Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта

— И кто же у вас в агентурной разведке? — спросил Агапоненко.

— Да вот пока мы вдвоем, — показав рукой на Котлю, ответил Корсак. — А потом я хотел бы забрать от вас из разведки еще одного разведчика — Багадяша. Как ты на этот счет думаешь?

— Ну, если так надо, то возьмите его к себе. Но мне жаль расставаться с моими разведчиками, — хмурясь, сказал Агапоненко, а сам про себя подумал, что Корсак подбирает себе своих дружков, бывших полицаев, а не берет бывших летчиков, Голикова или Ильина.

После этого разговора у Агапоненко закралась тревожная мысль, которая еще более укрепилась, когда Корсак отозвал его в сторону шалаша и там наедине попросил:

— Слушай, Николай, мне нужно будет узнать у тебя всех твоих связных в Толочине и в других немецких гарнизонах. А может быть, есть такие и в лагерях военнопленных. Ты понимаешь, — стал он упрашивать Агапоненко, — мне это сейчас очень нужно для налаживания прочных связей с гарнизонами противника.

Насторожившись еще более, Агапоненко дипломатично ответил:

— Дело вот в чем. Наша агентура — это очень тонкое дело. Чем меньше людей знает о ней, тем надежнее. Поэтому о своих связных в гарнизонах я тебе сообщить не могу. Давай налаживай связь сам со своими разведчиками. Ты не обижайся на меня, но наши агенты — это же советские люди, которые живут и работают в гарнизонах противника, находясь при этом все время под большим риском провала. С этим шутить нельзя.

— Ну ладно, боишься сообщить их имена мне? — довольно сухо и обиженно промолвил Корсак.

— Не обижайся на меня. Мою агентуру даже Гудков не знает.

— Ну, это ты напрасно. А если что случится с тобой, тогда вся твоя работа в гарнизонах пропадет и твои же связные не будут знать, как наладить им новые связи с партизанами.

На улице стало уже совсем темно, а напряженный разговор между Агапоненко и Корсаком все еще продолжался. Неожиданно он был прерван воем волков, подошедших к нашему лагерю. Лошади беспокойно забились на привязях около елок. Нам пришлось побольше подложить дров в костер, а лошадей подвести поближе к костру. Волки, с горящими в ночной темноте глазами, обступили наш лагерь. Стрелять из оружия по волкам мы не могли, так как боялись обнаружить расположение нашего лагеря. Пришлось в стаю волков бросать из костра горящие головешки. Корсак, ради озорства, найдя в шалаше случайно оставшуюся там глиняную крынку, начал в нее подвывать волкам. «Уу! Уу!» — неслось завывание стаи волков вокруг нас.

Лошади в смертельном страхе бились вокруг привязей. Так же, как и волки, лошади, фыркая, сверкали фосфорическим светом своих глаз. Атака волков длилась до самого рассвета. Эту ночь мы провели в очень тревожном ожидании безумного нападения на наших лошадей стаи волков, но все обошлось благополучно. Волки побоялись людей, огня костра и не отважились напасть на нас.

Утром Корсак, Котля и Багадяш уехали из нашего лагеря.

* * *

Если в первый год войны с Советским Союзом гитлеровцам было очень легко снабжать свою армию и немецкие гарнизоны продовольствием и фуражом, так как все это было в изобилии на оккупированных территориях нашей страны, в том числе и в Белоруссии. Но во второй год войны гитлеровцам стало сложнее снабжать свою армию, и особенно гарнизоны, продуктами питания и фуражом. Занятые партизанскими соединениями районы Белоруссии не давали немцам возможности беспрепятственно забирать что-либо у населения.

Немцы Оболицкого гарнизона знали, что жители местных деревень, находящихся вокруг Бука, летом 1942 года заготовляли сено на болоте и оставляли в стожках. Они решили забрать его. Во второй половине марта 1943 года, примерно в обед, к лагерю гудковцев под Вызовом на санях по болоту приближался большой обоз. Немцы из Оболицкого гарнизона так и не смогли узнать о месте дислокации гудковцев, хотя они и посылали туда нескольких своих мужчин-разведчиков. Но вернувшиеся агенты докладывали, что партизан на Буку нет. И только один из немецких разведчиков не вернулся к немцам и не мог ничего сообщить, так как это был тот самый старик с сивой бородой, который был задержан, а потом расстрелян разведчиками Агапоненко. Оболицкие немцы решили, что партизаны ушли из района Бука, поэтому поспешили, пока их нет, направить обоз за этим сеном и уже приближались к намеченной цели.

В это время на посту, расположенном на лесной дороге в сторону болота, находились Казимир Журавский и Петр Шнырка. Увидев большой обоз немцев и полицаев, двигающийся в сторону их лагеря, Журавский выстрелил из винтовки и бросился бежать в лагерь.

Немцы, услышав выстрел в лесу, развернулись к бою и, двигаясь к лесу, начали стрелять из винтовок и автоматов. Петр Шнырка, с перепугу забыв свой пулемет на посту, тоже побежал вслед за Журавским, углубляясь дальше в лес от своего поста. А Казимира Журавского стал преследовать один из полицаев.

— Стой! Стой! Стой, бандит! — кричал этот здоровенный полицай.

Другие солдаты и полицаи тоже уже вошли в лес и стреляли на ходу из своего оружия. Оглянувшись назад и увидев бегущего за ним полицая, Журавский не растерялся и, выхватив из своей сумки гранату, бросил ее в сторону полицая, а сам спрятался за ствол сосны. Произошел взрыв гранаты, и когда Журавский посмотрел назад, то его там уже не оказалось.

В это время в лагере партизан прозвучала команда:

— В ружье! На посту тревога!

Над лагерем в ветках деревьев уже стали разрываться пули, а со стороны болота доносились частые автоматные очереди и винтовочные выстрелы. Партизаны всех отрядов бригады залегли около своих землянок и открыли ответный огонь по немцам и полицаям. Неожиданный для противника мощный огонь партизан заставил их отступить из леса, и, перебежав по замерзшему болоту через поляну, они углубились в лес под Вызовом. Теперь немцы вели оттуда беспорядочный огонь в сторону партизан, пно гудковцам, спрятавшимся за стволами деревьев, этот огонь вреда не приносил.

Через полчаса неожиданная стычка с немцами прекратилась, а противник со своим обозом ушел по лесу на восточную сторону Бука. Никто точно не мог установить, много ли немцев и полицаев участвовало в этом бою. Гудков приказал командиру отряда Шныркевичу выделить несколько партизан и послать их в разведку, с целью установить, куда ушли немцы и как их много было в обозе.

— А где же Шнырка? — спросил Журавского Шныркевич. — Он же вместе с тобой был на посту!

— Не знаю. Может быть, его немцы убили во время боя. А может быть, раненый лежит в лесу.

Долго искали партизаны в лесу Петра Шнырку, да так и не нашли. Часа через два вернулись посланные разведчики и доложили командиру отряда Шныркевичу:

— Немцы и полицаи после боя остановились во Взносном, а потом подались в сторону Оболец. Как сказали местные жители, полицаи хвалились, что у партизан пулемет отбили и много их побили в лесу.

А немцев вместе с полицаями в обозе было сто двадцать человек, и ехали они за сеном на болота на сорока пяти санях.

Шныркевич внимательно выслушал разведчиков и тут же обо всем доложил комбригу Гудкову.