нужно было полагать, настоящие дела делались вне этой фальшивой государственной системы. Доподлинная борьба происходила в подпольи, где два лагеря энергично готовились к решительной схватке: японский штаб и окружавшие его правые политические партии, опиравшиеся на многочисленные белогвардейские организации, с одной стороны, и коммунистические организации вместе с рабочим классом и трудящимся крестьянством — с другой.

При губкоме нашей партии был создан технический отдел, в задачу которого входила организация военных сил партии. В состав этого отдела были введены военные партийные работники: тт. Пшеницын, Ильюхов, Лебедев и Шишлянников Рафаил. Технический отдел, помимо чисто военной работы, широко развернул потом чрезвычайно важную работу, идентичную с работой ГПУ, и начал создавать боевые дружины в селах и на заводах. Характерно, что во главе госполитохраны, этого важнейшего государственного органа охраны, в то время стоял член Сибирского союза с.-р. Лимберг (Тарасов), который занимался больше тем, что подкармливал свою организацию из кассы госполитохраны.