Партизаны полной Луны
Шрифт:
— Зачем? — изумился Антон.
— А чтобы пулеметы не заржавели. Стрелять из-за этого никто не станет, но место больное.
В дверь стукнули. У мгновенно вскочившего Андрея, как по волшебству, в левой руке оказался пистолет.
— Кто?
— Свои, — прогудел из-за двери Костя.
— Так, уси свои, — подтвердил более высокий голос семинариста брата Мартина.
Замка на двери не было, эти двое могли войти и так. Андрей оценил деликатность и оружие спрятал.
— Добро пожаловать.
В одной руке отец Константин нес связку сушеной рыбешки. В другой — канистру
— Я хотел самогонки принести, — сказал он, опережая вопрос. — Но этот католик уломал меня взять пиво.
— Спасибо католику, — Андрей подвинулся на спальнике, чтобы пришедшим было куда сесть. — Я водки в поезде нализался на сто лет вперед.
— А я надышался, — вставил Антон.
— Хлипкий нынче инсургент пошел… — вздохнул Костя.
Из безразмерной ветровки брата Мартина появилась стопка пластиковых стаканов — не то чтобы одноразовых, но все-таки говорящих о бренности бытия всем своим видом.
— Значит, так, — сказал Костя, слизнув пену с усов. — Ты, Антоныч, заходишь завтра ко мне прямо с утра, в девять. Вас, пане террористе, я тоже приглашаю. Если хотите.
— А то можно к нам, — подмигнул Мартин.
— Я подумаю, — кивнул террорист.
Опустошили стаканы, разлили по второй. Антон не успевал за старшими, да и гнаться за ними не хотел. "Джон Ячменное Зерно" разочаровал, послевкусие после него оказалось какое-то затхлое. Подкопченная сушеная рыбка была интереснее.
— А вообще, — Костя сменил тон, — ты как дальше? Подлечишься, восстановишься — и опять пойдешь варкоту рубать?
— Не совсем. Но в конечном счете — да. Они ведь не уйдут сами.
— А Антон?
Андрей посмотрел в его сторону. Они раньше как-то не обсуждали, что будет, когда Андрей выздоровеет.
— Я решил… — Антону почему-то нелегко дались эти слова, — идти с ним.
Костя сморщился — будто пиво внезапно прокисло.
— В боевую группу?
Антон кивнул.
— Ты сдурел? — без лишней дипломатии спросил священник у террориста.
— Я был младше, когда начинал. И бойца из него все равно не выйдет, не волнуйся. Он по натуре — "кузнец". Ну, мастер по документам и взлому.
Почему-то Костю эти слова не обрадовали.
— Я не знаю, что это был за человек, который тебя в пятнадцать лет боевиком сделал. Но ты-то сам чем думаешь?
— Это был хороший человек, — тихо сказал Андрей. — Тебе такой и не снился. А я думаю, что Антон способен сам решать.
— Да понятно, — сказал Костя, — что он решит. Попал в сказку, стал героем…
Антон глотнул еще кисловато-горького пива. Смешно, он почти теми же словами и думал.
— Я раньше в сказку попал. Когда меня на лопату посадили.
Костя ничего не ответил. То ли не смог, то ли не захотел. Андрей перехватил инициативу:
— Трудно стать священником?
Мартин, держа кусок воблы, как сигарету, в углу рта, пояснил:
— Стать легко. Быть трудно.
— Зачем тебе? — спросил Костя.
— Сам не догадываешься?
— Догадываюсь. Но если я правильно догадываюсь, тебе это нужно — как… мне гармонь. Ты ведь если человека убьешь — даже защищая себя, даже случайно, — священником быть перестанешь.
— Ну если
так… — Андрей осушил и второй стакан и снова подставил емкость под канистру, — тогда да. Тогда ты прав, мне не это нужно.— А что тебе тогда нужно?
— По нижней планке или по верхней?
— Давай сначала по нижней. А потом — по верхней.
— По нижней мне нужно перейти в Польшу. Я бы мог прямо завтра сорваться, если мое присутствие вас напрягает, но хотелось бы все-таки сначала долечиться.
— Это не вопрос. Подлечим и подкормим, с одним условием.
Андрей кивнул — мол, он весь внимание.
— Ты никого из местных не уведешь с собой. Это как бы ультиматум. Либо так, либо… я тебя на грузовичке до Зборова подкину, а дальше сам как знаешь.
— Согласен.
— Ну вот и ладушки. А что с верхней планкой?
— Верхняя — это чтобы я однажды проснулся, а всей этой бледной сволочи нет, как и не было.
— У-у, братику… — протянул Мартин. И сказал по-украински то, что Антон легко понял как "Это тебе долго ждать придется".
Андрей ответил ему тоже по-украински, и его Антон тоже понял сразу, без перевода:
— Нет. Не долго ждать, а много работать.
На следующее утро, пока Антон еще спал, Эней оделся и пошел в монастырь.
Свиноферма была чуть на отшибе, по дороге в Августовку. По обе стороны от дороги подымались пологие холмы, покрытые заплатками полей, в кустах звенели птицы, а в лощинах между холмами стоял туман.
Эней какое-то время шагал быстро — просто чтобы проверить, на что он сейчас способен; проверка показала неудовлетворительный результат, и Эней замедлил ход, перевел дыхание, справился с головокружением…
У поворота зеленел сад, скрывающий монастырские стены. Сад на первый взгляд был пуст, но стоило Андрею ступить на тропинку, ведущую к воротам, как из ниоткуда появился брат Михаил, узнал его, улыбнулся и открыл калитку.
В самом монастыре его встретил брат Мартин и сразу повел в подвальную часовню, где насельники — дюжина одетых в черное парней чуть постарше его самого — готовились к службе. Среди них Эней сразу увидел Игоря — несколько осунувшегося, кажется, даже бледней обычного. Или это только кажется?
Они обменялись рукопожатиями.
— Что я должен делать? — спросил Эней.
— Да то же, что и я: сидеть и не отсвечивать, — вяло улыбнулся тот. — Мы тут еще будем делать разные телодвижения, но ты, как пока еще даже не катехумен, можешь их не делать.
— А ты — катехумен?
Игорь кивнул и пояснил:
— Мне иначе нельзя. У меня там, — он показал пальцем куда-то вниз, — заложник.
— Ты… веришь, что там что-то есть?
— Я не верю, Ван Хельсинг. Я знаю. Мне туда экскурсию устраивали.
Тут им пришлось прерваться, потому что началась служба.
Длилась она чуть больше получаса и очень понравилась Энею именно краткостью. Ясно, просто, прозрачно, как колодезная вода. Он не воспользовался привилегией "даже не катехумена" — вставал и преклонял колени вместе со всеми. Когда священник вынес Чашу, вместе со всеми дернулся было вперед, но Игорь удержал за рукав.