Партизаны. Цирк

— Ваши последние гости, Карлос. Майор и четверо его друзей. Как нам и обещали.

— О! Входите, входите! Спасибо, Пьетро. Пришлите сюда, пожалуйста, вашего юного тезку, хорошо?

— После того как он закончит погрузку багажа?

— Да, после. Седобородый Пьетро ушел.

— Лейтенант Джанкарло Тремино, — представился капитан корабля. Это был широкоплечий молодой человек лет тридцати с черной, курчавой шапкой волос, загорелый, белозубый, с теплыми карими глазами и открытой улыбкой. — Зовите меня просто Карлос. Меня здесь, как вы слышали, почти все так зовут. Дисциплина на флоте отсутствует, — он указал на серые фланелевые шаровары. — По этой же причине я не ношу форму. Зачем? Никто не обращает на это внимания… — Капитан протянул левую руку Петерсену. — Добро пожаловать, майор. Разумеется, здесь нет роскошных апартаментов, зато есть несколько крохотных кают, гальюн, душевая, много вина… и гарантия безопасного прибытия в Плоче. Мы не раз ходили к берегам Далмации и до сих пор еще не пошли на дно. Конечно, для этого достаточно одного раза, но… Давайте будем думать о хорошем.

— Вы очень любезны, — отозвался Петерсен. — Раз у вас принято называть друг друга по имени, зовите меня Петер.

— Он так же по имени представил остальных своих спутников. Карлос скреплял каждое знакомство рукопожатием и приветливой улыбкой, однако даже не предпринял попытки подняться из кресла.

— Прошу прощения за то, что я сижу, — извинился он. — Я не хам и не лентяй. И вовсе не питаю отвращения к физическим упражнениям, — Карлос извлек на свет свою правую руку, облаченную в черную перчатку, нагнулся и постучал по правой ноге — между коленом и лодыжкой. Раздался стук металла о металл, заставивший наблюдавших вздрогнуть. — Эти металлические приспособления несколько затрудняют движения, — проговорил он, точно оправдываясь. — Лишнее, да нет, любое движение доставляет довольно значительное неудобство. Кому это может понравиться? Я не благородный античный римлянин, чтобы все время себя испытывать.

Зарина прикусила губу. Михаэль пытался держаться так, будто зрелище его не потрясло. Петерсен, Джордже и Алекс, у которых за плечами были полтора года войны, отреагировали на увиденное без особых эмоций.

— Правая рука, правая нога, — продолжил майор, — серьезная помеха для службы.

— В действительности мешает только нога — она ампутирована до колена. А вы слышали о пилоте английского истребителя, потерявшего обе ноги? Так вот, парень рвался вовсе не к инвалидной коляске, нет, а снова в кабину «спитфайра». И своего добился.

— Я слышал об этом. Думаю, об этом многие слышали. Позвольте узнать, Карлос, как вы заработали эти царапины?

— Вероломный Альбион, — весело сказал капитан. — Мерзкие, отвратительные англичане. Никогда не доверяйте им. Представьте себе, до войны моими лучшими друзьями были англичане — мы вместе плавали на яхтах по Адриатике и Суэцу. Наш катер пересекал Эгейское море. Стоял густой туман. И вдруг из этого тумана менее чем в двух километрах от нас возник огромный британский военный корабль.

Карлос сделал паузу, вероятно для того, чтобы усилить эффект.

Петерсен заметил:

— Насколько я знаю, англичане опасаются посылать большие военные корабли севернее Крита.

— На самом деле это был фрегат, — пояснил капитан, — но в тот момент он показался нам невероятно огромным. Мы не были готовы к такой встрече, понимаете? Видимо, англичане засекли нас радаром, а у нас никакого радара. Первые два снаряда скользнули по борту и взорвались в нескольких метрах от корпуса. Стрельба велась из сорокамиллиметровой пушки килограммовыми снарядами. Англичане зовут их «хлопушками». Две следующие «хлопушки» легли точно в цель: одна попала в машинное отделение и вывела из строя двигатель, вторая прошила рубку рулевого. Я стоял там на вахте.

— Килограммовый снаряд, разорвавшийся в замкнутом пространстве, — не слишком, приятная штука, — сказал Петерсен. — Вы были в рубке один?

— Со мной находилось еще двое. Им повезло меньше, чем мне. — Карлос взглянул на Петерсена. — Ну да ладно! Что случилось, то случилось.

В дверь постучали, и вошел очень юный матрос. Он вытянулся по стойке «смирно», отдал честь и спросил:

— Вы посылали за мной, капитан?

— Да, Пьетро, У нас гости. Усталые, томимые жаждой гости.

— Так точно! — юный матрос вновь отдал честь и вышел.

— А вы говорите об отсутствии дисциплины на флоте, — заметил Петерсен.

— Дайте срок, — улыбнулся капитан. — Паренек с нами всего лишь вторую неделю.

— Он, что, прогуливает уроки? — изумленно поинтересовался Джордже.

— Пьетро старше, чем кажется, по крайней мере, месяца на три.

— В вашем экипаже представлены все возрастные категории, — усмехнулся Петерсен. — Старшему Пьетро никак не меньше семидесяти.

— Гораздо больше, — Карлос рассмеялся. Казалось, все на свете его забавляет. — Пенсионер, безбородый юнец, так называемый капитан с двумя из четырех полагающихся конечностей — отличная команда! Подождите, еще увидите остальных…

— Что случилось, то случилось, согласен. — продолжил беседу Петерсен. — Согласен. А можно задать вопрос относительно настоящего?

Карлос кивнул.

— Почему вы не ушли из флота по инвалидности или, в конце концов, не списались на берег? Почему до сих пор на действительной службе?

— На действительной службе? — капитан опять рассмеялся. — Это не действителъная служба. Как только запахнет порохом, я тотчас подам рапорт об увольнении. Вы видели наше вооружение, Петер? Мы держим этот металлолом лишь из тщеславия. Пушки никогда не будут использованы ни для атаки, ни для обороны — обе неисправны. Слоняться взад-вперед между Италией и Югославией совсем не сложно, во всяком случае, для меня. Ведь я родился и вырос в сорока милях отсюда, в Пескаре. У моего отца было несколько яхт, и все свое детство, а затем и до нелепого длинные студенческие каникулы провел в плаваниях по Средиземному морю, главным образом вдоль югославского берега. Адриатическое побережье Италии — скучно и неинтересно. Между Бари и Венецией нет ни одного живописного места, заслуживающего упоминания. А сотни островков Далмации — истинный рай для яхтсмена! Я знаю их лучше, чем улицы Пескары или Термоли, и морское министерство находит это полезным.

— Как же вы пойдете ночью? — спросил Петерсен. — Без маяков, без световых буев, без каких-либо береговых навигационных ориентиров?

— Если бы я зависел от всего этого, морское министерство вряд ли было заинтересовано во мне, верно? Да, помогите же ему кто-нибудь! — возглас капитана относился к юному Пьетро, который вошел в каюту, пошатываясь под тяжестью гигантской плетеной корзины. В ней находился великолепно оборудованный бар. В дополнение к крепким спиртным напиткам, ликерам и винам юный матрос прихватил даже сифон, заправленный содовой водой, и маленькое ведерко со льдом.

— Пьетро пока не научился исполнять обязанности стюарда, а я не намерен покидать свое кресло, — сказал Карлос. — Пожалуйста, обслуживайте себя сами, господа. Спасибо, Пьетро. Предложи остальным пассажирам присоединиться к нам, если они захотят.

Юноша отдал честь и вышел.

— У нас на борту находятся еще два пассажира, имеющие отношение к Югославии, — пояснил капитан. — Понятия не имею, зачем они туда направляются. Впрочем, точно так же не знаю, какие у вас там дела. Вы не знаете их дел, они не знают ваших, но корабли, встречающиеся ночью, обязаны обмениваться друг с другом опознавательными сигналами. Таковы правила плавания в открытом море.

Петерсен указал на корзину, из которой Джордже подал Зарине и Михаэлю апельсиновый сок.

— В открытом море несколько иные правила, — заметил он. — По-моему, ваше морское ведомство недооценивает суровые условия тотальной войны.

— Не волнуйтесь, Петер, — улыбнулся Карлос. — Наше морское ведомство так же скупо, как и любое морское ведомство мира. Кое-что из этих припасов прислал мне отец из собственных винных погребов, а кое-что подарили зарубежные друзья.

— «Крусковач», — Джордже дотронулся до бутылки, — «граппа», «пелинковач», «сливовица»… Можно подумать, все ваши зарубежные друзья — югославы. Наш гостеприимный и внимательный юный друг Пьетро ясновидящий? Он догадался, что мы идем в Югославию, или был информирован ?